Степан Груша. Кино 20-летних
11/02/2015
Российский кинорежиссёр и оператор Степан Груша принадлежит к поколению 20-летних, но его никак не назовёшь хипстером. Ему свойственен критический взгляд на окружающую его реальность, равно как и на представителей своего поколения, о которых он и снимает свои фильмы. Ещё он отлично умеет продвигать свои картины, используя новые технология пиара и проката. Так, в 2013 году большим культурным событием в Санкт-Петербурге стал Минифест, на котором было показано три короткометражки Степана Груши и Ильи Шидловского, собравший полный зал Дома кино и буквально встряхнувший соцсети. Одна из центральных тем короткометражек Груши – насилие. Она прозвучала особенно остро в его новой картине «Огонь по штабам» (2015), которая показывает страхи и надежды молодых людей в современный тяжёлый момент русско-украинского конфликта. Груше не свойственен оголтелый российский патриотизм – его он считает угрозой живому. Он показывает молодого человека как потенциальную жертву нарастающей агрессии, которая и стала движущей силой войны. Ещё он показывает, как современные молодые люди в России боятся мыслей о политике, предпочитая эскапизм, уход в развлечения и личную жизнь. Сам Груша мыслей о политике не боится, и в этом интервью неожиданно предлагает свой взгляд на неизбежность будущих изменений в России и не только в ней.
Ты совсем недавно закончил Санкт-Петербургский университет кино и телевидения и сделал лишь несколько коротких фильмов, но они уже успели завоевать немало поклонников. Расскажи, как ты занимаешься продвижением своих картин.
До Минифеста (где были показаны фильмы «По уши в песке», «Панацея», «Арбитры изящного») я просто делал небольшие премьеры, куда в основном приходили молодые актёры, а потом рассылал фильмы по фестивалям, но осенью 2012-го мы с Ильей Шидловским (автором и режиссёром «Панацеи» и «Арбитров») узнали, какая яркая премьера была у короткометражки «F5» в «Авроре» – а у неё был объективно гораздо менее интересный трейлер, чем у каждого нашего нового фильма, поэтому мы решили, что на три крутых трейлера точно сможем собрать полный большой зал кинотеатра «Аврора» или Дома кино.
К концу весны мы скопили деньги на аренду зала в «Авроре», там встретили очень странное отношение к нам, пошли в Дом кино и быстро договорились на Большой зал. За 10 дней до премьеры я встретился с пиарщиком ПРОвзгляда Павлом Гуровым, который за небольшие деньги рассказал мне о способах продвижения кинопоказов. С этой встречи я и актер Семен Шигин вышли с горящими глазами, а на следующие 10 дней я превратился в настоящего SMM-щика с потными ладошками и блуждающим взглядом!
Кадр из фильма «Огонь по штабам»
Следуя довольно простым советам Павла, мы использовали в основном бесплатные способы продвижения в соцсетях, потратили несколько тысяч рублей на печать афиши и несколько сотен рублей на репосты в известных больших группах ВКонтакте, а получили такую лавину перепостов, что ролики стали казаться вирусными, хотя до самой премьеры я всё равно сомневался, что зал наполнится!
В итоге на премьере был такой переаншлаг, что впоследствии он изменил отношение всех знакомых и к нам с Ильёй. Наши фильмы впервые дошли до зрителя. Всё ещё тот вечер в Доме кино и аплодисменты зала после завершения последнего фильма кажутся мне самым счастливым моментом в моей жизни.
Оказалось, что, по сути, вымышленная известность, условно измеряемая в лайках и репостах в интернете, всегда превращается в осязаемую известность в жизни в виде большого количества незнакомых людей, желающий посмотреть твой фильм. В итоге распиаренные фильмы Минифеста гораздо лучше стали проходить на фестивали, чем это было за год до этого.
И вторая вещь, которая меня очень удивила и заставляет теперь вкладываться в пиар фильмов так же серьезно, как и в их создание – изменения отношения зрителя к просмотру во время аншлага: мы показывали актёрам и киношникам фильмы Минифеста примерно в течение года перед премьерой, и ни разу никто из этой творческой интеллигенции не замечал множество шуток в «По уши в песке». На большом же экране, в тесноте, а многие стоя – с ощущением присутствия на действительно «популярном» событии, – зрители начинают гораздо внимательнее смотреть фильмы, замечают весь непрямой юмор и открыто и эмоционально реагируют на эпизоды: смеются и даже кричат.
