«Новое состояние живого» уже здесь
24/01/2019
Экспресс-интервью с Дмитрием Булатовым, куратором проекта «Новое состояние живого», открытого в российском музее PERMM до 17 февраля
Этот масштабный проект в области искусства, науки и технологий объединил под своей эгидой выставку, в которой приняли участие 20 художников из 10 стран мира, научную конференцию и трёхмесячную образовательную программу. Экспозиция заняла два этажа пермского музея современного искусства PERMM. «Новое состояние живого» демонстрирует различные пути использования новейших технологий XXI века – робототехники, информационных технологий и биомедицины – в актуальном художественном процессе.
Стать куратором проекта был приглашён известный российский специалист в области art&science Дмитрий Булатов, реализовавший более двадцати крупных международных проектов в этой сфере. Дмитрий – художник, теоретик искусства, куратор Государственного центра современного искусства (Балтийский филиал), дважды лауреат премии «Инновация» (в 2008-м и 2013-м), а в 2014 году он был номинирован на «Золотую Нику» фестиваля Prix Ars Electronica (Австрия) в разделе «Visionary Pioneers of Media Art».
Ральф Беккер (Германия). Мираж. 2014. Проекционная оптическая система, работа которой основана на показателях магнитного поля земли и алгоритмах глубокого обучения нейронных сетей. © Фoтo: Джина Фолли
По его мнению, «задача выставочного проекта формулируется следующим образом – показать, какую работу проделывают художники по поиску способов “схватывания” возникающей новизны – работу ничуть не меньшую, чем та, которую делают для нас наука и технологии, история и философия искусства». Впрочем, есть и другая миссия (обозначенная в пресс-релизе проекта) – «дать посетителю возможность научиться отношению к технологиям не как к рабам или простому продолжению нас самих, но как к неизвестным конструктам, с которыми мы вступаем в творческие союзы и заключаем осторожные соглашения». Мы попросили куратора проекта, Дмитрия Булатова, рассказать поподробнее о его видении и о том, как выдвинутая концепция выражается в самих выставленных работах.
Дмитрий Булатов. Фото: Galina Suschek
Изменилось ли за последние пять лет ваше собственное понимание искусства, работающего в едином пространстве с достижениями науки и новейших технологий?
Да, безусловно. Работа в любой междисциплинарной области подразумевает умение связывать между собой очень разные среды и взаимодействия. В этом отношении art&science – модельная территория. Здесь все процессы противоречивы и разнонаправлены. Особенно это касается художника: с одной стороны, он живёт в современности, которая требует социальной скорости и технологической адекватности, а с другой – он находится в длительной традиции искусства, которая нивелирует понятие времени. Существование в такой системе координат требует постоянной теоретической корректировки. В частности, за счёт пересмотра принятых ранее представлений и привычных стратегий. Я бы отметил два концептуальных «прорыва», которые в последние годы оказали влияние на моё восприятие технологического искусства. Первый связан с развитием идей «глубоких медиа» – набором практик, которые обращают наше внимание на текучие и трансформативные свойства материи, а также утверждают принцип её изначальной техничности. Второй «прорыв» – это целый веер постгуманитарных исследований (Мануэль Де Ланда, Энди Пикеринг, Анн-Мари Мол, Юджин Такер), которые ставят под вопрос многие базовые оппозиции: «живое» и «неживое», «естественное» и «искусственное», «активное человеческое» и «пассивное вещественное». Оба эти тренда оказали самое серьёзное влияние как на само технологическое искусство, так и на кураторские практики в области art&science. К слову, именно эти подходы я и использовал при подготовке выставки «Новое состояние живого» в музее PERMM.
Адам У.Браун (США) в соавторстве с Робертом Рут-Бернстайном (США). Истоки жизни. 2015. Фрагмент инсталляции. Реенактмент классического эксперимента по воссозданию земных условий, приведших к синтезу первых органических молекул © Фото: Адам У.Браун
Каковы основные мотивы проекта «Новое состояние живого»? Как бы вы их расшифровали?
Один из главных мотивов выставки – попытка переописания антропоцентрической картины мира. Эта традиция утверждает, что человек является мерой всех вещей. А всё окружающее – лишь разделение мира на живое и неживое, субъекты и объекты. Такое разделение неравноправно. Оно «откалибровано» по человеку и отличается беспощадным дуализмом во всём. И наш образ действий в мире тесно с ним связан. Мы действуем так, как будто мы – единственные хозяева здесь. Многие художники убеждены в том, что эта онтология как совокупность принципов нашего существования глубоко неверна. Сходные интуиции можно найти у многих авторов нашей выставки – Егора Крафта, группы «Quadrature», Терезы Шуберт, Хизер Дьюи-Хагборг, Саши Спачал. В их проектах различение между «человеческим» и «нечеловеческим» устраняется, а перед нами предстают люди и объекты, которые взаимодействуют друг с другом в равноправном процессе. Другие наши авторы сосредоточиваются на масштабах человека и уделяют внимание практикам, благодаря которым производятся эти масштабы. Например, Адам Браун и Ральф Беккер в своих работах обращаются к метабиологическим и метагеологическим формам производства истории, Сесилия Йонссон и Флорис Кайк – к вопросам идентификации принципа жизни, а Дмитрий Морозов, группы «Куда бегут собаки» и «Cod.Act» – к кибернетике и археологии медиа. По сути, каждая из этих практик направлена на то, чтобы устранить идею разделения между «природным» и «техническим» и объяснить, как эти границы выстраиваются.
