Ничто не просто так
Интервью с датским «starхитектором» Бьярке Ингельсом
16/05/2013
В Шанхай на EXPO 2010 архитектор Бьярке Ингельс (Bjarke Ingels, 1974, BIG group) привез статую Русалочки, добившись изменений в датском законодательстве, ранее запрещавшем куда-либо вывозить скульптурное изображение героини сказки Ханса Кристиана Андерсена, с 1913 года служащее символом датской столицы. Ему не смогли помешать даже протесты потомков скульптора Эдварда Эриксена. Пока Русалочка гостила в Поднебесной, в спроектированном BIG group павильоне Дании, на опустевшем месте в порту Копенгагена китайский диссидент, художник Ай Вэйвэй (Ai Weiwei) расположил видеоинсталляцию, чтобы все желающие в режиме реального времени могли видеть, как «идут дела» у переместившейся скульптуры. Бьярке Ингельс смеётся, что в тот момент это была единственная неподцензурная прямая трансляция из Китая в Европу. Но был у этой акции и более глубокий смысл – намёк китайцам, что посылать надо подлинники, а не копии…
Павильон Дании на EXPO 2010 в Шанхае
38-летний датский архитектор Бьярке Ингельс, самый молодой «starхитектор» мира, два года назад признанный журналом The Wall Street Journal наибольшим новатором на тот момент, никогда ничего не делает просто так. Спроектированные сыном инженера и стоматолога здания балансируют на границе утопической игрушки и функционального прагматизма. Похоже, ключ к успеху кроется именно в том факте, что все без исключения «игрушки» представляют собой не прихоть, а оригинальное решение для совершенно реальных нужд. В 2017 году завершится работа над самым высоким строением Копенгагена – архитектурно нетипичной силовой станцией, которая будет не только перерабатывать отходы в тепло, но и станет единственной лыжной трассой в плоской как стол городской среде датской столицы и её ближних и дальних окрестностях. «Творить город нашей мечты», в интервью Arterritory.com скажет Ингельс, убежденный, что перспективная архитектура должна не заставлять людей жертвовать устоявшимися привычками, а наоборот – доставлять дополнительное удовольствие. Ингельс формулирует это как «гедонистичную долговечность». Скептики ухмыляются, а тем временем едва ли не сказочные проекты BIG group друг за другом воплощаются в реальность – более 20 проектов уже завершены, около десятка строятся и 20 вскоре будут начаты. В 2008 году в Копенгагене был завершён жилой массив, по форме напоминающий гору и носящий название Mountain Dwellings. Перфорированная стена, пропускающая дневной свет на автостоянку, действительно имитирует Эверест. 35 проектов включено в книгу Yes is More, изданную BIG group в 2009 году и больше напоминающую комикс, нежели архитектурную монографию (она, кстати, издана и в Латвии).
В марте были объявлены 12 финалистов, претендующих на строительство нового музея Нобеля в Стокгольме. Наряду с BIG group в дюжину избранных вошли бюро Рема Колхаса OMA, где Бьярке Ингельс в свое время стажировался, компания Дэвида Чипперфильда, японская SANAA, швейцарская Herzog & de Meuron и др. Уместно добавить, что, в отличие от многолетних архитектурных китов, бюро BIG group возникло лишь в 2005 году (до этого Бьярке Ингельс вместе с партнером возглавлял бюро PLOT) и чуть ли не сразу стало пожинать лавры. В 2010 году Ингельс открыл филиал бюро в Нью-Йорке. Сегодня ведется работа над жилым зданием на 600 апартаментов на Манхэттене с видом на Гудзон, которое будет завершено в 2016 году и станет первым строением Бьярке Ингельса в Нью-Йорке. Проект West 57 предлагает мегаполису совершенно новую типологию жилого дома, стремясь поставить точку на прямоугольных «столбах» небоскребов. Следует добавить, что в 2009 году Бьярке Ингельс вместе с двумя товарищами учредил ещё и дизайн-бюро KiBiSi (Lars Larsen, Bjarke Ingels Group и Jens Martin Skibsted), работы которого уже включены в коллекцию MoMA.
