Этот важный опыт пустыни
Разговор с одним из кураторов второй Иньчуаньской биеннале Андрисом Бринкманисом
30/10/2018
Андрис Бринкманис – один из немногих кураторов из Латвии, активно работающих прежде всего за границами своей страны. Он живёт и профессионально реализует себя в Венеции и Милане, но география его проектов гораздо обширнее и включает в себя в том числе Китай – совсем недавно он был участником кураторской команды, работавшей над второй Иньчуаньской биеннале (под руководством Марко Скотини). На прошедшей в прошлом году documenta 14 в Касселе он помогал формировать ту часть экспозиции, которая была посвящена столь интересной и противоречивой фигуре, как Ася Лацис, а весной 2015 года выступил как сокуратор павильона Албании на Венецианской биеннале. Андрис, безусловно, не забывает и Ригу, и в феврале 2018-го он курировал выставку знакового эстонского художника Яана Тоомика «Театр жестов» в Мукусальском художественном салоне.
Андрис Бринкманис. Фото из личного архива
Получивший образование в Риге и Милане, он занимается ещё и преподавательской деятельностью в Nuova Accademia di Belle Arti (Милан), и пишет для таких изданий, как «SOUTH as a state of mind», «Corriere della Sera», «Flash Art International». Андрис – молодой и успешный интеллектуал с европейским бэкграундом, но мы хотели расспросить его именно об «азиатском» опыте – об уже второй биеннале, прошедшей в китайском городе Иньчуань с 9 июня до 19 сентября. Нам было интересно услышать его рассказ об этом крупном международном проекте в столь далёкой и в то же время столь важной в мировом контексте стране, поднявшем важные вопросы взаимоотношений прошлого и будущего (или, вернее, попытавшемся осознать прошлое как источник вдохновения для будущего).
Что это за место – Иньчуань? Почему именно там теперь существует впечатляющий арт-музей и уже во второй раз проводится биеннале?
Иньчуань – столица Нинся-Хуэйского автономного района, которая находится в пустыне Гоби у подножия гор Хелан, на реке Хуанхэ (с китайского языка переводится как «жёлтая река»). Это не только географически, но и геополитически стратегически важное место. В своё время это была одна из остановок на Шёлковом пути, один из исторических приграничных городов в западных областях Китая. Иньчуань находится также совсем недалеко от Монголии. Фрагмент Великой Китайской стены по-прежнему свидетельствует об этом комплексном прошлом.
В настоящий момент город стремительно развивается и вскоре станет первым «Smart City» Китая со всеми отсюда вытекающими последствиями. История, архаические объекты, различные языки, диалекты, религии и свидетельства культуры сосуществуют здесь с гипермодернизмом и стремительным развитием среды и технологий. Именно поэтому он очень интересен как «case study» и как место для проведения разного рода исследовательских работ. Город и регион также очень любопытны и с точки зрения культуры и антропологии, причём не только с оглядкой на прошлое, но и принимая во внимание планы на будущее китайского правительства (т.е. One Belt one Road, или проект нового Шёлкового пути).
Экосистема региона тоже весьма своеобразна. Из-за того, что пустыня граничит с горным регионом и рекой, здесь есть множество разнообразных видов животных и растений. Регион из-за своей истории и природных ресурсов уже с начала ХХ века является своего рода escape-зоной для художественной среды, и поэтому, хотя язык современного искусства здесь не так уж широко распространён, этим местам традиционно придаётся особый статус в воображении местных художников.
Музей Moca Yinchuan, в котором проходила вторая Иньчуаньская биеннале
Проект музея Moca Yinchuan стартовал в 2012 году, а здание было передано в эксплуатацию уже в 2015 году – недалеко от аэропорта и в некотором отдалении от центра города. Биеннале было решено проводить через год после открытия музея, чтобы придать музею и региону международную известность и новую идентичность. Первым куратором биеннале стал индиец Босе Кришнамакари (Bose Krishnamakari). Причин провести биеннале в таком дальнем уголке страны было достаточно много. Во-первых, авторы проекта хотели стимулировать местную культурную среду, создавая новую инфраструктуру, а также дать старт культурным инициативам в месте, которое было известно главным образом своими природными ресурсами и ландшафтами.
