Foto

Zeitgeist, выраженный в игрушке

Разговор с Себастьяном Kёпке и Фолькером Вайнхольдом, немецкими коллекционерами, чью экспозицию «Zoo Москва» можно посмотреть в Берлине ещё до 13 мая 

27/03/2019
Сергей Тимофеев

Я захожу в здание me Collectors Room Berlin, расположенное на Августштрассе, по соседству с институтом современного искусства KW, бюро Берлинской биеннале, целой пачкой галерей и культовым магазином арт- и интеллектуальных изданий do you read me. Прохожу мимо кафе, магазина сувениров и любезного рецепциониста и поднимаюсь в lounge на втором этаже. Здесь меня встречают звери – слоны, лисицы, зайцы, обезьянки. Они разноцветные, лёгкие, жизнерадостные… и статичные.

Возможно, я встречал их в детстве, вот, скажем, этого небольшого льва с коричневой гривой. Может, держал кого-то из них под подушкой, когда мне было пять или шесть. Но большинство их мне не знакомо. Они появились на свет в стране, в которой и я жил когда-то и которую покинул без сожалений. Но теперь я рад их встретить, честно говоря.


Фрагмент экспозиции «Zoo Mосква – Советские игрушечные животные | 1950–1980». Фото:  me Collectors Room Berlin

Я на выставке «Zoo Mосква – Советские игрушечные животные | 1950–1980» из коллекции двух берлинцев – Себастьяна Kёпке и Фолькера Вайнхольда. Эти двое друзей не первое десятилетие работают как фотографы, дизайнеры и организаторы выставок. Они занимаются темой отражения истории в повседневной жизни (главным образом в предметном мире) и интерпретируют её на свой лад. Порой Себастьян и Фолькер работают в содружестве с музеями, визуализируют и концептуализируют музейные коллекции по их заказу. И реализуют собственные проекты, начиная от темы и заканчивая готовым воплощением выставки.


Кораблик из экспозиции «Отдать швартовы!» © Köpcke und Weinhold

Они уже проводили выставки, посвящённые жестяной анималистической игрушке («Мир механических животных») и игрушечным кораблям («Отдать швартовы!»). Но именно «Zoo Mосква» вывела их на новый уровень коллекционирования – здесь оказалась важна художественная история этих предметов, своего рода художественное расследование об авторах этих порой действительно удивительных животных. В этом расследовании им помогала реставратор и педагог из Музея ленинградского детства Дарья Соболева.

В царской России не было массового производства игрушек, они ввозились из-за границы и стоили немало, поэтому большинство детей развлекалось с помощью кустарных изделий из дерева и глины. В 1930-е появились первые массовые советские образцы, нередко копировавшие иностранные изделия. Но уже после войны в начале 1950-х в эту сферу пришло новое поколение художников – дизайнеров игрушек. Это были выпускники художественных вузов, которые выбирали такое применение своим талантам, потому что это был надёжный заработок при отсутствии строгого идеологического контроля. К тому же и аудитория здесь была крайне отзывчивая и жизнерадостная – дети. «В то время, как в изобразительном искусстве по-прежнему доминировал соцреализм, в игрушке можно было выразить дух времени и новое отношение к жизни, найти своё выражение. Из искусственных материалов, таких как целлулоид и полиэтилен, советские скульпторы создали богатый художественный мир животных. Поколения детей были знакомы с этими игрушками», – считают создатели проекта «Zoo Mосква».


Лев Сморгон. Жирафы. 1970-е  © Köpcke und Weinhold

На выставке в me Collectors Room Berlin (открытой с 15 февраля до 13 мая) можно увидеть не только сами игрушки, реальные фабричные образцы и их авторские прототипы, но и фотографии, подготовленные Себастьяном и Фолькером, – своего рода портреты игрушек, где они выступают на тёмном драматичном фоне как настоящие личности со своим миром и характером. «Мы хотели наглядно показать их функциональность и эстетические качества», – рассказывают коллекционеры.

Старейшие предметы коллекции датируются 1940-ми годами. Разыскивая интересные аутентичные игрушки, двое друзей вышли и на самих создателей их прототипов. Это и Адольф Нейстат, работавший в НИИ игрушки в Загорске и подготовивший 650 их моделей. Он сделал коллекционерам бесценный подарок – передал сто оригинальных гипсовых моделей с ручной росписью 1970–1980-х годов. Многих художников уже не было в живых, и тогда разыскивались их родственники, собиралась всевозможная информация о таких авторах, как Борис Воробьёв, Лев Разумовский, Лев Сморгон, Наталья Тыркова и других. Себастьян Кёпке, чаще бывавший в Петербурге в связи с поисками предметов для коллекции, рассказывает: «Новый городской пейзаж – это Gucci, Prada и Макдональдс. Игрушки из советского времени теперь можно найти на блошином рынке. Заполненные витрины и прилавки магазинов предлагают сегодня стандартный ассортимент западного мира. Игрушки российского производства более не отличаются от него». Поэтому так важно запечатлеть этот уже полутуманный срез дизайна и художественного мышления, поэтому и появилась «Zoo Mосква».


