Наш человек в будущем. Даниэль Либескинд
Разговор в Вильнюсе с автором проекта музея современного искусства MO
13/11/2018
«Порядок и беспорядок – это две потенциальные угрозы, миру всегда угрожает слишком большой порядок и слишком большой беспорядок. Архитектура находит своё место в мире где-то посредине между ними», – говорит Даниэль Либескинд, невысокий, седой, часто улыбающийся мужчина в очках, всегда одетый в чёрное. Не изменяет своим привычкам он и в Вильнюсе, куда приехал на открытие музея современного искусства MO, спроектированного им для коллекции четы литовских учёных и предпринимателей Виктораса и Дангуоле Буткусов. В ходе церемонии открытия Либескинд выступил и с небольшой лекцией о своих самых важных проектах, и с первых слов стало ясно, что этот формат для него абсолютно удобен и привычен. Ведь и сотрудничество над созданием нового музея началось с подобной лекции, прочитанной Либескиндом в Rotary-клубе, после которой к нему подошёл поговорить Викторас Буткус. Этот разговор и перерос в проект, счастливо завершившийся открытием в октябре 2018-го.
Либескинда по праву считают одним из десяти ведущих архитекторов мира и зачастую связывают с ключевыми именами такого направления, как деконструктивизм, но сам он в последнее время, похоже, избегает такой коннотации. Возможно, потому что деконструктивизм связан с определённой оппозицией, ярким и бескомпромиссным противопоставлением всему окружающему городскому ландшафту, а Либескинд сейчас хочет говорить о более позитивных вещах. Так, по крайней мере, уверяла меня его пресс-агент в Вильнюсе. Его карьера по-своему уникальна в том смысле, что он не начинал её со строительства каких бы то ни было объектов – на протяжении десятилетий он не строил здания, он возводил свои идеи, выстраивал своё видение архитектуры (и научную степень он получил именно как историк и теоретик архитектуры). Только когда Либескинд заслужил на этом поле репутацию новатора и человека с перспективой, ему стали предлагать реальные проекты. И его первыми постройками были именно музеи. Самый важный проект, собственно, сделавший Либескинда Либескиндом – архитектором с мировым именем, – это Еврейский музей в Берлине, работа над которым началась в 1989 году, когда самому Даниэлю было уже за 40. «Это первый музей в Европе, посвящённый теме катастрофы, теме Холокоста, который был не только событием, унёсшим миллионы жизней евреев, а вместе с ними цыган, гомосексуалистов, больных людей – всех, кто был вне закона. Он был разрушением мира, каким его знали многие поколения до него. И, возможно, ни одно другое событие не изменило мир так, как эти страшные времена. Посмотрите на Вильнюс. До Холокоста в нём было 120 синагог. Сегодня существует только одна».
Еврейский музей в Берлине. Фото: Miradortigre
Для Либескинда всё это не пустые слова, это и его личная история. Его родители – польские евреи, сбежавшие от Холокоста в Советский Союз, где они попали в ледяные объятия сталинских лагерей, но сумели потом вернуться в Польшу. Даниэль родился в Лодзи в 1946 году, рос музыкальным мальчиком, виртуозно владевшим аккордеоном. Когда ему было 11, семья эмигрировала сначала в Израиль, а через два года – в Нью-Йорк. Здесь его отец держал небольшой магазинчик, который находился в нижнем Манхэттене, и Даниэль в те времена видел, как начиналось строительство башен Всемирного торгового центра. Так сложилось, что открытие Еврейского музея в Берлине было назначено на 11 сентября 2001 года, но оно было перенесено из-за трагедии в Нью-Йорке.
«Музей создан вокруг отсутствия, вокруг пустоты», – рассказывает Либескинд. И эта идея привела его к многосоставному архитектурному решению, это целый комплекс разнообразных пространственных «высказываний». «Там есть три дороги, и одна ведёт в тупик. И это действительно dead end того Берлина, каким он был прежде. Сегодня это совсем другой город. И это пространство очень особенное, оно не отапливается зимой и не охлаждается летом. Оно наполнено эхом того, чем Берлин был и чем он только собирается быть… Но в целом вся эта конструкция организована вокруг того, чего там нет. И это не какое-то искусство или особые материалы – то, что отсутствует – это исторические граждане Европы, которые исчезли, были уничтожены геноцидом».
Королевский музей Онтарио. Фото: Saku Takakusaki
Другой наиболее известный проект Либескинда – целый комплекс зданий и объектов, также связанный с катастрофой и её переживанием (вспомните совпадение дат 11 сентября). Он выиграл очень серьёзный конкурс и стал в феврале 2003 года главным проектировщиком работ по реконструкции Всемирного торгового центра и окружающей его территории. Тогда созданная им в Берлине в партнёрстве с его женой Ниной Studio Daniel Libeskind перенесла свою штаб-квартиру в Нью-Йорк. На сегодняшний день проект готов примерно на 85%, как говорит сам Либескинд. И снова здесь разворачивается мощное архитектоническое высказывание, которое по-новому оживляет эту часть города. Потому что это не только работа на благо памяти, это работа с памятью в надежде выстроить более оптимистичное будущее.