Во-вторых, Иньчуань вскоре станет начальным пунктом амбициозного правительственного проекта Belt and Road initiative, и это было, конечно, одним из важнейших факторов, мотивировавших инвесторов на строительства музея. Именно поэтому одной из главных тем курируемой нами биеннале было желание не «упереться взглядом в будущее», а поглядеть назад, в прошлое, и осознать историческое наследие Шёлкового пути, которое по-прежнему заметно на каждом шагу – в мультикультурной, мультиэтнической эгалитарной среде и уникальном «биоразнообразии», которому в настоящий момент столь многое угрожает. Наше исследование и точка зрения, конечно же, были совершенно противоположны идеологии нового проекта «Шёлкового пути». Который, к сожалению, хочет превратить весь этот регион и часть Центральной Азии просто в геоэкономический коридор, редуцируя очень многие существенные вещи.
Taus Makhacheva. On the Benefits of Pyramids in Cultural Education, Strengthening of National Consciousness, and the Formation of Moral and Ethical Guideposts. 2015
Музей и биеннале являются государственной инициативой? Каковы, на ваш взгляд, теперь отношения между государством и современным искусством в Китае?
Moca Yinchuan начинался как частный проект, однако несколько лет назад музей был преобразован в организацию смешанного типа. Это означает, что в настоящий момент это – государственная институция с долей частного капитала.
Говоря о современном искусстве, интересно отметить, что в Китае сейчас открываются всё новые музеи и проекты, и нередко только после открытий начинается серьёзный анализ, что же в них, собственно, стоит выставлять. В период китайского экономического бума правительство во всё это фактически не вмешивалось, и ряд китайских художников приобрёл международную известность, однако их понимание современного искусства было прямой имитацией западных тенденций в ориентальном соусе. В последнее время китайское правительство вновь стало категоричнее, и на самом высоком уровне были выработаны специальные указания работникам культуры и искусства. Рынок, в свою очередь, конечно же, развивается по своей логике, что в целом создаёт довольно комичную ситуацию. Конечно, как и везде, существует цензура (очень точно артикулированная) и есть ряд тем, затрагивать которые в настоящий момент сложно, однако, понимая контекст и культурные различия, работать в Китае по-прежнему возможно. Чем больше ездишь по Китаю, тем яснее становится, что и без коммерциализированных на Западе авторов есть очень много фантастических молодых и не очень молодых художников, о которых почти ничего не слышали, но чьи работы оригинальны и заслуживают серьёзного интереса. Сами молодые китайские художники, например, считают Ай Вэйвэя западным автором, который использует местную ситуацию, чтобы зарабатывать деньги.
В настоящий момент, когда почти в каждом городе Китая проходят биеннале и открываются музеи, становится ясно, что происходит попытка весьма напрямую адаптировать здесь западные модели, в том числе не самые удачные. Наша экспозиция, в свою очередь, пыталась не только импортировать идеи, но и повысить уровень признания именно местных ценностей. Скажем, желание выставить античные предметы и произведения на биеннале современного искусства местным организаторам представлялось непонятным. Непривычным казался им и наш выбор создать нарратив выставки с помощью взаимного диалога художников и работ.
На китайских биеннале обычно имеется главный зал, в котором выставлены авторы серии A (Олафур Элиассон и прочие Startists), и ещё какой-то более укромный зал с молодыми и менее знаменитыми авторами. На второй Иньчуаньской биеннале такого рода разделения не было, и это тоже казалось странным. Отношение к современному искусству и культуре в Китае стремительно меняется, и, слава Богу, появляются и оригинальные местные модели деятельности, которые понемногу замещают эффектную и извращённую имитацию Запада.
Sammy Baloji. Tales of Copper Cross Garden. 2017
Каковы главные темы и разделы биеннале? С какими из них пришлось работать больше всего?
Выставка, которую мы создавали в Иньчуане, называется Starting from the Desert. Ecologies on the Edge. О названии мы очень долго дискутировали, но в конце концов оно хорошо соответствует содержанию и теоретической установке биеннале.
