Бетон, абсолютно пластичная тема

12/10/2016

Kunsthalle Wien всегда работал с тематикой – не так, что, организуя сборки работ более-менее на тему, но брали тему, как организующую вообще всё, а авторы лишь бы попадали в концепт; не главные они там, словом. «Космос», «Salon der Angst», «The Porn Identity», «Fahrstuhl zum Schafott» («Лифт на эшафот» – некие социальные ужасы, американские), «The Future of Memory», «The Circus as a Parallel Universe», «No fashion, please!» Это не то чтобы было неплохо для выставок как ход: подход вёл и к некоему неизбежному результату. Теперь, похоже, привёл.

В этот раз у них максимум (или минимум) возможного – бетон (работает до 16 ноября): Béton at Kunsthalle Wien (https://www.kunsthallewien.at/#/en/exhibitions/beton). В самом же деле, абсолютная тема. Из него можно сделать практически что угодно, распространён повсеместно, функционально разнообразен – с ним можно связать весьма разные смыслы. До анекдота: «о чём вы думаете, глядя на бетон?» Но какие анекдоты, тут тема единого вещества, чего-то, из чего сделано почти всё на свете.

Kasper Akhøj, 999, 2015, Courtesy Ellen de Bruijne Projects, Amsterdam

Собственно, это вовсе не моё восприятие. То есть моё, но явно соответствует кураторскому. По крайней мере, у Кунстхалле есть ещё павильон на Карсплац, Kunsthalle Wien Karlsplatz, так там выставили работу Рона Терады, Other Side of Sign / Concrete Language (https://www.kunsthallewien.at/#/en/exhibitions/ron-terada-see-other-side-sign-concrete-language), «Взгляни на изнанку знака / Бетонный язык». Что, как сказано в буклете, «подвергает сомнению функции языка как объективной семиотической системы». Ровно о том, о чём и я: всякий знак сделан из чего-то всеобщего, а чего тогда он, собственно, знак?

Ron Terada. Concrete Language. 2006/2016. Courtesy the artist and Catriona Jeffries Gallery, Vancouver

Понятно, есть техническая проблема: как это выставлять? Мелкие бетонные штуки – ну, суть не в них, а большие не втащишь. Неизбежны фотографии. Обязательна смысловая оболочка, ради которой, собственно, всё делалось. Но здесь нет предложения зрителю включить воображение или вспоминать всё, что у него было связано с бетоном по жизни.

Всё жёстко, а на передний план выведена социальность. Буклет: «В 1950-е и 60-е бетон рассматривался как воплощение модернизма как такового. На основе бетона утвердился отдельный архитектурный стиль, „брутализм” (происходящий из французского названия „голого” бетона: béton brut ). Бруталистская архитектура отличалась не только выразительностью использования бетона, но и социальной составляющей: как правило, она имело дело с социальным жильём, с муниципальными образовательными учреждениями, культурными центрами».

Далее: «Стремясь изменить общество, бруталистская архитектура фактически пыталась оформить утопию. Многие здания, построенные в то время, сегодня под угрозой сноса; они, как считается, свою миссию провалили. Модернизм был запятнан антиутопией. Современное искусство снова обращается к его исходным идеям, к его эйфории, но помнит и о его провале. Вспоминает, что некогда архитектура была более чем созданием замкнутых пространств, а бетон – не просто строительным материалом, он был исторически и идеологически заряжен».

David Maljković. Missing Colours, 2010. Courtesy the artist and Annet Gelink Gallery, Amsterdam

Как минимум это рамка, в которой следует рассматривать тему. Разумеется, тут не только экспозиция, а целый пакет мероприятий. Например, воркшоп, «Brutality, its Languages, its Spaces of Articulation», «Брутальность, её языки и пространства артикуляции». Тут уже обыгрывалась двусмысленность béton brut – brut не только для «голого бетона», но и как корень брутальности.

Пояснение: «Мы задаёмся вопросом о том, кто кого в каких случаях называет „брутальным”. Нам интересны ассоциации, следующие за этим словом; то, к каким вариантам враждебности в нынешнем обществе оно применимо. Скажем, брутальность сексистских хейт-спичей или правой агитации часто считают проявлением глупости и отсутствия образования. „Брутальность” связывают с грубостью и отсутствием культуры коммуницирования. Но нет ли ситуаций, в которых использование её тупого языка может быть понято как восстание того, что подавляется и исключается из общества?»

Ещё была экскурсия по выставке с пояснениями социальной стороны «béton'а brut», Brutalist Architecture of the 1960s and Its Social Component – with Wolfgang Brunner: «От самого инновационного материала в послевоенный период к осуждению в 1980-х. Нынешний ренессанс: узнайте о бетоне и о том восхищении, которое он вызывает у современных художников». Причём не так, что всё это не выходит за пределы Музейного двора. Выставка весьма интенсивно обсуждается в прессе – конечно, задана тема, есть точка привязки к ней – такое обрадует любого колумниста. Как правило, учитываются оба аспекта (социальность и брутальность). Ещё одна тема – утопии как таковые и их крах, ну, а в целом – полная готовность рассматривать тему уже и в оторванном от экспозиции варианте.

