Коллекционер в действии
Анна Арутюнова
16/09/2014
19 сентября в Москве открывается ярмарка Cosmoscow. Arterritory.com встретился с одним из её директоров, коллекционером Сандрой Недвецкой
Сандра Недвецкая – директор ярмарки современного искусства Cosmoscow, возвращающейся на московскую арт-сцену после четырёх лет молчания. Сандра не единоличный её руководитель. С недавних пор она выступает на равных правах с основательницей и вдохновителем ярмарки Маргаритой Пушкиной, московским коллекционером и меценатом, придумавшей и осуществившей Cosmoscow в 2010 году. Как-то негласно получилось, что Сандра ответственна за имидж российского предприятия за рубежом, благо что почти 10 лет она проработала в аукционном дома Christie’s, налаживая отношения с российскими коллекционерами по всему миру. Она вообще кажется классическим представителем global Russian: образование получила в Лондоне, постоянно живёт в Цюрихе, а по долгу службы и вследствие особенной любви к искусству оказывается в самых разных частях мира. Её команда в Christie’s постоянно перемещалась между Нью-Йорком, Москвой, Лондоном… Впрочем, сейчас у неё, кажется, стало чуть больше причин появляться в Москве – и теперь не только потому, что русские за последние 10 лет стали активными участниками международных аукционных торгов, а ещё и потому, что благодаря ярмарке она окунулась в мир российского искусства и нашла здесь новых полюбившихся художников.
Сандра Недвецкая и Маргарита Пушкина. Пресс-фото
Ярмарка Cosmoscow открывается в не вполне однозначных обстоятельствах. Как будто случайно её даты совпали с анонсированными некоторое время назад датами проведения ярмарки «Арт-Москва». Как будто случайно, за пару недель до открытия Cosmoscow, «Арт-Москва» всё же объявляет о том, что проект закрыт – факт, не ставший новостью для вовлечённых в местный арт-процесс людей, но давший лишний повод для разговоров о вечной междоусобной борьбе, которая возникает на московской арт-сцене, казалось бы, по поводу и без. Как бы то ни было, на Cosmoscow возлагают большие надежды, а её директора оказались под пристальным вниманием прессы. Как ни странно, обе – коллекционеры. Но если коллекционерские пристрастия Маргариты Пушкиной довольно хорошо известны в Москве, то собрание Сандры – терра инкогнита. Для того, чтобы поговорить о нём, мы и встретились с Сандрой в одном из тихих переулков московской «Золотой мили». За чашкой кофе она показывает мне снимки произведений искусства из её коллекции и рассказывает о том, насколько отличается работа в аукционном доме от организации ярмарки, чего хотят галеристы по всему миру и как наконец вывести российское современное искусство на международный уровень.
Вы не особенно афишируете ваше собрание, и тем не менее в нём немало интересных работ и даже громких имён. Но при этом ни одного художника из России. С чего началась ваша коллекция и как развивалась?
Проработав десять лет с искусством, постоянно наблюдая за художниками и развитием арт-рынка, трудно было не соблазниться и не начать собирать самой. К тому же мой муж, с которым мы вместе работали в Christie's, уже больше 20 лет живёт в окружении искусства. У его родителей есть галерея графики старых мастеров, поэтому такого рода работы всегда присутствовали в доме и есть в собрании. Однако теперь наш приоритет – современные художники, поскольку они способны передать наш сегодняшний быт и ритм жизни намного лучше. Мы не могли себе позволить собирать то, что продаётся на Christie's на торгах современного искусства, и решили сосредоточиться на молодых авторах. Художников из России у нас нет потому, что мы живём за границей, а в западных галереях практически не представлены современные российские авторы. Надеюсь, благодаря ярмарке Cosmoscow коллекция пополнится и работами из России. Непонятно, правда, куда их ставить или вешать: коллекция, конечно, пока что совсем маленькая, не знаю даже, можно ли назвать её коллекцией, но стен в доме уже не осталось.
Каким образом вы выбираете произведения – доверяете собственному чутью?