В создание выставки помимо главного куратора художественного директора Марко Скотини (Marco Scotini) были вовлечены ещё четыре куратора (curatorial team) – Паоло Каффони (Paolo Caffoni, Италия, Германия), Заша Кола (Zasha Colah, Индия), Лу Чиньхуа (Lu Xinghua, Китай) и я.
Наш посыл был – создать выставку, опираясь на очень конкретный и точный геополитический и исторический контекст; к тому же мы хотели, чтобы она стала своего рода minor language в контексте глобальной системы биеннале. С помощью выставки мы надеялись разобраться и поговорить о ряде актуальных и важных в данный момент тем (и не только в контексте Китая), и сделать это, применяя метод археологического анализа Мишеля Фуко.
Северо-западный Китай по-прежнему считается отдалённым уголком, однако благодаря наследию Шёлкового пути исторически он стал местом, которое характеризуется особой гибридизацией: обменом и циркуляцией людей, языков, технологий, религий, животных, пряностей, товаров и растений. В период, когда материк Евразия и тот его регион, в котором мы работали, рискуют стать простым полем добывания геоэкономической прибыли, наша биеннале хотела бы проанализировать разные формы «совместного бытия» (коллективизма) на скрещении гетерогенных компонентов. В Китае следы прошлого стираются ежедневно, именно поэтому мы использовали пустыню и как метафору, и как очень конкретную точку отсчёта.
And Tsherin Sherpa. Wish Fulfilling Tree II. Installation. Tsha Tsha, Xixia Dynasty form Ningxia Museum’s collection
Работая над проектом, мы искали, как можно было бы определить экологическое мышление нового типа, целью которого была бы эмансипация всех (а не только некоторых) форм жизни. Разыскивая такую экологику, которая могла бы послужить рождению новой парадигмы для траверсальной теории, мы старались не редуцировать все идеи и элементы, сводя их к простым субъектам или объектам, и в ходе работы пытались осознать, можно ли создать также новую экомодель формирования выставок.
В экспозиции было четыре тематических раздела, которые нередко перекрещивались между собой. Это никоим образом не ограничивало попытки художников визуализировать различные материальные и нематериальные аспекты исследований. С помощью этих тематических разделов мы скорее хотели подвергнуть критическому анализу дуальные системы и бинарное мышление, которое родилось и укоренилось с рождением модернизма и капитализма. Именно этот дуальный подход представляется главным ограничением возможности реализовать экосоциальную программу нового типа в наши дни. Думая об экологии, мы отзывались на идею Ф.Гваттари об экозофии. Экология в гваттарианском смысле – это исследование целого комплекса феноменов, включающих человеческую субъективность, окружающую среду и общественные отношения, причём всё это взаимосвязано на глубинном уровне.
Раздел Nomadic Space and Rural Space сконцентрирован вокруг взаимодействия физической окружающей среды с формами жизни. Labor-in-Nature and Nature-in-Labor фокусируется на производственных силах (оплачиваемых или неоплачиваемых) и на отношениях вокруг производства (присвоение, эксплуатация, аккумуляция), связанных с современными идеями природы. The Voice and The Book работает на уровне ментальной экологии, деконструируя оппозицию между фонемами и графемами, оральной практикой и письмом, исследуя вопросы производства и воспроизведения знания. Minorities and Multiplicity обсуждает различные формы объединений живых существа: от микросоциальных до институционных.
Учитывая, что в 2008 году в Венеции мне посчастливилось прослушать цикл лекций Джорджио Агамбена (Giorgio Agamben), который этот знаменитый итальянский философ посвятил анализу языка и особенно анализу голоса, я на Иньчуаньской биеннале особенно много работал над разделом The Voice and The Book.
В своё время в пустыне Гоби была найдена первая напечатанная книга – «Алмазная сутра» (IX век), однако этот текст был задуман не для чтения, а для пения. В Монголии существуют формы пения – диплофония и триплофония, с помощью которых певец поёт двуголосно или трёхголосно. Представленный в экспозиции фильм, который документировал крестьянские песни, исполняемые во время работы в самых удалённых регионах Индии, а также скульптурная работа узбекского художника Вячеслава Ахунова «Дыши тихо» деконструировали и делали абсурдными разные нормативные и идеологические призывы, размещённые в публичном пространстве. Эта секция в общем пыталась задать вопрос, способны ли мы существовать вне языка (идентичности, национальности, культуры). Она говорила о различных формах невербальной коммуникации, причём не только среди людей, но и среди других живых организмов.