Жилой дом West 57 в Нью-Йорке. Планируется завершить в 2016 году
7 мая Бьярке Ингельс приехал в Таллин, чтобы выступить с лекцией «Архитектурный театр». Название не случайное, ибо лекция проходила именно на театральной сцене, в зале с красными бархатными креслами, розовыми прожекторами и дискотечными дымами. На сцене были установлены макеты нескольких проектов BIG group, а на возвышении стоял высвеченный проект мэрии Таллина «Общественная деревня», над которым сегодня работает выигравшее конкурс бюро BIG group. Лекция проходила в историческом здании – Центре русской культуры (бывшем Доме офицеров флота). Этот яркий образец неоклассицизма был возведен после Второй мировой войны, когда в Таллине находился главный штаб Балтийского флота. Строительство украшенного треугольным фронтоном и шестью квадратными коринфскими колоннами дома было завершено в 1954 году. От былой роскоши интерьера сохранились большая коллекция картин и потолочная роспись круглого зала на военно-морскую тематику. Бьярке Ингельс выступал под сенью серпа и молота, а края сцены обрамляли красные звездочки… На экране тем временем демонстрировались проекты BIG group, а в помпезном фойе по красному ковру и колоннам бегали разноцветные зайчики от зеркальных дискошаров и громоздился пульт диджея для намечаемого afterparty.
За три часа до лекции Бьярке Ингельса снимало местное телевидение – в парке, тут же рядом с Центром русской культуры. Я пришла в момент, когда камера оторвалась от baby-face Ингельса, как его два года назад окрестила Fast Company, и невольно вспомнила прочитанное в The New Yorker, что он больше напоминает диджея из ночного клуба, а не архитектора. Плечистый и слегка ершистый Бьярке Ингельс ещё похож на довольного молодого кота. Здороваемся, он нежится под солнышком на парковой скамейке, пряча улыбку в карих глазах.
Вы много путешествуете, выступаете с лекциями, и невольно напрашивается вопрос о степени вашего участия в разных фазах развития проектов. Какова ваша роль в коллективе BIG?
Не так уж много я читаю лекций. Многое пришлось отбросить, чтобы больше концентрироваться на работе бюро. В любом случае… вы за меня переживаете? (Смеётся.)
Вот уж нет. Скорее, хочу понять, вы всё дотошно контролируете или, наоборот, многое доверяете другим?
Видите ли, вас никогда не будут окружать интеллигентные и творческие люди, если относиться к ним как к исполнительным дуракам. Так что любой совместный труд предполагает доверие. Но доверие в то же время хороший способ быть требовательным. Мне повезло с действительно одарёнными коллегами. Мне не нужно участвовать во всех совещаниях. Я могу положиться на их компетентность и преданность. В результате я могу больше времени проводить именно в бюро, а не околачиваться вокруг…
Но какова всё же ваша роль?
Тесное участие во всех проектах BIG. Иногда внимание надо уделять именно мельчайшим деталям, так как концепция здания может манифестироваться через малоразмерные элементы. А иногда всё наоборот – решающей является общая картина проекта, и тогда я фокусируюсь на ней.
Архитектура – это в большой мере умение концентрироваться на самом важном. Если бы я распылял усилия и деньги на все аспекты проекта поровну, на выходе мы имели бы монотонную размазню. Надо уметь анализировать ситуацию, чтобы углядеть центральный элемент, острейшую проблему, и именно на ней сфокусироваться. Тогда работа превращается в исследование – где кроется потенциал?
Mountain Dwellings (2008). Копенгаген
В архитектуру вы пришли сравнительно рано и в 30 с небольшим были объявлены «starхитектором». Вы не ощущаете себя иногда этаким архитектурным Джастином Бибером? Или же другие архитекторы сразу же отнеслись к вам достаточно серьёзно?
Джастина Бибера тогда ещё не было!
Нам повезло с возможностями, которые мы сумели использовать. Уже первые наши проекты были замечены. Не ради того, чтобы в нас влюблялись девочки-подростки… (Смеётся.) Мы же создали Harbour Bath в порту Копенгагена [в 2003 году, ещё как проект PLOT – A.И.], и теперь там можно купаться – раньше такой возможности не было. Рядовые жилые дома мы превратили в архитектурные постройки Mountain Dwellings (2008) и 8 House (2010). Mountain Dwellings – рукотворная десятиэтажная гора с садами, а 8 House создаёт коммуну – ты можешь проехать на велосипеде с первого этажа до последнего и по пути познакомиться с соседями. Я не считаю, что возраст или звёздный статус имеет какое-то значение, если ты способен с помощью архитектурных проектов делать что-то важное для общества.
