Семь дней нового пейзажа
Экспресс-интервью с кураторами и участниками выставки «Новый пейзаж» Петром Антоновым и Анастасией Цайдер
15/03/2018
С 16 марта до 27 мая в екатеринбургской галерее Ельцин-центра пройдёт масштабная выставка современной российской фотографии «Новый пейзаж». В выставке примут участие: Лиза Фактор, Александр Гронский, Валерий Нистратов, Максим Шер, Пётр Антонов, Сергей Новиков и Анастасия Цайдер.
Эта выставка – первая в России попытка обобщить фотографические исследования пейзажа последних 15 лет. Кураторы выставки задумали «Новый пейзаж» как своеобразный способ осмысления новой российской культуры. В представленных проектах художники отслеживают изменения ландшафта и волей-неволей фиксируют и другие трансформации в обществе: переход от плановой экономики к рыночной, от индустриального общества к постиндустриальному, от советского к российскому.
Накануне открытия мы поговорили с кураторами и участниками выставки Петром Антоновым и Анастасией Цайдер. Наш разговор коснулся как изменений российского ландшафта и особенностей российской фотографии, так и общих вопросов, возникающих при желании как-то определить особенности современного фотографического языка.
Анастасия Цайдер, из серии «Аркадия». 2016–2017
Название выставки – «Новый пейзаж». Здесь это жанровое определение?
Пётр: Нам нравится, что слово «пейзаж» – это и местность, и изображение этой местности, и жанр искусства тоже. И нам нравится многозначность этого названия.
Анастасия: В первую очередь название говорит о том, что все проекты авторов – это документирование нового пейзажа. Выставка – и о новой фотографии, и о появлении нового ландшафта, о беспрецедентных по масштабу трансформациях в обществе.
Почему вы решили посвятить выставку пейзажу?
П.: Во-первых, мы сами как фотографы много работаем с пейзажем. Пейзаж нам кажется очень хорошим способом для осмысления культуры, общих законов, которые действуют в рамках культуры и проявляются везде, но в пейзаже они более сконцентрированы. Во-вторых, пейзаж – очень доступный жанр для зрителя. Зритель привык воспринимать пейзаж как произведение искусства, это привычная форма, которую можно наполнить множеством не совсем привычных содержаний.
Максим Шер, из серии «Палимпсесты». 2010–2017
Что ты имеешь в виду, когда говоришь о насыщенности культурными законами?
П.: Мне кажется, что вот, например, постсоветский общественный интерьер будет выражением тех же законов, что и постсоветский пейзаж, он будет обладать тем же набором разнонаправленных векторов индивидуальных устремлений. Американский географ Пирс Льюис сравнивает культуру с айсбергом, у которого над водой видны разные вершины, но на самом деле они составляют единое целое, и ребрендинг Макдональдсов будет столько же говорить об обществе, сколько и Empire State Building.
А.: Мы не можем сейчас снять пейзаж, не изменённый человеком. В любом пейзаже мы найдём антропогенные изменения, следы деятельности человека. И когда мы говорим об отражении культуры, мы подразумеваем, что больше не существует чистого пейзажа с первозданной природой. Пейзаж говорит нам об обществе, о взаимодействии человека с ландшафтом. И нам здесь интересен взгляд фотографа: как фотограф выбирает пейзаж и что наделяет смыслом. То, на чём он фокусируется, рассказывает о том, какие темы его волнуют, с чем он хочет взаимодействовать.
И какие темы волнуют вас как авторов?
А.: Мне – и как фотографу, и как куратору – больше всего интересна трансформация ландшафта, которая вызвана экономическим и политическим сломом, переходом от советского к российскому. В общем, я снимаю пейзаж как рассказ об этом.
П.: Мне в данном случае тоже сложно отделить в себе автора от куратора. Пейзаж мне интересен именно доступностью и насыщенностью этими проявлениями культуры.
Пётр Антонов, из серии «Деревья, автомобили, фигуры людей, различные типы ограждений». 2010–2013
Как вы выбирали авторов?
