Foto

Повесть о тех, кто родился в девяностых

Arterritory.com

Post-Soviet Visions: Image and Identity in the New Eastern Europe
Calvert 22 Foundation, Лондон

Экспресс-интервью с фотографом Иевой Раудсепой

29/03/2018

До 15 апреля в галерее Calvert 22 Foundation в Лондоне проходит выставка Post-Soviet Visions: Image and Identity in the New Eastern Europe («Постсоветский взгляд: образ и идентичность в новой Восточной Европе»), на которой представлены работы молодых фотографов из восточноевропейского региона. Кураторы Эко Эшун и Анастасия Фёдорова выдвигают в фокус выставки точку зрения поколения, родившегося в тот период истории, когда после падения Советского Союза мир необратимо изменился. Эта экспозиция представляет видение мира тридцатилетних, точнее – коллекцию портретов людей этого поколения. Анастасия Фёдорова в тексте, посвящённом выставке и опубликованном на портале Dazed, риторически спрашивает, являемся ли мы в этом глобальном мире сейчас, через более чем 25 лет после падения коммунистического мира, «все одинаковыми или по-прежнему отличаемся друг от друга»? Страны происхождения авторов этой выставки – Грузия, Германия, Латвия, Польша, Россия, Украина и Узбекистан. Мы решили поговорить с одной из участниц – латышкой Иевой Раудсепой, которая в настоящее время учится в магистратуре Калифорнийского института искусств.


Дайнис

Как твой проект «Так хорошо, насколько можешь» попал на выставку Post-Soviet Visions: Image and Identity in the New Eastern Europe?

Я познакомилась с Анастасией Фёдоровой, одним из кураторов выставки, на смотре портфолио Рижского фотомесяца. Она заинтересовалась моими работами и тогда же сделала со мной интервью для журнала i-D. С того времени у нас завязался контакт, и осенью прошлого года Анастасия пригласила меня участвовать в этой выставке.

Ты сама считаешь, что эта экспозиция концентрируется на национальных вопросах. Почему тебе кажется важной эта тема в период глобализации XXI века? Вот и ты сама живёшь и учишься сейчас в Калифорнии.

Я начала размышлять над этой темой ещё как участница международного мастер-класса ISSP. Моим преподавателем был Арон Шуман, и в тот раз, чтобы немного вытолкнуть меня с привычной траектории, он предложил начать проект на какую-то серьёзную тему, представляющуюся политически или философски значимой. Это было более двух лет назад, и в тот момент конфликт на Украине ещё разгорался. В Латвии проходили международные военные манёвры, и атмосфера была насыщена опасениями и беспокойством о том, что подобный сценарий мог бы разыграться и здесь.

И хотя с того времени и проект, и замысел поменялись, именно тогда я начала думать о том, из-за чего рождаются эти страхи и почему для меня так важно это место, ведь с практической точки зрения Латвия маленькая и не особо богатая страна в одном из уголков Европы. Наверное, какую-нибудь «лучшую жизнь» легче было бы создать где-нибудь в другом месте, но мне всё-таки нравится Латвия. В то же время я поняла и то, насколько неприятным мне представляется национализм. Хотя мы и не можем говорить о национализме как о некоем едином во всех его проявлениях феномене, но всё равно в самой сути я вижу его как идеологию, выступающую в интересах закрытой группы людей, к которой не все могут присоединиться. Чтобы поддерживать связь между разными индивидами, надо создать общее повествование, которое, чтобы оправдать своё существование, должно быть и в немалой степени самопрославляющим. В наше время хорошо заметно, в сколь разных отвратительных видах эти идеи могут воплощаться и приводить к Брекситу, политике президента США Дональда Трампа или враждебному отношению к беженцам во многих местах Европы.

Меня интересует, как могут сосуществовать необходимость в ощущении причастности к определённой группе и сомнения в том, что это идиллическое пасторальное место, которое национальное государство обещает нам создать, вообще существует, а если оно существует, не заключает ли оно в себе всегда и некую агрессию по отношению к «другому». Я представляю первое поколение, выросшее после падения Советского Союза, и для этого проекта я снимала своих друзей, сверстников, думая об эстетике, в которой фотографировались люди во времена первой независимой Латвийской Республики. Таким образом я хотела отозваться на уже минувшее настроение в контексте современности и одновременно показать молодость как идеологически вечный феномен, в то же время являющийся преходящим для каждого отдельного индивида. Я думаю, что для большей части из нас, родившихся в 1990-х годах, «латышскость» по-прежнему всё ещё под большим вопросом, но одновременно существуют и романтические идеалы того, что она означает.


Ласма


Кристоферc со шляпой

В фокусе экспозиции – взгляд того молодого поколения Восточной Европы, которое появилось вместе с крушением социалистического строя. Чем же, по твоему мнению, это поколение отличается от тех, кто провёл своё детство ещё при прежнем строе, а также и от своих родителей? И ощущаешь ли ты различия между молодёжью Западной и Восточной Европы?

Мне, конечно, трудно представить, что, например, чувствовала моя мама, когда росла в Советском Союзе, поэтому я не знаю, могу ли я по-настоящему сравнивать опыт разных поколений. У нас сейчас намного больше возможностей путешествовать и создавать международные контакты – быть частью глобального сообщества. У меня есть ощущение, что в моём поколении в немалой степени выражено стремление творить и каким-то образом бросать вызов определённым представлениям о том, «как должны обстоять дела», что, возможно, в общественном плане не было столь ярко выражено 10, 15 или 20 лет назад. У меня есть друзья, активно включившиеся в инициативу Free Riga. Это – великолепный пример прогрессивного подхода, позволяющего думать о том, как обитать и уживаться в своём городе. Я упоминаю об этом, т.к. не уверена, что нечто подобное могло бы появиться в 1990-х годах или в ранних 2000-х, но такие инициативы заставляют меня думать о моём поколении, которое ощущает себя намного самоувереннее и свободнее в возможности творить и пробовать.

Интернет также играет большую роль во всём этом, и поэтому я не знаю, действительно ли, к примеру, так уж ощутимы сейчас различия между молодыми людьми из Западной и Восточной Европы, потому что, в конце концов, все слушают музыку, смотрят фильмы и читают книги, которые теперь доступны, где бы ты ни жил. Вот объём карманных денег, вероятно, по-прежнему ещё сильно отличается.


Анна

Сегодня фотографируют все, и фотография в некотором роде утеряла свою таинственность. Что делает сегодня фотографию произведением искусства, а не просто фиксацией реальности?

Очень трудный вопрос, на который у меня нет хорошего ответа. Наверное, наиболее упрощённым и наиболее циничным ответом был бы такой – то, что делает фотографию произведением искусства, это контекст. И одновременно – во всех хороших произведениях искусства таится и какая-то мистерия.

Эта экспозиция уже в течение недели после открытия нашла отражение в целом ряде престижных медиа – в том числе в The Guardian и Wallpaper. Означает ли этот интерес, что Восточная Европа по-прежнему – экзотика, или же это просто профессиональный маркетинг и качественная экспозиция, которые заслужили внимания?

Я думаю, что в данном случае оба фактора сыграли свою роль. Конечно, Восточная Европа по-прежнему всё ещё немного экзотична.


Ласма