Поэтому пиар, все эти надоедливые посты каждый день перед премьерой «Огня по штабам» – всё это нужно не столько для увеличения количества просмотров, сколько для улучшения их качества – чтобы зритель стал как можно ближе к моему «идеальному зрителю», не пропускающему мимо ни одной детали фильма. Потому что только с ним наши коротыши превращаются в настоящее кино, оказываясь в коллективной памяти посмотревших.
Но с другой стороны, пиар портит самого художника, потому что кроме мыслей о том, как сделать, он начинает думать о том, как продать (хоть пока и бесплатно в нашем случае). И соцсети, открывающие возможности бесплатного продвижения любого творчества, на деле превращают даже хороших, тонких авторов в оголтелых самопиарщиков, считающих своих подписчиков, лайки и репосты, что я чувствую и на себе. Фигура автора становится важнее его произведения, что неминуемо делает художественное творчество каким-то эксгибиционизмом. Хотя, конечно, это просто вызов времени, новое условие, которого не было у наших предшественников: только люди со стержнем внутри смогут стать такими же великими художниками, как Кубрик и Герман, в то время, когда новым Кубрику и Герману нужно учиться абстрагироваться от лайков в их инстаграме.
Твой первый известный фильм – «Homo Gamer». Что ты можешь о нём сказать?
Сняв пять собственных не очень качественных короткометражек, в конце второго курса КиТа в 2007 году я придумал довольный сложный игровой 40-минутный фильм «Homo Gamer» – формально по сюжету о компьютерно-игровой зависимости, а в действительности об отчуждённых отношениях, приводящих к этой зависимости. Этот фильм стал поворотом в моей жизни, потому что здесь я впервые собрал команду из профессиональных актёров, взял оператора-старшекурсника, использовал профессиональный киносвет, тележки, краны, привлёк независимого продюсера Александра Рублёва, который помог не деньгами, но связями для подбора команды – так я впервые погрузился в настоящее кинопроизводство. Большим отличием этого фильма от работ других студентов было то, что я не дождался утверждения сценария у мастеров (желавших таких исправлений в сценарии, которых я не хотел), что дало бы возможность брать технику у института, и решил снимать на свои деньги. Съёмочный период с большими перерывами растянулся на год, еще год занял монтаж, озвучивание и самое интересное – покадровая цветокоррекция масками.
Чтобы оценить масштабы тогдашнего моего безумия, лучше посмотреть трейлер этого фильма:
В «Homo Gamer» я только учился и был очень далёк от тех повторяющихся изобразительных решений, к которым пришёл сейчас. Там я, по сути, просто копировал Кубрика (на которого до сих пор молюсь), и поэтому хотел получить в фильме цветовые контрасты, как в «Широко закрытых глазах», но оператор сделал эти контрасты настолько тонкими, что они выглядели дефектом, а не решением. Уже снимая полгода и вплотную подойдя к самой ответственной съёмке – по-моему, трём сменам в школе с бесплатной массовкой в 30 школьников, я решил самостоятельно выбрать фильтры и типы осветительных приборов, чтобы добиться желаемого цветового контраста. В итоге школу мы сняли замечательно, и цветокоррекция масками там не потребовалась.
На монтаже я понял, что без изначально цветового решения это кино будет казаться зрителям прямой агиткой «Не играй в компьютерные игры!», а фильм был совершенно о другом, поэтому я потратил ещё несколько месяцев сам (плюс привлекая друзей) на покадровое отделение героев от фона для изменения, например, фона в синий цвет, а героев – в жёлтый. Это позволило сделать очень сюрреалистическую картинку, которая теперь, спустя годы, кажется мне совершенно не органичной, но в то же время единственно возможной в этом фильме, который в обычных бытовых цветах выглядел бы всё ещё только одним фильмом против компьютеров.
То есть ты мыслишь и как режиссер, и как оператор, что позволяет извлекать из изображения дополнительные смыслы при последующей работе с ним?