Есть несколько людей, к мнению которых мы прислушиваемся, но главное – мы прислушиваемся к своим глазам. Мы не вычитываем сначала про какого-то художника, чтобы потом бежать его покупать. Наоборот, сначала мы едем на ярмарку, смотрим и пытаемся понять, что именно нам понравилось. Только потом начинаем разузнавать, копать, искать дополнительную информацию об авторе или конкретной работе. Многие уже очень известные художники попали к нам именно так – задолго до того, как стать такими известными. В собрании есть Кристофер Уильямс, у которого только что была ретроспектива в Нью-Йорке, или Мэтт Сондерс – он уже выставляется в Тейт. Они, к слову, оба работают с фотографией, причём очень необычным способом. У Уильямса, например, фотокамера превращается в главного героя произведения – он сделал серию своего рода портретов фотокамер разных марок. А Сондерс даже не использует фотоаппарат, а лишь старую фотоплёнку, на которой рисует мистические, абстрактные пейзажи. Недавно открыли для себя и очень полюбили греческого художника Антониса Донефа. Он разыскивает по книжным магазинам Афин антикварные издания на разных языках, разбирает их на страницы, из которых составляет большие коллажи. Страницы превращаются в основу, холст, на котором потом создаётся рисунок – он начинает дорисовывать чернилами какую-нибудь случайно выбранную книжную иллюстрацию; она разрастается и превращается в сложную графическую историю. Многих уже известных художников вроде Даниэля Лефкура очень сложно заполучить. Галереи часто полностью распродают выставки, и приходится постоять в очереди.
Antonis Donef. Untitled. 2010–2012. Фрагмент. Фото: thebreeders.com
Какую работу вы бы назвали краеугольным камнем вашего собрания? Может быть, это первая купленная вами работа или какое-то особенно желанное произведение?
Сложный вопрос, но очень важным для нас приобретением была работа Джоаны Васконселос – голова быка. Такую голову можно легко представить себе висящей над входом в мясную лавку, но художница обтянула её старинным португальским кружевом и превратила по сути старинную вещь в современный объект. Так получилось, что на покупку этого быка повлияли очень разные обстоятельства. Во-первых, Васконселос просто прекрасный художник и, как выяснилось, замечательный человек. На аукционах Christie’s часто продавались её работы, и мне они всегда очень нравились. А потом, в Москве, во время выставки коллекции Франсуа Пино в Гараже я познакомилась с Джоаной. После этого я просто влюбилась в её работы и очень долго ждала, когда будет финансовая и физическая возможность что-нибудь приобрести. Во-вторых, наш первый ребёнок по знаку зодиака Телец. Вскоре после его рождения друзья галеристы, зная, как нам нравится Васконселос, сказали, что у них есть кое-что, что нам обязательно нужно купить, – и предложили именно эту работу. Словом, когда бык, наконец, занял своё место над камином – это был важный момент.
Joana Vasconcelos. Фото: mymodernmet.com
Вы ведь ещё собираете дизайн ХХ века. Расскажите немного об этой части коллекции.
Это европейская мебель 1950–60-х годов из Скандинавии, Италии, Германии, Франции. У нас есть стулья Геррита Ритвельда, кресло Чарльза и Рэя Имзов, стулья Ле Корбюзье – те самые с металлическим профилем и из кожи, которой сегодня просто не найти. В России это направление совсем не развито, так как у людей почему-то возникает ассоциация с массовой продукцией, хотя кресло, выпущенное в 100 экземплярах, – это вовсе не массовый продукт. Есть предубеждение против бывших в использовании вещей, а ведь именно в этом их прелесть – они немного неаккуратные, где-то потёртые: с ними жили люди и с ними нужно продолжать жить. У нас, например, много детских стульев – муж хотел повесить их на стену, сделать инсталляцию, но сейчас наши дети ими активно пользуются и, конечно, стулья уже не в том состоянии, что прежде.
Трудно ли найти на рынке качественные оригинальные дизайнерские вещи?
Трудно найти их по человеческим ценам, но есть маленькие магазины дизайна в Мюнхене, в Цюрихе, с владельцами которых выстраиваются личные отношения, и они, зная наш вкус, могут предложить что-то интересное. Функция галериста, арт-дилера на Западе вообще очень важна – они могут правильно выстроить рынок, отношения с покупателями, художниками. Это то, к чему, я надеюсь, мы придём в России, потому что без галериста рынок современного искусства, дизайна, вообще любого искусства не будет развиваться.
Но всё же все силы сейчас брошены на современное искусство. В чем, по-вашему, преимущество коллекционирования именно современного искусства?
Очень многие из современных художников открыты к общению. Когда есть возможность познакомиться и пообщаться с художниками, проще понять и почувствовать их работы. Личный контакт очень мотивирует продолжать покупать и собирать.