Например, тут (https://we-make-money-not-art.com/beton-the-history-of-a-concrete-clad-utopia/): «Похоже, что долго ненавидимый брутализм сделался теперь самым любимым архитектурным стилем. Ностальгия в отношении к последней модернистской архитектуре проявляется в ошеломляющих подарочных альбомах, постоянно возникают кампании, желающие сохранить его некоторые шедевры. Но отчасти реабилитированы лишь грубое очарование и строгие конструкции брутализма, а не его утопические амбиции. Здания, сделанные из цементной и каменной смеси, так и несут на себе клеймо эгалитарных обязательств и утопии социального прогресса, который они обещали, но не смогли реализовать».

В пакете Кунстхалле были ещё и Special Tours. Например, Vienna Ugly – an urban exploration: «Все знают красивую сторону Вены. „Городское исследование – уродливая Вена” на время отойдёт от клише восхитительной архитектуры, шницелей и Сиси». Надо полагать, водили по местам массовой бетонной застройки. Хотя и тут с уродством непросто, социальное жильё там неплохое. Жаль, что не дали хотя бы примерный маршрут – что за район имеется в виду?

Маршрут дан в другой экскурсии, но там нейтральная тема, «ArchitekTour Wien»: «присоединяйтесь к АрхитекТуру по Вене, узнайте различные стили вдоль линии метро U1». Ну, линия идет от Карсплатца до Ройманплатца, а там бетонного соцжилья хватает – если за Antonspark и в сторону стадиона ФК «Austria Wien».

Конечно, такие пакеты (выставка, буклет-каталог, дискуссии в рамках выставки) вполне привычны. Или же на Документах всегда обсуждают некие темы на основе нескольких экспозиций. Но последовательная стратегия Кунстхалле – всё же нечто иное. Они выводят тему за пределы собственно работ (в обсуждениях практически не упоминаются авторы), но при этом нет ни малейшего оттенка аттракционизма. Теперешний «бетон» выглядит некоей точкой, которой Kunsthalle, что ли, отмечает новое качество. Скажем, факт окончательного закрепления на территории, на которой искусство уже снова что-то другое. Даже то, что я тут занимаюсь выстраиванием таких предположений, – ровно о том, что экспозиция в целом оказывается конкретной арт-работой. Что именно там представлено? Всё вместе: тема, фотографии, иллюстративные бетонные блоки, воркшопы, Special Tours, слоган возле Kunsthalle Wien Karlsplatz, обсуждение в СМИ. Да, есть всё же описание и по авторам, Béton at Kunsthalle Wien (https://artviewer.org/beton-at-kunsthalle-wien/). Но и они там рассматриваются ровно внутри темы, как её нюансы.

В сумме получается, что тут социальный проект плюс историческая составляющая. В обсуждениях говорят о социальном, о брутальности, об утопии. И это уже почти системно: в самом деле, кто-то же должен это обсуждать? Что ли, не всё в порядке с традиционными институциями, которые уже не способны реагировать на изменения тем? А это должно где-нибудь происходить.

Но, наверное, не так уж институции обрушились всё же. Тут что-то другое. И без Кунстхалле было ощущение, что то, что связано с современным искусством (с литературой определённого типа тоже), начинает становиться некоторым лабораторным вариантом взаимодействия с новизной в какой-то зыбкой среде – той, которая производит смыслы. Ну, а если новые смыслы, то они определяют и новые пространства. В общем, занимаются чем-то, чего раньше не было. В том числе новыми мнениями, и тут даже не так важно, о чём именно. По-своему мнения тоже вещество, с которым можно работать.

Tercerunquinto, Gráfica reportes de condición, 2010–2016, Courtesy the artist and Proyectos Monclova, Mexico City. Photo: Stephan Wyckoff

Этот вариант начинает работать не только опосредованно (через визуалку или тексты), но и как-то иначе, прямо. Причём тут есть место и эстетике, это же красиво – обнаруживать и фиксировать перемены. В том числе в темах, вроде бы чуждых искусству. Даже не сама по себе экспозиция оказывается результатом, но – именно текучесть мнений, появление новых умственных построений, всякое такое. Тема и мнения сами по себе не так важны, как эта фиксируемая текучесть. Что-то происходит, что фиксируется каким-то образом, вот главное. Разными способами фиксируется, в частности – такими выставками. Но это очень субъективная территория. Тут и авторам активистского искусства есть где разгуляться (они-то это уже вполне оценили), и тем, кто тупо штукарит на новых технологиях. Кто-то спекулирует, кто-то работает, кто-то спекулирует, думая, что работает: думает, что делает объекты, а на самом деле – превращает в объект себя. Это как обычно – неизбежная в таких ситуациях мутная вода. Нынешняя история существует уже не первый год, а теперь стало немного яснее.

Если же перейти на романтические метафоры, то ситуация абсолютно соответствует теме выставки (ну, или наоборот) – нечто неопределённое полужидкое, жидкое и пластичное окаменеет и сделается заметным. Обустройство меняющейся реальности твердеющими штуками и понятиями. Высохнут – будут новыми верстовыми столбами.

ородское кабаре