Впрочем, Либескинд работает не только с памятью о катастрофах, так, на встрече в Вильнюсе Либескинд рассказывал и о китайском политическом деятеле, реформаторе и промышленнике Чжане Чжидуне (1837–1909). «Это человек, почти забытый в ходе истории, чьё имя специально замалчивалось в Китае 1960-х годов. Но именно он после многих поездок в Европу стал родоначальником производства стали в этой стране, в городе Ухань. Он покупал и перевозил туда целые фабрики…» Одну из них теперь перестроили в музей и общественный центр, и это стало первым проектом студии Либескинда в Китае. «При всех ассоциациях с традиционной китайской архитектурой здание выглядит ультрасовременным, как, впрочем, все постройки Либескинда. Монолитное сооружение облицовано стальными панелями, а асимметричные объёмы поддерживают стеклянные башни», – пишут о нём архитектурные критики.
Индустриальный музей Чжана Чжидуна в Ухане. Photo: Courtesy Studio Daniel Libeskind
Либескинд показывал собравшимся на открытие в МО гостям проект за проектом, музеи, целые районы или жилой частный дом, где весь интерьер также спроектирован его студией. Его вещи по-хорошему драматичны, полны экспрессии и перспективы. Мне они немножко напоминали корабли, заплывшие в город, гигантские круизеры, состоящие из изломанных углов и необычных пропорций.
Вот и наш разговор проходил на верхней «капитанской» площадке музея MO, в то время как внизу у входа в здание репетировал своё выступление сводный детско-юношеский хор, и вопросы и ответы произносились на фоне слаженного пения (готовилось к исполнению специальное вокальное произведение, написанное в честь открытия). Либескинд говорил быстро, уверенно, улыбаясь из-под очков. А вокруг светило неожиданно тёплое осеннее солнце и звучали в унисон голоса.
Один из первых эскизов структуры будущего здания, сделанных Даниэлем Либескиндом
У вас есть серьёзный музыкальный бэкграунд. В юности вы думали и о профессиональной музыкальной карьере. Звучат ли для вас города и их пейзажи? Как, скажем, в этом смысле вы воспринимаете Вильнюс?
Это очень гармонично звучащий пейзаж. Вильнюс – совсем не перегруженный город. Музыкально он звучит легко и вдохновляюще, и я думаю, тут играют роль пропорции зданий. Я тоже попытался отразить эти пропорции классических построек в Вильнюсе, но в современной подаче. Как бы прорезав само здание и создав прямую связь между тем, что «внутри» и «снаружи», для его посетителей. И поэтому они не заперты в «коробке», а могут действительно наслаждаться гармонией города и его панорамным видом – в 360 градусов.
А какую музыкальную ноту вносит новый музей в эту гармонию?
Я думаю, что каждый посетитель приносит с собой эту ноту. Музей – это архитектурный дизайн для людей. Это не здание, которое доминирует над людьми, это люди, которые доминируют над зданием. Поэтому посетители привнесут с собой своё звучание, свою музыку. Молодые люди, пожилые люди, местные и приезжие, те, кто живёт в Балтии, и те, кто издалека, будут чувствовать себя здесь комфортно. Я так думаю. Потому что это здание настолько явственно и ощутимо связано с очарованием самого города.
Но как этот музей звучит для вас самого?
Слышите – позади нас поёт хор?
Да!
Они поют, многие голоса в единой гармонии. Это прекрасно. И у здания в этом смысле, кстати, отличная акустика. Гармоничный звук… И я не думаю, что тут есть какая-то иерархия. Есть гармония в античной музыке, есть гармония в средневековой музыке. И в нашем случае есть своего рода перекрещение здания и искусства в нём, причём взаимодействие этих понятий вмещает в себя так много разного. Это ощущение множественности нюансов может вызывать дополнительный интерес у пришедших сюда – к тому, что они здесь увидят, и к тем людям, которых они здесь встретят.
А какова, на ваш взгляд, роль музея современного искусства в нынешнем городе? Некоторые говорят о том, что это что-то вроде «новой церкви», место, куда люди идут подумать, отрешиться от повседневности, встретить близких себе по духу людей…
Это, безусловно, не новая церковь, но это важная культурная институция, потому что любой может зайти внутрь и узнать что-то новое. Современное литовское искусство, представленное коллекцией Буткусов, никто прежде не видел в таком масштабе, как некий единый рассказ, как целостность. Мы видим, что и во времена коммунистического режима люди рисовали интересные вещи. И я думаю, если люди придут сюда, то у них будет шанс своими глазами разглядеть, как менялись литовцы и их мироощущение в разные периоды времени. Это очень впечатляюще. И это то, что и есть музей, – не новая церковь, а место, куда можно прийти, чтобы узнать что-то новое, встретиться с друзьями, выпить пару чашечек кофе, послушать какое-то музыкальное выступление. Это как раз то, что и делает город важным, – не грандиозные здания, а активные культурные институции.
