Foto

Сказки о культуре

Иева Астаховска
06/08/2012

Персональную выставку Айи Зарини «Отец» можно посмотреть до 2 сентября в творческой мастерской выставочного зала «Арсенал».

Художественная среда уже приучена Айей Зариней к тому, что обе стороны её работ – как визуальная, так и идейная – в равной степени стоят обсуждения и по сути номинальны. В новой выставке с первой, визуальной стороной, казалось бы, всё понятно: её можно было бы обозначить как «новая простота», где ранняя экзистенциальная непосредственность автора (восьмидесятых годов), образы, сведенные к каллиграфии знаков / символов / росписей, (девяностых) и нарративность, интерпретирующая культурно-политические процессы (в последнее десятилетие), дистиллировались в иллюстрациях её мыслей, даже вытеснив тот «детский» стиль, который ей ставили в упрёк в ранних работах [Халяпина Т. «Как одет “король”?» // Утро коммунизма, 1986, 21 октября]. Когда в большом зале «Арсенала» были представлены «Проказники» с широкоформатными работами Айи Зарини конца 80-х «Он и она» и «Похищение Европы» в центре экспозиции, была прекрасная возможность сравнить «старую» и «новую» Айю Зариню: в последней визуальное выражение редуцировалось до ещё более обезоруживающей наивности. Например, в картине «Мой Отец» отеческий / божественный свет, который светит в глаза группе детей, изображён именно так, как в детстве рисуют солнечные лучи: черточка за черточкой, а в картине «Город будущего» очень большой папа крепко держит своих маленьких детей за обе руки, и из его глаз струится голубое облако мыслей. В таком осознанном подражании способу выражения детскости, как будто избегая академической «искусственности», и содержится дидактизм, прослеживаемый на всех уровнях выставки. 

Однако идейная сторона работ является более проблематичной. Общее повествование выставки понятно и недвусмысленно: Латвии, дабы выбраться из существующего состояния (здесь, предположительно, речь идет о моральном, а не экономическом кризисе), нужна надёжная рука с широкой ладонью, которая возьмет её и выведет из тумана – наружу, на свет, на солнце и позволит, наконец, танцевать в полном счастье [О сегодняшнем восприятии слов «танцевать в счастье» («laimē diet») из государственного гимна Латвии читайте в замечательной статье в блоге художника Иварса Друлле на портале «Kultūras Diena» от 19 июня 2012 года]. Нарисованные во многих работах фигурки именно это и делают; сюжеты, все до одного, повторяют мотив взявшихся за руки детей, собравшихся вокруг отца или других символических и мифических образов – солнца, дерева, стеклянной горы. В сопроводительном тексте к выставке объясняется, как этот мотив персонифицирует общность, гуманное и духовно ориентированное братство, поиски новых ценностей, нового мышления и нахождение таковых в культуре как в религии и в культурном наследии.

Понятно, что выставка продолжает размышления о культуре, которые занимают Айю Зариню уже более десятка лет. Громче всего она их выразила в «Беседах об искусстве», представленных в Рижской галерее («Rīgas galerija») и «K.Māksla» в Каросте (2004), обращаясь к культурно-политическим реалиям и фантомам сквозь призму довольно агрессивной конфронтации. Тогда наиболее эффектной частью была двойная выставка и перформативный диалог с молодым художником Эйнарсом Репше, только что оставившим кресло премьера, которого Зариня незадолго до этого уже успела распять в своей картине «Репше, каково твоё виденье будущего?» (2004). В «Беседах об искусстве» позицией художницы была конфронтация как цель, а используемыми приемами – риторическое обвинение и атакующие вопросы, на которые нет конструктивных ответов. 