Сегодня часто можно услышать о покупателях – их даже не берутся называть коллекционерами, – которые приобретают работы ради инвестиционной выгоды. Многие рассчитывали, что после кризиса 2008 года таких спекулятивных сделок на арт-рынке станет меньше. Изменилось ли что-то в действительности?
Тех, кто покупает, соблазнившись возможной инвестиционной выгодой, немало. Спекуляция на арт-рынке есть, и развивается она волнообразно. Многие художники могут благодаря этим волнам забраться на самый верх, но не многим удается остаться на плаву. Мой совет начинающим – прежде чем покупать произведение, подумать, как вы будете на него смотреть через 10–15 лет. Окажется ли работа неподвластной времени или же просто отражением сиюминутной ситуации. Может быть, желание купить её возникло потому, что она напоминает какие-то моменты из текущей жизни. Современное искусство, хоть оно и современное, тоже может и должно быть безвременным. И дело не в технике исполнения – картина, написанная маслом на холсте, не более и не менее ценна в этом смысле, чем инсталляция. Нужно смотреть на тему, задумку автора. Многие, к сожалению, предпочитают покупать то, что модно. Есть и те, кто до сих пор рассматривает произведения искусства исключительно как дополнение к интерьеру.
При этом любые упоминания об арт-рынке как о сфере коммерческой деятельности, о том, что искусство вообще-то продаётся и покупается за деньги, вызывают неоднозначную реакцию. Многие коллекционеры как огня боятся говорить о финансовой составляющей коллекционирования, открещиваются от любых коммерческих помыслов.
Если боятся, значит, точно заинтересованы в коммерческом аспекте. Когда художник из нашей коллекции продаётся на аукционе за хорошую сумму, что скрывать, нам это приятно. Если покупать исключительно из инвестиционных соображений, то очень сложно, почти невозможно всё просчитать. Поэтому в сфере искусства так мало успешных инвестиционных фондов. Бизнесмены привыкли получать возврат 100% – и быстро. Некоторые обращаются ко мне за советом: говорят, что хотят сделать инвестиционный арт-фонд, спрашивают, на какую прибыль могут рассчитывать. Я говорю правду – максимум 10%! Ответ оказывается для многих шокирующим, они очень удивляются, ссылаются на отдельные примеры, когда работа была куплена за 50 тысяч долларов, а потом через год продана за миллион. Но ведь это всего один художник! Из всех потраченных денег прибыль принесёт один, ну, может быть два автора. Искусству, чтобы подорожать, требуется время. Хороший пример Young British Artists – работы некоторых представителей этой группы продавалась за огромные деньги 10 лет назад, а сегодня сильно потеряли в цене. Другие имена, наоборот, не были так сильно раскручены, как, например, Сара Лукас. Зато сегодня все понимают, что именно она была ключевой фигурой всего движения.
Как раз интересно, каким образом, по-вашему, чрезмерная коммерциализация, такое бурное развитие арт-рынка влияет на художников?
Многие, к сожалению, прочувствовали преимущества быстрого коммерческого успеха – и это отражается в работах. Как только художники попадают в рыночную обойму и особенно в круговорот спекулятивных сделок, в 90% случаев качество произведений ухудшается. Есть и другие примеры, Герхард Рихтер, например, ненавидит разговаривать о ценах на свои работы – в этом, конечно, можно усмотреть долю лукавства, но он очень активно подчёркивает, что не заинтересован в ценообразовании, не может его понять, да и не хочет. В любом случае финансовую сторону нельзя игнорировать – она просто есть. И это вовсе не значит, что искусство приравнивается к инвестиции или что с ним надо играть как с акциями на бирже. Можно сильно обжечься.
Но ведь немало историй о том, как в западных галереях выстраиваются очереди за работами особенно востребованных авторов. Ведь это дополнительное давление на художника, от которого, по сути, постоянно ждут всё новых и новых работ.
Здесь важен галерист, который сумеет успокоить художника. К тому же очереди нередко возникают оттого, что в работе заинтересовался музей. Любой галерист предпочтёт музейную коллекцию частной, но процесс музейной покупки длительный: есть комитет, который должен согласовать работу, цену и множество других деталей. Пока всё это происходит, произведение словно зависает – галерист придерживает работу до тех пор, пока музей не даст окончательный ответ. Покупатели же выстраиваются в очередь, рассчитывая, что если музей откажется от покупки, они будут первыми в списке. Конечно, если все работы художника распроданы, галерист не может просить его быстренько сделать что-нибудь ещё. Очередь просто переносится на следующую выставку. Все стремятся покупать на первичном рынке, потому что там реальные цены, но многие коллекционеры решают не ждать следующей выставки и покупают на аукционе, переплачивая. Понятно, что если к работам художника есть стабильный интерес, то и цены на них будут расти. Важно, чтобы сам галерист не был спекулянтом.