Сесилия Йонссон (Швеция/Норвегия) в соавторстве с Родриго Лейте де Оливера (Португалия/Нидерланды). Гем. 2016. Трансформация плаценты человека в магнитную стрелку для компаса. В сотрудничестве с Институтом исследования рака и больницей OLVG West, Нидерланды. © Фото: Тёро Каршрюд
Не могли бы вы поподробнее рассказать о «глубоких медиа»?
На сегодняшний день это активно развивающаяся область исследований на стыке искусства, философии и науки. В фокусе внимания «глубоких медиа» – встреча с воздействием физических составляющих земли, воды и атмосферы (в частности, магнитных, электрических и гравитационных полей), а также субстратных элементов современных технологий (металлы, соли, кристаллы). Основной пафос «глубоких медиа» – переосмысление материальности и условий, при которых элементы материи обретают техническую форму. Приведу пример. На нашей выставке есть работа шведской художницы Сесилии Йонссон под названием «Гем». Наверняка вы слышали о гемоглобине – это такой белок, который отвечает за транспортировку кислорода в ткани. Так вот, гемоглобин состоит из белка – глобина, и небелкового пигмента – гема, который содержит железо. О железе, собственно, и идёт речь в этом проекте. Художница заключила договор с родильными домами, в рамках которого собрала 35 килограммов плаценты, высушила её и с помощью старинных приспособлений для плавки руды – горна, наковальни и т.д. – выковала из плаценты железную стрелку для компаса. Художница говорит о материнском ресурсе и его способности направлять нас по жизни в принимаемых нами решениях. Отсюда – и метафора компаса. Как мы видим, «глубокие медиа» предлагают довольно сложную сборку «человеческого» и «нечеловеческого». И это требует перестройки наших способов мышления.
На переднем плане: Куда бегут собаки (Россия). Город Ноль. 2018. Генеративная инсталляция. На заднем плане: Саша Спачал, Мириан Швагели, Анил Подгорник (Словения). Моя связь. 2013. Межвидовой симбиотический коннектор; Джон Маккормак (Австралия). Пятьдесят сестёр. 2012. Эволюционирующие изображения растений, созданных на основе логотипов нефтяных компаний. © Фото: Николай Кириллов
Насколько вообще широк спектр представленных в экспозиции художественных форматов?
Искусство «глубоких медиа» может выглядеть по-разному. У нас есть и высокотехнологичные объекты – например, аппарат межвидовой связи «человек-грибница» или оптическая система, работа которой основана на показателях магнитного поля Земли. Такие проекты непредставимы без элементов IT, робототехники и биомедицины. Есть переходные форматы – например, реэнактмент известных опытов по воссозданию атмосферы доисторической Земли, трёхмерная печать на основе ДНК-анализа или, скажем, онлайн-сторителлинг. Также присутствуют и совсем далёкие от новых технологий графика, видео и скульптура. Тем не менее у всех этих проектов есть основа, которая связывает их друг с другом, – это попытки художников обратить наше внимание на изменчивые свойства физического носителя художественного сообщения. Принято считать, что технологическое искусство ограничено в средствах высказывания. В deep media это не так – все проекты независимо от их медиум-специфичности работают с силами, полями и элементами по ту сторону медиума. Такой подход связан с видением более глубокого технического опосредования материи. Например, если медиаарт имел дело с производством неких компьютерных изображений, то deep media art анализирует эту образность с точки зрения геологической основы hardware – золота, меди, свинца и т.д. Иначе говоря, deep media art – это не конвенциональная «цифровая» эстетика, которая транслирует риторику корпораций и культуриндустрий. Это анализ коммуникативных прав элементов, которые образуют технические устройства и соответственно определяют возможности содержаний медиа.
Дмитрий Морозов / ::vtol:: (Россия). 12 262 Кольская сверхглубокая. 2018. Звуковая роботизированная инсталляция, в реальном времени использующая данные, расшифрованные с компьютерной перфоленты. Проект осуществлён при поддержке ГЦСИ в составе РОСИЗО. © Фото: Даниил Примак
Есть ли какие-то работы, которые были созданы специально для экспозиции?