Всего в биеннале приняли участие 90 художников из 30 стран. Нас особенно интересовали авторы из государств, граничащих с Китаем на его западе, от Монголии до Центральной Азии и Юго-Восточной Азии. Мы пробовали пригласить также авторов, представляющих различные меньшинства. Около 40 работ были сделаны именно для биеннале, и в период подготовки к открытию сложилась очень крепкая смычка между художниками, несмотря на то, что не все авторы говорили по-английски или же на каком-то другом, понятном для обеих сторон языке.
Как, по-вашему, экспозицию биеннале восприняла местная публика? И какова эта публика?
Если первую Иньчуаньскую биеннале посещали главным образом профессионалы и связанная с искусством публика, то благодаря следующим проектам музея Moca Yinchuan в течение года удалось привлечь также и местную аудиторию. Поэтому нашу выставку уже посетило намного больше людей из города Иньчуань, а также туристов и профессионалов. Музей успешно сотрудничает со многими университетами и школами, и их воспитанники являются регулярными посетителями музея. Но нас интересовала ещё одна особенная аудитория – работающие по соседству с музеем сельские труженики. Многие из них – представители национальных меньшинств, и вокруг музея по-прежнему расположено много посёлков, которые считаются экономически малоразвитыми и в будущем, вероятнее всего, будут урбанизированы. Словенская художница Марьетица Потрц, посетив этот регион, открыла, что невзыскательные домики местных крестьян, построенные из сухих рисовых стеблей и глиняных кирпичей, являются, по сути, передовыми образцами биостроительства. К сожалению, в Китае в настоящий период стремительного развития экономики наблюдается очень мало уважения к прошлому или более упрощённым формам жизни и архитектуры. Чуть ли не повседневно какой-нибудь посёлок просто стирается с поверхности земли, чтобы на его месте возникли небоскрёбы – цитадели будущего. Происходит весьма стремительная урбанизация, и большая часть крестьян мечтает или вынуждена переселиться в город. Поэтому Марьетица Потрц захотела в этом стерильном и новом музее реконструировать 1:1 такой крестьянский домик, привлекая внимание к тому, что успешными моделями экоархитектуры являются именно те, которые в настоящее время уничтожаются. Это был также символически очень важный жест, и очень многие жители посёлка посетили выставку именно из-за этой работы. Мы включили в экспозицию работы местных крестьянских художников эпохи 1960-х годов, а также работы разных других авторов из Иньчуаня (Mao Tongqiang, WUXU group). И среди работ других авторов формировались интересные диалоги, подкрепившие общий нарратив проекта, который был достаточно открытым, чтобы самая разная публика на выставке чувствовала себя удобно и могла понемногу открывать комплексный и многослойный концептуальный «каркас» проекта.
Majetica Potrč. Yinchuan: Rural House. 2018
Что стало для вас самым большим сюрпризом в Китае?
В Китае удивляет то, насколько ограничены наши (западные) стереотипы и насколько абсолютна иная, многосторонняя и богатая тамошняя природа и тамошняя цивилизация, её культура и её традиции. Я побывал только в двух регионах – в Сычуани и Нинся, и каждый из них – это что-то абсолютно иное. Культуры азиатских стран на тысячелетия более древние, чем, к примеру, европейские, но на сегодня как точка отсчёта всегда берётся Запад. Я надеюсь посетить и крупные китайские мегаполисы – Шанхай и Пекин, которые, конечно, являются символами контрадикции сегодняшнего времени.
Наибольшее впечатление на меня произвело посещение пустыни. Йорис Ивенс один из своих последних фильмов Un Histoire de Vent тоже снял в пустыне Гоби. Пустыня в случае нашей экспозиции была не только метафорой, но и очень конкретным откликом. Именно там, где, как кажется, царят самые неподходящие для жизни условия, мы, возможно, сумеем создать экологическое мышление нового типа, которое, в отличие от риторической идеи антропоцена, будем мыслить о среде как взаимосвязанном комплексе экосистем, уважая все формы жизни.
Фрагмент экспозиции второй Иньчуаньской биеннале