Я, конечно, придумываю кадры, уже когда пишу сценарий, а несколько из них писал сразу в формате режиссёрского сценария, потому что то, что кажется лаконичным в литературном сценарии, например, закончить эпизод фразой, в режиссёрском сразу же обнаруживает свою плоскую литературность. В целом в работах после «Homo Gamer», где я уже стал полностью сам контролировал изображение, как мне кажется, картинки удавались не потому, что я хороший оператор с большой визуальной культурой (а это точно не так!), а потому, что стилистика современного киноизображения всё дальше и дальше уходит от выверенных композиций и «правильного» освещения (например, фильмы Финчера и «True detective» сняты с объектом темнее фона (это было бы преступлением для Тарковского! – а выглядит живее)). А так как я рассматриваю кадры лишь как «вкусные» или «невкусные», двигающие или не двигающие сюжет и эмоцию зрителя, забывая про множество операторских правил, именно в этой современной стилистике неживописного кино мои кадры кажутся многим очень хорошими. Уверен, всего лишь лет 30 назад они бы всем казались какой-то чушью!
Вскоре после премьеры «Homo Gamer» осенью 2009-го у меня в руках оказался фотоаппарат Canon 5d mark II – и это было для меня революцией. Потому что теперь можно было снимать не плоское блёклое телеизображение видеокамерой, а уже что-то похожее на пленку – кино и по глубине резкости, и по динамическому диапазону, и при этом не тратить огромные суммы на плёнку, считать дубли и рисковать тем, что тебе её испортят в лаборатории. Я тут же стал помогать подруге снимать на фотоаппарат учебный музыкальный клип «Секрет – Привет», а весной 2010-го – собственный клип «Alhimia – Тонкость» на пару с сорежиссёром Денисом Прима. Здесь я уже решил сам выступить и оператором, чтобы полностью контролировать изображение, и впервые начал отличать мягкий и жёсткий свет.
А что было потом?
Потом мой лучший друг – исполнитель главной роли в «Homo Gamer» (а в будущем и в «По уши в песке») – Илья Шидловский попросил меня снять ему в качестве оператора «Панацею» – жанровый коротыш с погонями, наркотиками и любовным треугольником. В действительности мы пытались снять его ещё в 2008-м (когда я ещё не закончил «Homo Gamer»), но проблемы с актёрами, операторами, общей организацией и уходящей натурой остановили съемки. Теперь же передо мной стоял вызов не столько снять зрительское кино, но и уже реально, а не клипово освоить технологию киносъёмки на фотоаппараты, и я согласился.
Мы снимали большую часть «Панацеи» на деньги, которые мама Ильи дала ему на оплату института, где он учился у Льва Эренбурга, но все равно экономия была чудовищная: мы возили огромные двухкиловатные «юпитеры» (световые приборы) в метро, на маршрутках и трамваях, вместо kinoflo (прибора рассеянного света) у нас чаще всего была одна строительная напольная 500-ваттная лампа, фрост (белая калька), скотч и стулья – с помощью них мы склеивали Softbox’ы, получая мягкие световые рисунки на лицах героев. До сих пор я думаю, что светить я научился лишь на «Панацее».
Вообще, мне кажется, что технологии всегда определяют образность: высокий контраст киноплёнки из-за маленького динамического диапазона в начале века создал немецкий киноэкспрессионизм, превратившийся в итоге в нуар, низкая чёткость привела к монтажному языку Эйзенштейна, неконтролируемая цветность первых цветных пленок создали горящий красками соцреализм в СССР и мюзиклы в США, а чёрно-белая пленка с большим диапазоном и цветная пленка, близкая по цветопередаче к человеческому глазу, сформировали и способ съёмки Тарковского и Германа и, как мне кажется, даже теорию реабилитации физической реальности Кракауэра: с плёнкой 10-х годов ни о какой реальности в кино речи быть не могло; а впоследствии изобретение стедикама сформировало совершенно другую условность действия, движения и вообще игры актёров.
Так и в нашей «Панацее» – маленькая камера и её единственный стабилизатор при съёмке с рук – монопод (штатив на одной ноге), закинутый на плечо, – сформировали одно из основных решений фильма – вращение камеры вокруг оси съемки во время неконтролируемых героями эпизодов.
Но во время съемки «Панацеи» я посмотрел «Ночи в стиле буги» Пола Томаса Андерсона, и тут же в нашем коротыше начали появляться эпизоды одним планом и внутрикадровый монтаж. Этот же фильм во много сформировал и сюжетную, и изобразительную стилистику «По уши в песке», который я начал снимать, ещё не до конца закончив съёмки «Панацеи» в самом конце августа 2010 года.