Каков для вас идеальный галерист?
Я очень уважаю галеристов, которые с самого начала развивают художников, вкладывают свои деньги, время и усилия в его развитие. Часто бывает, что некогда малоизвестные художники благодаря такому галеристу дорастают до определённого уровня, и тогда их переманивает к себе более известный галерист. Хорош тот галерист, кто умеет удержать своих художников – это можно сделать, грамотно выстраивая отношения с коллекционерами, с музейными институциями, с кураторами. Таких галеристов мы рассчитывали увидеть на новом выпуске ярмарки Cosmoscow, да и на последующих тоже.
В ярмарке участвует довольно много иностранных галерей, и многие показывают сразу по несколько художников. Однако для российских участников было введено ограничение – на их стендах не может быть представлено больше двух авторов. С чем это связано и почему касается только российских галерей?
Главное качество, а не количество. Если на стенде представлено по одной-две работы разных художников, коллекционер никогда не поймёт, в чём суть творчества каждого из них. Наши художники не настолько известны на Западе, а мы хотим, чтобы западные профессионалы смогли оценить наше искусство по достоинству. Кроме того, персональные выставки на ярмарках – это своего рода экспозиционный тренд последнего времени, у которого есть вполне логичное обоснование. Ярмарок современного искусства так много, что коллекционеры просто не успевают приходить на выставки в галереи. И поэтому ярмарка – это возможность для галериста сделать музейную выставку своему художнику, которую гарантированно увидит множество людей.
Почему вы решили уйти из аукционного мира и заняться ярмаркой? Вроде бы и то, и другое касается рынка искусства, но по сути – это две очень разные сферы.
Разница действительно огромная. Я проработала девять с половиной лет в Christie's и проделала очень интересный путь – рынок России и стран СНГ в моё время активно развивался, было много новых задач. Но теперь я поняла, что пришло время сделать что-то для себя, и потом, хочется работать именно с современным искусством; раньше я занималась развитием бизнеса, теперь хочется больше работать с художниками, с коллекционерами современного искусства в России, одновременно открывая дорогу российскому искусству за рубеж. Казалось бы, столько всего уже сделано, но всё равно за год работы над ярмаркой я научилась очень многому.
AES+F. Священная аллегория. 2013. Стоп-кадр из 1-канального видео. Фото: AES+F / Triumph Gallery
А что именно стало новым по сравнению с работой в аукционном доме?
Аукционный мир довольно закрытый и маленький, хотя изнутри может казаться, что он огромный. На самом деле есть гораздо более огромный мир, в котором аукционные дома – лишь небольшая часть. За год я объездила все крупные ярмарки, общалась с очень большим числом галеристов, прочувствовала их проблемы, стала немножко частью их мира, поняла, что их волнует, чего им не хватает, что они хотят изменить в ярмарках – именно тесная работа с галеристами стала совершенно новым опытом.
Чего же не хватает современным галеристам?
В мире несколько сот ярмарок, и галереи просто не успевают участвовать во всех – это дорого, иногда просто не хватает материала. Они жалуются на то, что на ярмарки ездят одни и те же люди, которые перемещаются с Frieze на Art Basel, с Art Basel в Швейцарии на Art Basel в Майами, потом в Гонконг, и снова на Frieze – и так по кругу. Много тусовки, а новых лиц нет. Кроме того, среди посетителей ярмарок всё меньше коллекционеров, поскольку поездка на ярмарку – это своего рода арт-туризм. Я сталкивалась с молодёжью из обеспеченных семей, и эти ребята заранее отмечают в своих календарях самые известные ярмарки – едут в Майами, чтобы сходить на Art Basel и отдохнуть на пляже, в Париж – посмотреть FIAC и погулять по городу. Арт-туризм – это отдельная отрасль, и её развитие нам, например, не помешало бы, но галеристы этим недовольны. Они хотят чего-то совершенно нового, иной ярмарочной структуры, им надоело пространство, поделённое на стенды, хочется чего-то больше похожего на биеннале. Например, Венецианская биеннале хоть и позиционируется как некоммерческая выставка, на самом деле очень коммерческая – как только первые коллекционеры попадают в Венецию, то тут же пишут своим галеристам, какие работы каких художников они хотят купить. В Нью-Йорке есть маленькая ярмарка Independent, которая как раз старается замаскироваться под биеннале. В ней участвует всего 40 галерей, в основном молодые и альтернативные. Стендов как таковых нет – всё в открытом пространстве в очень интересном помещении. В нашей ситуации экспериментировать, конечно, пока преждевременно. Могут быть новые элементы, но в первую очередь не плохо бы сделать классическую ярмарку с сильным международным присутствием и всей полагающейся современной ярмарке кухней.