У нас не было задачи помочь художникам сделать те произведения, которые они задумали. В этом проекте меня больше привлекла возможность разработки самой «выставочной ситуации». Той идеи, которая включала бы в себя запас подобий и различий уже существующих работ – для образования связного суждения. Классическая кураторская задача, только реализованная на материале deep media art. Хотя произведения, созданные специально для выставки, у нас, конечно же, есть. Например, проект Дмитрия Морозова под названием «Melt». Это такой робопроектор, который использует свойства самомодифицирующейся линзы на основе различных агрегатных состояний воды. Весь его проект – очень показательный пример распределённого и ситуативного посредничества. Сначала происходит некое действие со стороны аппарата – вода превращается в лёд; затем свет, идущий через устройство, плавит этот лёд – эти материальные трансформации и порождают изображение. Здесь всё время происходит перенаправление вектора действий. От «технического» агента-посредника – к «не-техническому» и обратно, и так до бесконечности. В этом проекте материя предстаёт перед нами как агент. Она никогда не топчется на месте, это непрерывная конфигурация средств, в которых сообщение создается практически без какого-либо внешнего нарратива. Это послание света, электрического тока и кристаллов, то есть медиальных носителей, сохраняющих свое автономное измерение.
Саша Спачал, Мириан Швагели, Анил Подгорник (Словения). Моя связь. 2013. Межвидовой симбиотический коннектор, осуществляющий связь человека и грибницы. В сотрудничестве с галереей «Капелица» (Любляна) и при участии Министерства культуры Словении. © Фото: Дамиан Шварц
В прошлом году на одном из аукционов более чем за 400 тысяч долларов было продано произведение, созданное при помощи искусственного интеллекта. Насколько термин «живое» можно применять к таким историям? Грядёт ли нас новая волна «фальшивок», созданных искусственным интеллектом по алгоритмам творческих манер реально существовавших художников?
Ещё в 1990-х годах для таких сущностей был найден термин «полуживые» (semi-living). Это такой тип материальности, который объединяет в себе свойства живого организма и технически воспроизводимого изделия. Так что, на мой взгляд, здесь не имеет смысла противопоставлять «живое» и «неживое». Достаточно того, что AI демонстрирует свою способность к действию. Наряду с людьми. Отсюда проистекает множество следствий. В частности, что различия между подлинностью и поддельностью отныне носят вероятностный характер и зависят только от нас. И я бы не переоценивал значимость этих картин. По очень простой причине: в искусственном интеллекте нас должно интересовать не то, что AI тоже может (скажем, имитировать стиль импрессионистов), но то, что может только искусственный интеллект. То множество неочевидных возможностей и новых поэтик, которые стоят за AI. А не его способность к подделкам. Давайте вместо этого зададимся вопросом: можем ли мы представить себе искусство без человека? Готовы ли мы к этому? Готовы ли мы отказаться от точки зрения на искусство как на продукт, создаваемый одними людьми для других людей? Ведь такой подход будет возможен только на условиях симметрии в отношениях с окружающим миром. А это, в свою очередь, будет означать, что нам придётся положить конец своему белковому шовинизму – в частности, в искусстве.
Группа Quadrature: Ян Бернстайн (до 2016), Юлиане Гёц, Себастьян Нейч (Германия). Массы. 2016. Процессуальная скульптура, удерживающая состояние равновесия. При финансовой поддержке Европейской сети цифрового искусства и науки и программы ЕС «Креативная Европа». © Фото: Тихо Килсдонк
Какой художественный проект хотели бы когда-нибудь осуществить вы сами?
Сейчас все мои желания связаны с кураторской деятельностью. Ведь кураторство в более явном виде, чем другие авторские функции, является составным феноменом. Мне нравится – и мне кажется, что у меня это неплохо получается – заниматься постановкой теоретических вопросов, складывать выставки в цельные повествования, выявлять скрытые отношения между произведениями. Все эти возможности я воплощаю в своих текущих проектах. Конечно, всегда хочется ещё большего масштаба, неожиданных контекстов. Ещё я вынашиваю идею сделать исследование, посвящённое кураторским практикам в области art&science. Мне повезло, я знаком с большим количеством международных специалистов – и тех кураторов, которые стояли у истоков art&science в его нынешнем понимании, и тех, кто вовлечен в эту деятельность сегодня. Очевидно, что такой проект требует серьёзного бюджета и полной погружённости. Но мне кажется, что время для него пришло. Потому что сегодня как никогда есть необходимость создавать не только новые произведения искусства и новые выставки, но прежде всего – новые смыслы. А без переосмысления того, что было сделано, и без анализа нынешней ситуации это невозможно.
Интервью проиллюстрировано проектами выставки «Новое состояние живого». Выражаем благодарность авторам, предоставившим право на публикацию изображений, а также пресс-службе музея PERMM. При поддержке министерства культуры Пермского края, Генерального консульства США в Екатеринбурге, Королевского посольства Дании, посольства королевства Швеция, представительства Швейцарского совета по культуре «Про Гельвеция» в Москве. Партнёры проекта: фестиваль Ars Electronica (Линц), Fridman Gallery (Нью-Йорк), Музей электронных искусств HeK (Базель).
ЧИТАЙТЕ ПО ТЕМЕ:
Опрос 2018. Арт-рынок и искусственный интеллект
Пока без андроидного коллайдера. Разговор с Дмитрием Волковым (SDV Arts & Science Foundation) и Антоном Беловым (музей современного искусства «Гараж»)
Дмитрий Булатов. Sex oriented science и другие технологические истории
Дмитрий Булатов. Семь высказываний о современности
SOFT CONTROL (интервью с Дмитрием Булатовым)