П.: Изначально у нас был уже какой-то набор авторов. Бóльшая часть – те, чьи работы нам давно уже хотелось собрать в одну выставку. Может, даже ещё до того, как мы решили, что выставка будет пейзажной. Это было даже не осмысленное решение, а интуитивное понимание, что эти фотографы должны участвовать. Мы перебирали варианты, кто-то добавился.
А.: Фактически, как только нам пришла идея этой выставки – а о ней мы думали на протяжении последних пяти лет, – были понятны и авторы. Это связано с тем, что они давно работают с этим жанром. Нам нравился язык, с помощью которого они исследуют ландшафт, нам нравилось, что каждый из этих фотографов имеет свой взгляд, свои темы. Плюс ко всему на выставке выстроилась очень хорошая хронологическая линия.
Как выстраивается эта хронология?
П.: В какой-то момент мы поняли, что самым логичным образом организовать эту выставку будет именно хронология. Проекты сняты в разное время на протяжении последних примерно 15 лет. И совершенно очевидно, что за этот хоть и небольшой интервал, пейзаж претерпевал кардинальные изменения. Эти изменения не могли не отразиться в фотографии и способе фотографирования и в форме и в содержании. Мы выстроили хронологию от самого раннего до самого позднего проекта. Меняется пейзаж, меняется и фотография, которая этот пейзаж отображает.
Валерий Нистратов, из серии «Документы природы». 2008–2011
Как вы думаете, эти изменения пейзажа последних 15 лет характерны именно для России?
А.: Какие-то характерны для России, какие-то можно экстраполировать на постсоветскую территорию, а какие-то абсолютно глобальны.
П.: Изменения, которые очень характерны для России в этот период, – это сначала запустение пейзажа вследствие экономической и политической смены после развала Советского Союза. Потом следует трансформация пейзажа от социалистического к капиталистическому – это переход от спланированного пейзажа к пейзажу, сформированному разнонаправленными векторами, о которых я говорил. А если говорить о каких-то глобальных вещах, то это переход от индустриального к постиндустриальному обществу. И в России этот переход ещё совпадает с переходом от советского к постсоветскому.
А.: Выставка начинается работами Лизы Фактор с покинутыми территориями Сибири, где хорошо видно эту пустоту, дальше в ландшафте возникает хаотичное – это признаки капитализма, новые знаки, которые являются символами новой экономической реальности и которые видны на примере проектов Максима Шера и Петра Антонова.
Вы говорите о начале и конце выставки. Как же организовано пространство галереи?
П.: Длинный изогнутый зал галереи мы делим на три виртуальных зала. В первом мы располагаем самый ранний проект выставки – «Поверхность Сибири» Лизы Фактор, о котором только что говорила Анастасия. Он очень хаотичный, пустой, для нас это метафора первичного хаоса, с которого начинается творение пейзажа. А в самом последнем зале последним висит проект Анастасии Цайдер «Аркадия», в котором зелень, деревья захватывают городской пейзаж. С одной стороны, это даёт успокоение после всех хаотических разнонаправленных движений, а с другой – это метафорическое возвращение человеческого пейзажа обратно к природному, после которого всё снова может смешаться. Получились такие семь дней творения пейзажа, последний из которых намекает на то, что всё, может быть, придётся делать заново.
Александр Гронский, из серии «Меньше единицы». 2006–2008
Что же за эти «семь дней» происходит с фотографией? Пётр упомянул, что за 15 лет изменился и способ фотографирования.