Сейчас тем не менее довольно сложный момент для такой инициативы, как коммерческая ярмарка. Как вы справляетесь с неблагоприятными внешними обстоятельствами?
С одной стороны, 2014 год всё же важный для современного искусства в России. Состоялась Манифеста в Санкт-Петербурге, Кабаковы были представлены на Монументе в Париже. Не хочется терять темп. Посмотрев на карту международных ярмарок искусства, мы поняли, что в Москве нет ничего действительно международного. Проработав с коллекционерами на Christie’s, я могу сказать, что рынок и потенциал есть, надо работать над его развитием. Был взлёт в 2008 году – да, приехал Гагосян, да, была выставка собрания Пино. Но это была просто тусовка, бум, а сейчас есть реальная заинтересованность. Растёт новое поколение тех, кому современное искусство близко по духу. Перспективы современного искусства не так плохи ещё и потому, что стόит оно сравнительно недорого – есть реальная возможность начать хорошее собрание. Меня часто спрашивают более юные друзья – мол, когда же я смогу начать собирать современное искусство? Это можно делать всегда: как только у тебя появляются карманные деньги и интерес. Все хорошие коллекции так и начинаются – с интереса. Понятно, что из 100 художников 10 станут по-настоящему знаменитыми, но сам процесс невероятно захватывающий. И твоя коллекция – это только твоя коллекция, отражающая твою индивидуальность, а источником личного вдохновения может стать какая-то совсем маленькая, на первый взгляд незначительная работа.
С другой стороны, не опускать руки нам помогло осознание того, как много в России талантливых художников, у которых свежий и часто позитивный взгляд на будущее, несмотря на все внешнеполитические проблемы. Они хотят стать частью международного мира искусства, а мы хотим им помочь. На Западе практически ничего не знают о современных художниках из России. Знают Кабакова, немножко Комара и Меламида, московский концептуализм – но это уже не вполне современное искусство, и собирает его всё равно достаточно узкий круг людей. Накануне открытия ярмарки пройдёт благотворительный аукцион, и несколько лотов в нём – это работы буквально вчерашних выпускников. Многие художники в нём почти не известны за рубежом, но во время подготовки каталога я получила массу заинтересованных отзывов от западных друзей. Даже мой муж сказал, что ему понравилось несколько работ.
Практически все успешные ярмарки современного искусства – тот же Frieze или FIAC – это помимо коммерческого мероприятия ещё и важное культурное событие для города. Не секрет, что многие ярмарки получают государственную финансовую поддержку. Каким образом устроены ваши отношения с городом?
Мы начинали как независимая ярмарка и ею остаемся; но ярмарка проходит в Манеже – а это одна из главных городских площадок. Город о нас знает, и, можно сказать, что непрямая поддержка есть. Хотя мы хотим добиться большей поддержки, ведь ярмарка важна и для коммерческой, и для туристической индустрии. Нужна синергия, не просто одиночное событие, но программа мероприятий, которая превращала бы Москву в центр современной культуры на определённый период времени. Мы начинаем как маленький проект, но собираемся расти, медленно и органично.
Павел Пепперштейн. Энди Уорхол и Чёрный Квадрат. 2012. Фото: Regina Gallery
В чём на сегодняшний день главная проблема инфраструктуры российского арт-рынка?
У художников нет средств, не все галереи работают по стандартам, принятым на Западе. Коллекционеры часто обращаются напрямую к художнику, а должны бы идти в галерею. Нужно развивать этику рынка. Важно общение наших галеристов с международными – здесь тоже не хватает синергии, элементарного внимания и любопытства по отношению к тому, как работают в другом месте, другой стране или в другом контексте. Поучиться можно всегда, а у нас есть барьер – мол, я уже знаю своих коллекционеров, свою территорию и покидать её не собираюсь. Этот барьер нужно разрушить совместными усилиями.
