Foto

Искусство выходного дня

Глеб Ершов

01/08/2013

26–28 июля. Архстояние 2013

Архстояние за последние годы стало знаковым событием, с которым связывались новые идеи в развитии современного искусства в России, как будто переживающего период активного институционального становления (музеи, галереи, премии, биеннале и др.).

Выход в ясное, умиротворённое пространство природы, обращение к красоте родного среднерусского пейзажа, живительное припадание к корням, обретение почвы, когда современное искусство из инкубационного «вайт куба» столичных галерей прорастает естественно и органично, выглядит не отчуждаемым, а укоренённым явлением – это ли не сказка, ставшая былью? Когда Николай Полисский стал создавать свои арх-объекты на отлогих, убегающих к реке Угре лугах, казалось, происходит рождение оригинального явления – русского ленд-арта, учитывающего местный колорит, специфику и фактуру материалов и даже архитепические формы.

Так всё и было. Никола-Ленивец – маленькая деревня в Калужской области, фактически прекратившая свое существование. Каменная церковь, поставленная в самом средоточии пространства, – единственное напоминание о прошлом. Полисский, казалось, действительно вдохнул жизнь в почти что вымороченную деревню, в угасающий ландшафт. Он даже как будто приохотил местных спивающихся без работы мужиков к изготовлению диковинного вида строений – Маяка из жердей и веток, башен-зиккуратов из сена или поленьев, привлёк сюда внимание художественного сообщества, увидевшего во всём этом возможность движения в первозданную глубинку.

 

Ещё в 1980-е годы режиссер Сергей Овчаров снял фильмы «Небывальщина» и «Левша», где блестяще визуализировал в гротескной и гиперболизированной форме фантазмы сказовой фольклорной мифологии, дав им вполне современное звучание – объектное или перформативное. Строения Полисского из дерева и других природных материалов и вправду больше похожи на призраки, фантазии, в которые интеллигентный столичный житель облекает свою ностальгию по свободному смекалистому духу коллективного народного левши. Они чрезвычайно удачно поставлены, что примиряет их с гением места. Есть в этом и пунктирная, не столь очевидная в наши дни, отсылка к 1960–70-м, когда создавались музеи деревянного зодчества под открытым небом, а художники – скульпторы и архитекторы – увлекались созданием вещей из дерева, стилизуя образы и мотивы народного искусства.

Во всем этом и вправду есть давняя русская традиция интеллигентского опрощения. Правда, в XXI веке она уже не столь актуальна. За последние полвека крестьянство в средней полосе России фактически перестало существовать как класс, теперь это сельские люмпены, либо живущие случайными приработками – как то, побатрачить на предпринимателя из Москвы, облюбовавшего местные угодья, либо же уезжающие в город, кто временно, а кто, если повезёт, навсегда. Умиляться или же идти в народ искать правды (как это делали шестидесятники), пытаться говорить на языке простого народа? Тут уже не до иронии, на то просто нет причины по факту отсутствия этого самого «народа».

Вот молодой парень, местный таксист, везёт гостей за 600 рублей из Кондорово (райцентр, где, кстати, в дни фестиваля отмечался день города – как свидетельствовал плакат с фрагментом (почему-то!) картины Сурикова «Покорение Сибири Ермаком» на центральной площади, первое упоминание о котором было в 1615-м). Работает таксистом, потому что другой, достойно оплачиваемой работы просто нет. Хорошо, по его словам, живут функционеры из «партии воров», он оставаться здесь не хочет: «валить надо отсюда». Едем по разбитой дороге, проезжаем ближайшее к Никола-Ленивцу село Звизжи, до которого ещё год назад ходил автобус, а сейчас его отменили, потому что невыгодно.