Короткометражный фильм «По уши в песке»
Здесь изображение было гораздо проще, склеек, возможно, в десятки раз меньше, а снимали мы практически в одном районе – это пляжи у Сестрорецка. Погода уходила, лили холодные дожди, ребята продолжали играть в шортах прохладное лето и кричать на меня, а остановились мы лишь в тот момент, когда главный герой нёс девушку в воду, а вокруг начал падать густой снег.
Я решил, что всё же нужно переснять этот кадр, поэтому нам пришлось ждать весны, и даже начала лета 2011-го, когда мы завершили съемки.
Затем осень и зиму мы монтировали и писали голоса для обоих фильмов, после чего нам посчастливилось сходить на кастинг молодых сценаристов и режиссеров студии Триикс Медиа, где наши коротыши понравились сценаристу и режиссёру Игорю Копылову, благодаря которому студия помогла нам завершить фильмы на их оборудовании. После этого мы разрабатывали для студии молодёжный мувик «Перцы», а потом год копили деньги на премьеру наших фильмов.
В начале 2013-го мы сняли еще один фильм «Арбитры изящного» и вместе с остальными показали летом в большом зале Дома кино.
Затем Илья уехал в Москву сниматься в одной из главных ролей в «Интернах», а я писал синопсисы и раздавал долги. Зимой я чуть не запустился с фантастической короткометражкой на манер «Дороги», но в ледяном мире Воннегута из «Колыбели для кошки», но вовремя разочаровался в слишком быстром изложении большого сюжета в 30 минутах.
Заметно, что вы очень спаянно работали вместе с Ильёй Шидловским, и у вас даже темы были близкие – молодёжная, наркоманская проблематика, насилие, зависимость разного рода… Актёров вы также выбирали почти одних и тех же. Однако твой последний фильм «Удар по штабам» резко поворачивается к политической проблематике. Почему?
Наркоманская проблематика в наших фильмах появилась скорее от отсутствия человеческого опыта: нам нужны были Макгаффины для толкания сюжета, а наркотики – это всегда плодотворная почва для действия и игр с субъективностью освещения каждого эпизода.
А «Огонь по штабам»... Произошёл Майдан. Ливень эмоционально заряженной информации шёл со всех сторон, хотя дома у меня даже нет телевизора. Но самое интересное – за месяц до начала Майдана в октябре 2013-го мы свозили наш Минифест в Киев, а показ там организовала молодой киевский продюсер Лера Ожиганова, до которой случайно докатились трейлеры наших фильмов в ходе волны репостов перед премьерой. И поэтому во время Майдана Лера рассказывала мне то, что знает сама. Но её точка зрения стала казаться мне такой же неполной, как и моя: ведь она и её парень в феврале сидели дома и лишь собирались пойти на площадь, в то же самое время они были совершенно уверены в том, кто расстреливает демонстрантов. И мне стало казаться: да, ОРТ точно врёт, но освободившись от этой лжи, мы, возможно, не обретём правду, а лишь попадём в поле действия другой – проевропейской пропаганды – ведь в конечном счёте мы ничего не знаем, потому что не можем оказаться живым глазом сразу и на Майдане, и в кабинете у Путина.
И это параноическое состояние, когда ты начинаешь сомневаться в любой точке зрения + прочтённые в тот период многие романы Дика, сформировали в моей голове новый сюжет, который я писал сначала как короткометражку, а потом она переросла в полный метр – «Вспоминая оптом». Это фантастический фильм, где актёры с помощью специального вещества «Д», позволяющего ввести любого в гипноз и внушить ему всё, что угодно, разыгрывают перед клиентами романтические и героические сюжеты, в которых клиенты участвуют и в которые верят, как в реально происходящие с ними события. Но ввязавшись в длительную игру с одним сложным клиентом и пытаясь его в итоге разбудить, показать, что всё предыдущее – просто вымысел, сыгранный актёрами, они обнаруживают, что сами находятся в какой-то повторяющейся иллюзии – это только завязка.
Поняв, что без денег прямо сейчас я не могу сделать этот фильм, в мае я написал «Огонь по штабам», а в июне и июле из-за отсутствия денег и времени у актёров с кровью и потом снял его за четыре смены, две из которых длились по 36 часов.