Фолькер Вайнхольд и Себастьян Kёпке. Фото: me Collectors Room Berlin

Как и почему вы начали коллекционировать? Откуда этот интерес ко вполне обычным и даже массовым, на первый взгляд, предметам?

Себастьян Kёпке: Можно сказать, что я начал коллекционировать ещё ребёнком. У меня была тачка, с которой я ходил по кварталу и собирал всё подряд… всякую ерунду. Однажды, это было, наверное, году в 1970-м, я нашёл брошь. Это была дешевая бижутерия, брошка с двумя вишенками. Я подарил её маме и всегда просил надевать её по праздникам. И она мужественно это переносила.

Вот так это началось. Потом была фаза марок, фантиков от жевательной резинки и тому подобного… В начале 1990-х мы оба начали выполнять различные заказы для музеев. Я, скажем, готовил выставку о рекламе в ГДР, правда, не с Фолькером, а с другим коллегой. Мы тогда ходили от одного магазина к другому и собирали всё подряд, всё, что сохранилось.

Фолькер Вайнхольд: Себастьян по профессии – графический дизайнер, а я – фотограф. Я тоже интересовался коллекционированием, но не так интенсивно и не с самого детства, как Себастьян.

С.К.: Мы бы, конечно, могли коллекционировать и порознь. Но вместе и выгоднее, и интереснее, да и вообще мы – друзья. Сначала мы работали для музеев, делали фотокниги для них, а потом решили сделать собственную выставку и возить её по миру. Нам пришла идея сделать экспозицию механических игрушек. И первый её экспонат мы вместе нашли на блошином рынке.

А что это был за объект?

С.К.: Это была жестяная утка. 1950-е годы, немецкое производство. Жестяные игрушки – известный объект коллекционирования, но не было выставок, посвящённых именно жестяным животным. При этом мы – не классические коллекционеры, которые зачастую охотятся именно за раритетами. Нас никогда не интересовали именно редкие экспонаты. Нашей целью было показать весь спектр. И ещё мы совмещали реальные объекты с их фотографиями, и здесь, скажем, мы пытались сделать серию фотографий «животных в природных условиях», только вот животные были игрушечные. Там был даже фильм о них в технике stop-motion. Впервые эта выставка была показана в 2010-м и с тех пор постоянно путешествовала по музеям Германии, Австрии, Нидерландов, Швейцарии. Надеемся показать её и в Берлине.

Потом мы организовали другую выставку, она называлась «Отдать швартовы». Там были представлены пластиковые игрушечные корабли производства с 1900-го по 1980-е. Было очень увлекательно поработать с темой мореплавания. И было очень интересно заняться тем, чем ещё никто не занимался. Создать с помощью этих игрушек вполне своеобразный образ морских путешествий.

Нас это всегда привлекало – начать собирать то, что мы раньше не собирали, сделать из этого выставку, цельное высказывание, и удивить самих себя.


Слон из экспозиции «Мир механических животных» © Köpcke und Weinhold

Что ещё побуждает вас делать именно экспозиции игрушек? Есть ли тут какие-то сентиментальные моменты, связанные с попыткой заглянуть в счастливую эру детства?

С.К.: Да, наверное, это и наши детские воспоминания. И машина времени, с помощью которой можно оглянуться назад. И шанс вспомнить что-то, увидеть, что мы потеряли, что уже исчезло. Игрушки – это своего рода зеркало своей эпохи, они непосредственно передают её zeitgeist. Их можно назвать миниатюрами повседневной жизни того времени.

Если я правильно понимаю, ваш интерес больше сконцентрирован не на каких-то исторических игрушках XVIII–XIX веков, а на вещах, которые в общем-то вполне органично могли оказаться и в вашем собственном детстве, в ваших собственных жизнях.

С.К.: Да, конечно, у нас есть личная связь с этими вещами, и мы хотим, чтобы и зрители почувствовали свою связь с ними. Игрушки из XIX столетия воспринимают как музейные экспонаты, и к ним нет такого личного отношения.


Наталья Тыркова. Лягушка. 1970-е  © Köpcke und Weinhold

А своё детство вы провели в Восточной Германии или в Западной?

Ф.В.: Мы оба из Восточной Германии.

Повлияло ли это наше внимание к вещам? Из своего детства я помню не только понятие дефицита и очередей в магазинах, где люди выстаивали, чтобы купить какие-то вещи, но и особого отношения к «предметам с Запада»…

С.К.: Дефицита игрушек у меня и вообще в ГДР точно не было. Но, конечно, ты больше ценишь то, что для тебя менее достижимо. Мы больше обращали внимание на вещи, привезённые с Запада, те, что нельзя было купить у нас. Так оно было, потому что мы были дети, и мы были ещё глупыми. (Смеются.)