Что ж, тем разительнее контраст с фестивалем, входная плата на который – 700 рублей. Множество машин с московскими номерами, шлагбаумы, мрачные или же просто деловые охранники, стайки девушек-волонтёров с бейджиками, всюду палаточные городки, указатели, кафе и прокат велосипедов со столичными ценами – всё говорило о невиданном прежде бизнес-масштабе всего мероприятия. Что ж, приезжающей публике предлагался хорошо сервированный продукт современного искусства – такой ландшафтный парк аттракционов, ЦПКиО, или же, ближе к нам, Диснейленд. Объекты Полисского, как и Ротонда Бродского, играли роль «брендов», героев сериала, продолжением же были произведения этого года, сулящие разного рода интерактивные сюрпризы.

Идея фестиваля этого года заключалась в обживании пространства звуком, движением, в уходе от архитектуры в сторону точечных инсталляций, объектов, перформансов. На деле получилось больше похоже на фестиваль средового дизайна, где формы объектов напоминали среднестатистические опусы ландшафтных дизайнеров, черпающих вдохновение из одних и тех же источников, или же курьезные вещи из разряда магазина оригинальных подарков для креативного класса.

И дело тут не в качестве даже самих объектов или же в уровне художников, выбранных для реализации идей этого года. Дело в общей идеологии современного искусства, утратившего её и всё более превращающегося в сферу развлечений для молодых людей, настроенных, с одной стороны, совершенно прагматично, коммерчески-делово, с другой стороны, ценящих приятную праздность и уровень комфорта. Уик-энд, событие выходного дня, надо провести как-то оригинально – а здесь, с точки зрения культур индустрии, «масса креатива и позитива». События распланированы на весь день, с 12 дня до позднего вечера, надо только правильно расслабиться и принять в принципе всё, без исключения, «в пакете услуг».

Таким образом, из искусства, главная идея которого заключалась в соединении (примирении) современного искусства с пространством, обретении им подлинности масштаба, связанного с важными культурно-историческими реалиями и традициями, выросло движение противоположного свойства. Может быть, это и хорошо, ведь наконец-то современное искусство привлекает к себе внимание не только узкого сообщества профессионалов, но широкую публику, преодолевшую пресловутый барьер «непонимания». Возможно, это действительно так, и множество юношей и девушек откроют для себя мир современного искусства, совместив приятное с полезным. Только что в данном случае является приятным, а что полезным? Что является целью, а что привходящими моментами, неизбежными в любом движении, в основе которого притязания системного характера, стоит выяснить.

Если современное искусство – всего лишь бонус в системе культуры потребления, построенного на гедонистической эстетике досуга, то следует признать, что в том виде, как оно идеалистически мыслилось в начале 90-х, его больше не существует. Проект «современное искусство» закрыт. Он стал частью менеджмента сферы услуг культуриндустрии креативного класса, взращенного во время обесценивания любых Идей, недоверия к пафосу любого рода, стремящегося к выработке иммунитета ко всему, что может вторгнуться на твою, охраняемую территорию. Отсюда неизбежный консюмеризм, стагнация, уход искусства либо в дизайн, либо в профессиональное гетто – а ведь двадцать лет назад этот проект виделся куда более захватывающим, имеющим дело с реальностью, а не с бегством от нее.

Хочется критиковать искусство на социальный лад. Политическое и социально-критическое искусство не имеет шансов в современной России. Государство (читай – чиновники из обители печали под названием Министерство культуры) не способно сформулировать внятную политику по отношению к современному искусству (кроме осторожной и консервативно-охранительной позиции).

Возвращаясь к Архстоянию, стоит сказать, что превращение его в фестиваль усредненного варианта современного искусства, неотличимого друг от друга на всех возможных международных воркшопах, форумах, фестивалях и др., лишает его подлинной оригинальности – а именно того уникального симбиоза места и произведения, которое и делает Никола-Ленивец экстраординарным явлением.

Идти надо туда одному, и не в дни фестиваля, названного «Выход из леса» по одноимённому перформансу, где несколько десятков актеров в строгих костюмах изображали зомби в стилистике контемпорари-данс.

Через Бежин луг ходят в одиночку.