Осенью я и Костя Фисенко – продюсер и актёр «Огня по штабам» – поступили в киношколу Культбюро: я – в сценарную лабораторию Наны Гринштейн и Нины Беленицкой с синопсисом «Вспоминая оптом», а Костя – в продюсерскую лабораторию Елены Яцуры и Юлии Мишкинене с тоже моим синопсисом детского фантастического сериала «День детей». Там мы очень в себя поверили, я из-за дедлайнов с обоими моими проектами научился писать по 30 страниц сценария в день, но не прошёл на дальнейшее обучение с мастерами, и просто могу прийти с готовым сценарием на финальный питчинг следующим летом.
Только освободившись от Культбюро в конце октября, я смог взяться за монтаж и озвучивание «Огня по штабам», потому что мы очень хотели закончить и показать его до конца года – всё-таки это актуальное кино. По большей части из-за этих сроков в фильме много проблем со звуком (для ускорения работы пришлось писать всех актеров у меня дома), но, с другой стороны, я счастлив, что смог реализовать проект так быстро, в отличие от предыдущих своих фильмов, на которые уходило не четыре смены и семь месяцев поста, а 30–40 смен и 2–3 года.
«Огонь по штабам» – это не просто история о людях твоего поколения – об их любви, времяпрепровождении, интересах. Но это история о том, как ненависть и насилие разлиты в воздухе современной России, как они порождают страхи и чувство социального тупика близостью войны с Украиной. Есть ли это то, что ты хотел сказать своим фильмом? Или ты закладывал еще какие-то смыслы?
Одной из идей для сюжета «Огня по штабам» было то, что в нём «отхватывать» должны те, кому политика совершенно безразлична. И в первой версии сценария всё происходящее было натуралистичной реальностью. Но вскоре я понял, что гораздо ценнее говорить о страхах и кошмарах, которые поселяются в головах совершенно аполитичных людей – таких, каким всего год-полтора назад был я.
Потому что да, близость войны быстро делает нас либо воинствующими патриотами, либо не терпящими никакой критики либералами – война вскрыла, как мне кажется, просто предрасположенность людей к этим точкам зрения. И иногда мне кажется, что эта предрасположенность, вполне возможно, даже физиологическая: как, по-моему, Ницше писал, что для сострадания необходимо воображение, чтобы представить себя на месте жертвы. Я не думаю, что все патриоты глупы или неспособны к эмпатии, совсем наоборот, но есть что-то органическое в том, как объединяются атеисты-геи-веганы-хипстеры-антифашисты в одну группу и верующие-гомофобы-националисты-«евразийцы» в другую. Ведь сложно найти антифашиста или вегана, выступающего за ДНР! Мне кажется, причина этого в чём-то, связанном с фигурой врага, – в потребности в ней с одной стороны и в желании дружить со всем миром и всеми живыми существами с другой. Или, может быть, мы просто по разному пережили лакановскую стадию зеркала – и теперь кому-то из нас нужен враг, в чём-то отличный от нас (по национальности, религии, сексуальной ориентации, питанию или музыкальным вкусам), а кому-то – нет. Я никоим образом не питаю иллюзий по поводу честности намерений Запада в отношении России, но действия российских властей кажутся вовсе не оборонительными, а саморазрушительными – повторяется история Югославии, где подстёгиваемый извне национализм нескольких народов создал войну и превратил богатую страну в несколько колоний с постоянно увеличивающимся госдолгом.
В итоге мне кажется, что фильм говорит, с одной стороны, о беззащитности человека перед информационным безумием пропаганд, а с другой – о пассивности молодой интеллигенции, чья установка «Убери свою планету» делает нас просто жертвами перед активными одержимцами-пассионариями, уже влияющими на нашу жизнь. Но, конечно, там много и других, более локальных содержаний.
Короткометражный фильм «Арбитры изящного»
Если посмотреть антиутопию «Арбитры изящного» Шидловского, где ты работал оператором, то можно сказать, что ваша компания как-то серьёзно стала взрослеть и осмыслять происходящее в России довольно рано. В этом фантастическом фильме можно наблюдать своего рода рефлексию на тему последствий цензуры и насаждения лжи, доводящих жизнь до абсурда. Можно ли сказать, что подобная ранняя зрелость характерна для твоего поколения? Или это особенности вашего круга друзей? И вообще, что ты думаешь о своём поколении 20-летних?