Когда рухнула советская система и соцблок, в первое время вещи, связанные с этой эпохой, совершенно обесценились, все хотели нового и западного – более качественного и технологичного. Вещи из прежней эпохи просто выбрасывались. Приятно видеть, что вам удалось сохранить некоторые из них…

С.К.: То, что это игрушки из Советского Союза, для нас – не главное. Игрушки из Монголии или Испании были бы нам не менее интересны. Хотя, конечно, это придаёт свой флёр. И всё же для нас главная их ценность в дизайне. Это подтвердилось, когда мы познакомились с их авторами и поняли, с кем имеем дело. Нам было очень интересно, как этот дизайн изменялся со временем, как каждый из дизайнеров игрушек вырабатывал и развивал свой почерк.

У этих художников похожие биографии. Они все пережили войну детьми. Или в блокадном Ленинграде, или в эвакуации, и они были первым поколением, получившим образование после войны. Они учились и становились квалифицированными художниками и специалистами. А потом шли на производство и могли там достаточно свободно работать. Нам кажется, что советские игрушки того времени совсем другие, чем официальное изобразительное искусство, подчинённое формату соцреализма. Тут нет ничего подобного, скорее есть какое-то движение к абстракции. И это то, что и сами художники рассказывали нам в частных беседах – они были счастливы делать то, что делают, а не производить всё новые бюсты Сталина.

Т.е. в этой сфере не было идеологического контроля, на ваш взгляд?

С.К.: Никто не рассказывал нам ни о чём подобном.


Галина Соколова. Девочка с собачкой. 1960-е  © Köpcke und Weinhold

А в вашем детстве в ГДР в магазинах игрушек можно было встретить и советскую продукцию?

Ф.В.: Очень мало.

С.К.: У меня было несколько таких вещей, но скорее привезённых кем-то в качестве сувениров из путешествий в Советский Союз. И там, скажем, продавались и вещи, сделанные по дизайну Либуше Никловой (Libuše Niklová) из Чехословакии, но все воспринимали как вещи «из России». Автора никто не знал. С другой стороны, в Восточной Германии был такой известный дизайнер Али Курт Баумгартен (Ali Kurt Baumgarten), и его игрушки продавались в магазинах в СССР.

Как началась эта ваша коллекция, представленная на «Zoo Москва»? Что послужило толчком?

Ф.В.: Стечение обстоятельств. В декабре 2013-го мне позвонил Себастьян, он тогда много времени проводил в интернете, разыскивая игрушки кораблей. И он сказал: «Я нашёл кое-что гораздо интереснее и прекраснее». И это были первые животные из коллекции «Zoo Москва».

Вы нашли их в сети?

С.К.: Да, на eBay. И мы купили их. И тогда появилась эта идея – сделать выставку пластмассовых и целлулоидных игрушек из Советского Союза. Мы обратились к музею в Австрии, им очень понравился замысел, мы даже договорились о дате проведения выставки. Дата была, а вот информации о том, что стояло за этими игрушками, кто были их авторы, у нас не было. И мы прочесали весь интернет, нашли несколько адресов, куда мы могли бы обратиться… Потом мы нашли контакты дочери одного из дизайнеров – Льва Разумовского. Потом мы познакомились с Дарьей Соболевой, специалистом из Петербурга, которая очень помогла в этом смысле. Дала контакты других художников, она занималась изучением их биографий уже до того. Я поехал в Петербург, и вместе с Дарьей мы стали встречаться с художниками или членами их семей. Мы ездили на завод резиновых изделий «Красный треугольник», это тоже было очень интересно.

Видимо, это была определённая художественная или дизайнерская традиция, которая была, по сути, прервана. Не так уж много игрушек местного производства появляется в постсоветских странах.

С.К.: Но такая ситуация теперь не только там. Это всемирный глобальный стандарт, глобальный рынок и его влияние. Но вообще-то можно сказать, что наша выставка – история об одном поколении, которое вышло из художественных вузов в 1950–1960-е и пришло в эту сферу, чтобы проработать в ней свою жизнь. Им на смену не пришло следующее поколение. Вся эта история имеет своё начало и свой конец.

Это собрание игрушек, изображающих животных, ещё и выглядит как некое повествование о потерянном иллюзорном рае. Они все такие яркие, жизнерадостные, добродушные…

С.К.: Когда ты начинаешь более плотно работать с этой темой, ты начинаешь понимать, что одна из общих характеристик этих игрушек – что среди них абсолютно не представлено зло, злые силы. И это одно из ключевых отличий от западной культуры, где зло предстаёт всё время как активный игрок, на фоне которого добро выделяется ещё сильнее.