П.: Я бы сказал, что способ фотографирования зависит от темы. У Лизы Фактор поверхность очень фрагментарна, это выхваченные куски из хаотического полупокинутого пространства. У Александра Гронского в проекте «Меньше единицы» – визуализация необъятности пространства и пустоты. У Валерия Нистратова единственный чёрно-белый проект. Его проект «Документы природы» – очень тонкая фотография, в ней много лирики, что для современной «нейтральной» фотографии непривычно. Эта лирика накладывается на отчасти экологический пафос. Валерию всё это удаётся сочетать. В моём проекте (Пётр Антонов, «Деревья, автомобили, фигуры людей, различные типы ограждений») и проекте Максима Шера – проявления вот этих разнонаправленных векторов, кадры перегружены очень противоречивой информацией. Сергей Новиков в проекте «Grassroots» помещает современный любительский футбол в классическую композицию пейзажа с людьми и живописными задниками с градирнями и прочими современными атрибутами. И, наконец, проект Анастасии Цайдер уравнивает хаос, который может быть в постсоветском пространстве. Композиции, наполненные информацией, очень умиротворённые, настолько же умиротворённые, как и композиции Александра Гронского с абсолютно пустыми кадрами. Очень интересно, как перекликаются эти умиротворённая пустота и умиротворённая наполненность.
А.: Если вернуться к названию «Новый пейзаж», то оно, безусловно, относится и к языку фотографии. Такой язык появился в российской фотографии не так давно, собственно, вместе с авторами, которых представляет выставка.
П.: Я бы его характеризовал как интернациональный фотографический язык, который не имеет каких-то национальных особенностей. Эти особенности, конечно, могут быть нюансами, видимыми со стороны. Мы тоже задаёмся вопросом, существует ли что-то особенное в российской фотографии. Первый ответ, который у меня возникает: она отличается содержанием. Еще один ответ, который я слышал, – что российская фотография отличается бóльшей эмоциональностью, но я не знаю, насколько это применимо к авторам выставки.
Лиза Фактор, из серии «Поверхность Сибири». 2001–2008
А как же «славянское чувство простора»? [«Славянским чувством расстояния» Джон Бёрджер описал румынский снимок классика американской фотографии Пола Стренда.]
П.: Естественно, оно есть, но я не уверен, что оно относится к языку фотографии. Россия провоцирует делать грандиозные проекты, Россия провоцирует делать «войну и мир», и от этого невозможно отвертеться. И, собственно, я об этом размышлял, когда был в художественной резиденции в Латвии.
Интересно, когда в начале XX века живопись начинает заниматься саморефлексией, она это делает на материале пейзажа, на «нечеловеческом» материале, где нет никакой эмпатии.
П.: Да, собственно, искусство начала XXI века, наверное, уже не может не быть рефлексией на тему искусства. И пейзаж действительно является самым «бессловесным пациентом», на котором можно проводить опыты. Вообще, фотографический язык – это тема, о которой я люблю думать. И мне кажется, что, по крайней мере, в настоящий момент сложно говорить о такой вещи, как индивидуальный фотографический язык. Сейчас фотографический язык стал инструментом, который используется для решения тех или иных задач и при этом является чем-то подвижным и изменяющимся. То, что 50 лет назад долго вырабатывалось фотографом как его личный фотографический язык, теперь превратилось в фильтр в Instagram. И через этот фильтр фотографический язык абсолютно обесценился. Естественно, изображение несёт в себе какие-то личные особенности автора, его интересы, характер, настрой, то, что он ел на завтрак, и два фотографа, похожие жанрово и идейно, снимут одну и ту же вещь по-разному. Но это не обязательно будет их фотографическим языком.
Тебе не кажется, что Instagram –это всё-таки разговорный фотографический язык, форма коммуникации, которая сейчас формируется, язык же фотографа – это художественный язык? Конечно, они заимствуют друг у друга…
П.: Да, безусловно, художественный язык – это язык высказывания, а не двусторонней коммуникации.
Работы участников выставки можно посмотреть на страницах:
Лиза Фактор, www.lizafaktor.com
Александр Гронский, www.alexandergronsky.com
Валерий Нистратов, www.valerinistratov.com
Пётр Антонов, www.petrantonov.com
Максим Шер, www.maxsher.com
Сергей Новиков, sergeynovikov.com
Анастасия Цайдер, tsayder.com