Выбор темы в тот момент имел гораздо более прозаические причины! Илья узнал о кинофестивале «Short film fund», для которого нужно было снять короткое кино, выложить на их сайт, а затем ждать результатов зрительского голосования и решения жюри. Большинство работ на этом фестивале были совершенно любительскими, даже те, которые заявлялись в номинации «Профессионалы», а в каждой номинации был предусмотрен довольно весомый денежный приз. Поэтому Илья собрал небольшую команду, каждый в которой должен был получить процент от приза – а мы были уверены, что хоть какой-нибудь получим. В жюри был Кирилл Серебренников, а условием участия был запрет в фильмах мата, насилия, даже подспудного эротизма, оружия, несовершеннолетних и пенсионеров в кадре. И, собственно, именно эти условия и вызвали в голове у Ильи сюжет про абсурдную цензуру будущего.
В действительности Илья хоть и против цензуры (особенно запрета мата в кино), в основном он считает действия властей сейчас верными и оправданными, поэтому мне очень смешно, что он придумал этот фильм!
Не думаю, что это особенность нашего поколения, потому что большая его часть живёт так, что вообще никак не соприкасается с государством, или по крайней мере так себя чувствует. В основном мы совершенно аполитичны, что год назад произвело на меня сильнейшее впечатление, когда я понял, что мои друзья лишь смутно знают о Майдане, им это не особо интересно, а ни одна сторона конфликта их не привлекает. Ещё больше я это прочувствовал, когда мы начали делать пробы с актерами перед съемкой «Огня по штабам», и мне приходилось расшифровывать чуть ли не каждое слово в политических спорах героев – все эти темы оказались просто вне интереса молодой творческой интеллигенции, в том числе даже той её части, которая считала себя политически подкованной.
Поколение 20-летних, я думаю, мало что создает нового, потому что современная молодёжная массовая культура и псевдосубкультура хипстеров, которая является её ведущей частью, совершенно не конфликтны. Кто-то называл хипстеров первой субкультурой, у которой нет какой-либо цели: только слушать модную музыку, смешно одеваться, интересно фоткать или фоткаться. Но всё это может измениться в России именно благодаря цензуре и закрыванию культурных границ, потому как вся молодежь культурно оппозиционна России – мы слушаем в основном западную музыку, смотрим в основном западные фильмы и читаем западные книжки. Отнимите это у хипстера, и он начнёт беситься сильнее, чем пользователи ВКонтакте, когда в нём вдруг ввели Микроблог, убрав традиционную Стену.
Если же говорить не о России, а о современной молодежи в целом – недавно у меня появилась довольно странная идея. Дело в том, что я всего лишь полтора года пользуюсь айфоном, а до этого пользовался почти только одними чёрно-белыми нокиями; всего год назад я начал писать сценарии в специализированной программе Fade In, которая по простым алгоритмам предсказывает каждое ваше следующее действие (после имени героя в середине страницы логично, что будет его диалог), поэтому сокращает количество нажатий на кнопки, и, как ни странно ускоряет, работу просто в разы; и всего год я пользуюсь методикой GTD и приложениями в телефоне для неё. И эти три вещи сделали мою жизнь настолько удобнее, продуктивнее и логичнее, что я понял: технологии начинают реально ускорять и упрощать именно повседневный человеческий труд, общение, организацию жизни, делают свободную информацию ещё более близкой (весь Google у тебя в кармане каждую минуту).
Кадр из фильма «Огонь по штабам»
Эти вещи просто делают жизнь удобнее, но они начинают настолько баловать нас своей продуманностью, что мы начинаем замечать непродуманность, неэффективность тех способов организации труда, жизни, питания, управления государством, которые исторически сложились там, где мы родились: мы уже не хотим писать от руки, потому что так принято, есть вредную пищу лишь потому, что её ели многие поколения до нас, мы больше не хотим прятать знания – только бесплатно делиться ими с другими, потому что это полезно всем (смотрите, как Tesla Motors и Toyota сейчас открывают свои патенты!), а в итоге в какой-то момент мы просто не сможем принимать как должное неэффективные решения руководителей страны.
Поэтому, мне кажется, революции и социальные волнения в XXI веке по всему миру будут происходить не из-за голода, несправедливости или националистической ненависти, а из-за этой новой избалованности продуманными вещами – из чувства абсурда при виде власти, которая работает хуже, чем твой телефон.
