Пришить тень
Экспресс-интервью с американской художницей Рэйчел Россин
11/01/2017
Лаура Брокане
Ещё до 15 января рижский центр современного искусства kim? в сотрудничестве с нью-йоркской художественной институцией Art in General показывает выставку новых работ нью-йоркской художницы Рэйчел Россин (Rachel Rossin, 1987) «Мой зелёный лист». На ней раскрываются главные интересы художницы – попытки оперировать возможностями виртуальной реальности (ВР), задавая вопросы о границах гиперреальности и воображения. Зритель может позволить имитационному моделированию взаимодействовать с его физическим восприятием. В то же время Россин выставляет в Риге и абстрактные, визуально выверенные пейзажи, подталкивающие к размышлениям об улетучивающейся природе понимания красоты.
Совсем недавно журнал Arsty включил Рэйчел Россин в топ 16 молодых художников этого года, а в 2015 году художница получила стипендию нью-йоркского New Museum для исследования виртуальной реальности. Наиболее важные персональные выставки Россин проходили в Нью-Йорке, однако её работы включены также в коллекцию современного искусства Borusan в Стамбуле и в коллекцию Zabludowicz в Лондоне.
Расскажите, пожалуйста, о выставке «Мой зелёный лист». Я так понимаю, что она – часть вашего большого проекта.
Все рисунки и живописные наброски здесь – текстуры сканированных 3D-объектов. Мне нравится идея о сшивании цифрового с аналоговым и наоборот. Примерно в течение года я работаю в этой технике обработки. Она напоминает мне попытку Питера Пэна, помогая Венди, пришить свою тень – они оба пытаются прикоснуться к ней, но это же невозможно, и роль тени постоянно зависит от физического образа. Поэтому у теней скульптур на выставке столь же важная роль, как и у самих художественных работ.
«Мой зелёный лист» – это экспозиция о символической роли цифровых медиа и аналоговой реальности в контексте унаследованных стыда, страха и одержимости: объекты стоят как похожие на призраки причудливые фигуры, которые создало давление моего тела.
При создании этой работы думали ли вы о латвийском контексте?
Я думаю о политическом и историческом контексте Латвии и о том, что эта история связана с коллективной и исторической памятью. Делая эту работу, я много думала о значении страха и стыда и о его унаследовании – чуткий обмен между настоящим и прошлым означает передачу сообщения будущему, что в настоящий момент является особенно важным. Я – по происхождению из немецких евреев, я знаю, что мои родственники были в Риге (в концентрационном лагере в Межапарксе Kaiserwald – ред.) во время Второй мировой войны, но я не стараюсь осознанно включить эту тему в работы. Однако я принимаю во внимание, что рисунки на этой выставке похожи на иллюстрации в журнале Simplicissimus. Мне всегда нравились эти иллюстрации, и я неосознанно ассимилировала их социально-политический символизм.
Почему для вас важно использовать оба эти способа – рисунки и картины, выполненные в традиционной технике, и современные технологии?
Потому что мне нравятся оба. В моём опыте это кажется честным – и это просто правильно. Цифровая реальность появилась из физической и полностью зависима от неё. Однако всегда как-то удивительно, что эти два мира хотят взаимодействовать. Есть мнение, что цифровые медиа и образность бестелесны, однако, чтобы прийти к нам, им надо быть физическими – хотя бы и кратковременно. Цифровые медиа – это особый вид одержимости, и, кажется, именно поэтому я к ним постоянно возвращаюсь (лучше всего это видно на выставке в её ВР-части).
Эта одержимость виртуальной реальностью свойственна вам, уже начиная с восьмилетнего возраста. Как это получилось?
Мне приходит в голову только самое очевидное – это было классно и это можно было контролировать; а в детстве это важно. Меня восхищали все эти системы, и мне был нужен эскапизм. Интересно представить себе нас прежних, задав этот вопрос сегодняшним восьмилетним детям, потому что сейчас возможности выбора, по сути, нет.
Работа «Мой зелёный лист» заставляет подумать о ежедневном выборе между виртуальным и аналоговым мирами. А вы чувствуете эту дилемму в своей жизни?
Виртуальный мир и цифровые медиа – не угроза; виртуальная реальность, так же как и медиа до того, это дополнение аналогового – как изобретение распахивающихся дверей.
Вы в своих работах отзываетесь на историю искусства, например, на сюрреализм, который тоже рефлексировал на тему зрительского восприятия.
Думаю, что да, но это больше скрывается в моём сердце, чем водит моей рукой. Сердечность и застенчивость сюрреализма очень трогательны, и я думаю также, что тот период времени находит отклик в дне сегодняшнем. Сюрреализм тесно связан с автоматизмом, процедурами имитационного симулирования в видеоиграх, а также определённо с виртуальной реальностью. Мне нравится, что на антропогенной плоскости индустриализации и глобализации очень многое изменилось, однако в теме сюрреализма – в логике мечты – ничего особо не поменялось.