На выставке «Отец» на месте воинственности выступает гуманистическое видение совместного бытия, любви к ближнему, общества как взявшейся за руки семьи и духовного отца, осознающего «нужды своей большой семьи – общества». – «Латвии снова нужен кто-то, с кем можно смело идти вперёд, держась за сильную руку. Тот, кто не бросит, не обманет. Тот, чью руку, в свою очередь, держит и ведет Отец судьбы. Тот, кто знает путь». – «Только культура способна вести за собой общество. Только культурное наследие сохраняет те ценности, взяв которые за основу, можно придерживаться дальнейшего пути. Самые важные ценности – это, во-первых, связь с близкими, единство. Во-вторых, связь с Богом». [В кавычках приводятся цитаты из сопроводительных текстов к работам, представленным на выставке.]

Если читать выставку как сказку (а это, кажется, и есть наиболее точный перевод этой выставки), у которой нет ничего общего ни с сегодняшним днем, ни со вчерашним, ни с реальностью, ни с актуальными культурными и культурно-политическими течениями, в ней было бы сложно найти какие-то другие элементы драматургии, кроме единственного представления о коллективном благоденствии, что дарит жизнь под руководством некоего отеческого авторитета. В свою очередь, если бы сегодняшняя реальность могла обходиться мифическими представлениями, воодушевляющее повествование выставки можно было бы воспринимать как сеанс программирования позитивизма. Однако если искусство Айи Зарини воспринимать как (культурно-)политическое или по меньшей мере социально активное – как она сама его позиционировала в последние годы и как в рамках данной выставки его контекстуализирует куратор Элита Ансоне, возникает довольно много, мягко говоря, противоречий. То, что выставка «Отец» предлагает в 2012 году как «новое мышление» и «новые ценности», при наличии знаний об исторических и совсем свежих глобальных и локальных коллизиях, причина которых зачастую кроется в авторитарной силе / режиме/ системе или в неуравновешенности в позициях власти, по меньшей мере, наивно (наивность  радует в живописном выражении, а не в гражданской позиции), если не страшнее: концентрировать мысли и чаяния на некоем божественном правителе, позволив загипнотизировать себя и следовать за ним как детям, держась за веревочку.  

Сегодня где бы то ни было в мире реакция как на экономический, так и на этический кризис призывает к обратному – не следовать, а думать самим. И скорее культура черпает из актуальной реальности, а не реальность ищет ответы в культуре. Может, конечно, в отношении возможности что-то менять или «пробуждать» это такая же наивная иллюзия, тем не менее, сегодняшний день больше характеризует активизирующее гражданскую позицию глобальное движение occupy, которое подобно вирусу распространилось с Уолл-стрита до университетов и даже оккупировало биеннале современного искусства.

Можно, конечно, возразить, что Айя Зариня говорит о символическом / духовном отце, не имеющем ни малейшего сходства с какими-либо прототипами или примерами в реальности. Но смешать культуру, религию, политику, эзотерику, национализм и патриархальность – это либо слишком густой коктейль, либо ему не хватает других пряных оттенков, важных для повседневной культуры, чтобы насладиться им в полной мере. Если социально активная художница основывает идеологию своих работ на такой смеси компонентов, искренне приходится думать, что несмотря на сегодняшние итоги «глобальной деревни», отдельные культурные пространства по-прежнему живут в другом времени и Латвия существует в некоем доисторическом безвременье, где обстоятельствами, лежащими в основе этой беседы о культуре, является не кризис, а некое состояние перманентного гипноза, лишенное необходимости рефлексии. 

Выставка «Отец» также иллюстрирует характерную особенность здешней среды: культуре по-прежнему присваивается роль носителя трансцендентальных и метафизических ценностей. Причиной такой уверенности является не какая-то особая, уникальная приближенность к духовности, а она свойственна многим (в том числе критически настроенным) художникам и интеллектуалам постсоветского пространства. [Больше по данной теме см.: Виктор Мизиано «Илья Кабаков как постмодернистский модернист (или современный постмодернист)» // Открывая невидимое прошлое [сборник статей]. Центр современного искусства, 2012, стр. 28–43.] Разумеется, и такое видение возможно, вот только проблема в том, что на нём основаны многие иллюзии, а также лицемерие как в искусстве, так и в риторике о нём, что накладывает такую нагрузку, которую культура в нашей современной неолиберальной системе не может и нисколько не желает нести.

 

Фото: Катрина Гелзе