Но и в церкви люди встречаются с другими людьми…
Музеи в нашем обществе действительно становятся место встреч, местом для сообществ, и такую роль играют и церкви. Но музеи привлекают к себе и тех людей, которые здесь не живут, которые не отсюда. И это то, о чём и для чего и этот музей. Это новый магнит для Вильнюса. Магнит для Балтии. Я думаю, что сюда будут приезжать люди из Нью-Йорка и Токио, чтобы увидеть здание и встретиться с искусством внутри него.
Во многих статьях о вас есть упоминания о том, что вы в своё время много интересовались философией Жака Деррида. В том числе идеями о новых смыслах, которые рождаются при ярких противопоставлениях и динамичных контрастах. Это очень интересно – как философия влияет на архитектуру. Есть ли такие подчёркнуто контрастные элементы и в этом здании?
Конечно, философия, наука, литература – это тоже часть архитектуры. У вас выйдет просто набор дверей и окон, если не будет философской, идейной подкладки. И это то, что есть Ренессанс, например, или это то, что представляют собой вильнюсские церкви. Какие-то идеи о духе города, о духе мира. Вот о чём вообще архитектура в моём понимании. И это здание тоже – оно говорит о сложных взаимоотношениях внешнего и внутреннего. Вы не просто заходите и выходите отсюда. Здание как бы пронизывается по диагонали насквозь, свет проходит через совершенно непривычные места постройки. Возникает ощущение, что сам город – часть показываемого музеем искусства. Это не искусственная игра, это что-то, что исходит из genius loci самого Вильнюса.
Мне очень близка мысль о том, что к новому смыслу можно прийти через контраст…
Это правда. В этом здании есть своё напряжение, это вовсе не место, куда стоит отправиться спать или что-то в этом роде. Как, знаете, эти многие здания-коробки, куда заходишь, и сразу клонит в сон. Нет, здесь что-то живое, пробуждающее разум и тело, вовлекающее в искусство. Моя идея – это здание как открытая книга, здесь ничего не предрешено, всё зависит от каждого посетителя – молодого и старого, опытного и первооткрывателя.
Каждое новое здание – это и своего рода новая структура. Откуда вы берёте свои структуры и формы? Может быть, из природы?
Конечно, если вы посмотрите на здание MO, оно напоминает лист на дереве. Пространство как будто вскрыто, здесь возникает не только музей, но своего рода публичный театр. Вы можете смотреть из него на улицу, воспринимая город как искусство. Вы можете подняться здесь на террасу и посмотреть там фильм или перформанс под открытым небом. Это прорыв через привычную непрозрачность, непроницаемость зданий, создающий своего рода калейдоскоп впечатлений. И это то, о чём и для чего мы все. Мы – не монодименсионные создания, мы – мультидименсионны. И таков же этот музей.
А что для вас служит самым мощным источником ваших идей?
Жизнь. Жизнь состоит из множества вещей – это и мечты, и природа, и город, и культура. И отсюда и идут мои работы. Они не возникают из листа бумаги, они возникают из жизни.
Студенческий центр Лондонского Метрополитен-университета. Фото: Andrew Dunn
Приходят ли к вам какие-то идеи во сне, когда вы просыпаетесь и думаете – эврика!
Конечно, у вас обязательно должны возникать идеи во сне, чтобы и создать что-то фантастичное – как во сне.
Но бывает так, что вы, прямо встав из постели, записываете приснившуюся идею?
Не совсем. Вы должны сначала приехать на место, познакомиться с ним. Как это было сначала тут – какие-то советские постройки, расположение сразу за историческим Старым городом. Поэтому моя идея была вступить в контакт с духом этого места. Как будто продлить дальше этот исторический центр. И вы видите, что это здание уже оказывает влияние на то, что по соседству. Возникают новые кафе, новые магазины, начинается реновация окружающих зданий. Поэтому музей – он действительно не для себя, он для всех, он для лучшей жизни горожан.
По вашему мнению, что значит – быть чем-то новым, когда столько всего уже сделано в этом мире, столько идей реализовано?
Быть новым – это значит оставаться креативным, не впадать в сон. Наш мир настолько фантастичен и впечатляющ – в науке, в искусстве, в технологиях, во всём, что окружает нас. Мы живём в удивительные времена. И это и есть источник креативности – бодрствовать, быть внимательным к этим новшествам и использовать их в тех местах и тем образом, который позитивен для человечества.
То есть вы оптимистичны насчёт нашего общего будущего?
Конечно! Да, есть какие-то тёмные тени и угрозы. Но всё равно я думаю, что мы живём в великие времена и мы преодолеем все эти тёмные стороны, влияние которых некоторые люди явно переоценивают. Пессимистом может быть военный, политик или экономист. А архитектор – такая профессия, в которой вы просто обязаны верить в будущее.
Фото: Сергей Тимофеев