Т.е. западная культура работала на контрастах, а здесь – как бы нет теней…

С.К.: В советских игрушках ещё и не было идеализации женского тела, тут напрочь отсутствует культура Барби. Хотя женские фигурки, конечно, были. Но это была мать, бабушка с сумками, водитель автобуса, доктор, т.е. как бы герои повседневной жизни. И никаких супергероев или супергероинь.

Эти игрушки вы находили в интернете или на блошиных рынках и в тому подобных местах?

С.К.: Большинство – в интернете. Но когда я бывал в Петербурге, заходил и на рынки, конечно. И находил там что-то. Ещё нам очень повезло, что Адольф Нейстат из Москвы сделал нам настоящий дар – передал собрание моделей, фигурок и рисунков множества игрушек.

Ф.В.: И он был очень рад тому, что эти вещи и рисунки будут выставляться, найдут своего зрителя, потому что за последние 35 лет никто, кроме нас, ими не поинтересовался.


Елена Потволотская. Попугай. 1970-е © Köpcke und Weinhold

Когда я рассматривал эти игрушки, то думал и о том, что те времена были ещё и романтической эпохой для самих этих материалов – пластмассы, целлулоида. Никто не рассматривал их тогда как опасность для природы и самого человека. Это было что-то современное и лёгкое. То есть это ещё и Plastic Paradise.

С.К.: Да, это так же как с мирным атомом…

Пластик интересен ещё и с другой точки зрения – материальности коллекции. За ним надо как-то особенно ухаживать? Насколько он хрупок?

С.К.: Ему вреден ультрафиолет, UV-лучи, то есть солнце. Лучшее всего хранить пластмассовые игрушки в тёмном, сухом и прохладном месте. И не показывать их нигде. (Смеются.)

А сейчас они стоят в дневном свете как маленькие герои…

С.К.: Да, если они будут стоять очень долго на свету, это не пойдёт им на пользу. Но мы собираем эти вещи не для того, чтобы хранить их на складе, мы хотим показывать их людям.

Ещё очень интересно, как вы представляете предметы из своих коллекций на фотографиях. Если жестяные механические игрушки вы пытались представить в некоей «естественной» среде, в природных условиях, то здесь они стоят под прямым контрастным светом, на тёмном фоне, что снова подталкивает назвать их героями… По крайней мере, что-то драматичное тут точно есть. Это было вашей изначальной идеей?

С.К.: Да, таков был концепт. С жестяными игрушками из первой нашей выставки мы как будто хотели своими силами «создавать искусство» в виде фотографий, выстраивать художественные высказывания. А здесь сами игрушки – предметы искусства, предметы дизайна. Мы хотели вывести себя из этой истории, дать голос им самим. А тёмный фон подчёркивает их цвета, их фактуру.

Ф.В.: Мы перепробовали самые разные фоны. И пришли к чёрному.


Лев Сморгон. Ослик. 1950-е. © Köpcke und Weinhold

Какова реакция немецкой публики? Кто-то удивляется тому, что в СССР были игрушки?

С.К.: Реакция публики очень хорошая… Но вот с музейными институциями не всё так просто. Россия сейчас постоянно в новостях и не в хорошем смысле. Когда мы спрашивали разные музеи, они не раз отвечали нам, что коллекция просто отличная, что объекты просто фантастические, выставка замечательная, но они не могут её выставить. Потому что Россия, Путин… Здесь, в me Collectors Room*, когда мы начали переговоры о выставке, в первую очередь обратили внимание на качество, политическое измерение не играло такой роли.

Есть ли какие-то планы для ваших будущих собраний и выставок или это пока секрет?

С.К.: В последние годы мы больше работаем с коллекциями в музее, делаем серии фотографий с объектами, которые есть в этих коллекциях, готовим книги на этом материале.


Фотография из серии, родившейся в бенедектинском монастыре, расположенном в Адмонте (Австрия) © Köpcke und Weinhold

Вы как бы концептуализируете эти коллекции?

С.К.: Да, мы пытаемся визуализировать их характер, подчеркнуть то, что делает их особенными. Одна из последних книг такого рода возникла при работе с коллекцией музея и библиотеки, размещённых в австрийском монастыре.

Ф.В.: Это объекты в основном из эпохи Ренессанса и барокко, а мы пытались снять их, используя приёмы современной фотографии, не только запечатлеть их, но и подыграть им, внести элемент инсценировки.

Понятно. Спасибо за разговор!

 

* me Collectors Room Berlin – частное арт-пространство, принадлежащее коллекционеру Томасу Ольбрихту, где выставляются как тематические подборки из его собрания, так и экспозиции других коллекционеров.

 

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ: Двойная жизнь концептуалиста. Илья Кабаков и Виктор Пивоваров – художники детской книги