Ваш архитектурный почерк вы и другие называют «прагматичной утопией». Что это означает?
Направляющая линия прагматичной утопии в том, что стремление «к лучшему миру» возможно превратить в практически достижимую цель. По щелчку идеальный мир создать нельзя. Зато можно усвоить, что город никогда не готов. Он пребывает в неустанном эволюционном процессе. В каждый момент существуют потребности, и это побуждает что-то улучшать, менять. Причем это не просто какие-то возможности что-то этакое сотворить, а ответственность архитектора – действительно улучшить ситуацию. Навострить уши, услышать, чего не хватает, и вплести это в проект. Недостаточно просто ответить на поставленный вопрос. Надо позаботиться, чтобы ответ был дан ещё на целый ряд совсем тихих вопросов. Я считаю великолепным примером прагматичной утопии Amagerforbraending в Копенгагене, над которым мы начали работать три месяца назад. Это будет завод, перерабатывающий бытовые отходы в тепло для города. Это будет самое высокое строение Копенгагена.
Завод по переработке отходов, ТЭЦ и лыжная трасса Amagerforbraending в Копенгагене. Планируется завершить в 2017 году
У нас холодные зимы, в этом году снег лежал шесть месяцев, но в городе нет холмов, и ближайшая лыжная трасса в шести часах пути, на юге Швеции. Грандиозные размеры завода позволяют превратить крышу в спуск. В 2017 году вы сможете приехать в Копенгаген – город без гор – и в его центре заниматься горными лыжами! Разве это не похоже на утопическую идею? Но мы реализовали её, объединив ТЭЦ с общественным парком. Предельно практичные вещи получены за счет нетрадиционного решения, синергии творческого мышления, сочетания вроде бы несовместимых вещей. Вот так можно построить город нашей мечты.
Можно ли вычленить наиболее острые проблемы, стоящие перед современной архитектурой в целом?
Я очень осторожничаю, говоря об универсальном. Полагаю, что у разных мест всё-таки разные потребности, заботы, требования и, в конце концов, климат. Универсальной проблемой может быть грань между скрупулезностью архитектора и нежелательной беззаботностью при проектировании здания для конкретной среды. Надо тщательно анализировать ситуацию, слушать, что говорят на улице и в местных СМИ, наблюдать за отношением жителей, оценивать, чего здесь не хватает, чего слишком много, что, возможно, лишь обретает первые намётки. Так можно нащупать невероятные идеи, которые никогда бы и в голову не пришли. Архитектор как акушерка помогает городу при родах. Если же пытаться растянуть готовую идею, приспособить её к любому случаю, теряется смысл. Причем такой архитектор блокирует путь решениям, которые родились бы, будь у него побольше чуткости. Архитектура модернизма советских времен доставила столько проблем именно потому, что была навязана извне в попытке воспроизвести мировые примеры, развивавшиеся естественным путем. Один и тот же ответ на разные вопросы – нет, это не работает и вдобавок хоронит потенциальную уникальность.
Что вы воспринимали как необходимое, недостающее здесь в Таллине, работая над проектом городской думы, с которым выиграли конкурс?
Проект Таллинской мэрии называется «Общественная деревня». Это огромная структура со множеством департаментов и служб, и всё надо вместить в один дом. Контекст расположения в свое время породил дилемму: со стороны моря располагается Linnahall – гигантская конструкция советских времен; рядом старый город – очаровательный пешеходный городок со средневековой архитектурой человеческих масштабов; а ещё неподалеку бывший промышленный комплекс.
Проект мэрии Таллина Public Village. Строительство ещё не начато
В «Общественной деревне» мы задумали расположить рядом несколько небольших зданий, каждое для конкретного отдела. В то же время здания местами соединяются, сохраняя идентичность единого общественного учреждения. Архитектурно проект рассыпан как средневековый город, но при этом он не теряет целостности, производя впечатление одного огромного строения. Уровень первого этажа поднят над землей, давая место рыночной площади. Многочисленные стеклянные детали пропускают дневной свет и не только открывают широкий вид на окрестности, но обеспечивают обоюдную прозрачность между политиками и рынком. Архитектурное решение проекта пропитано идеей постсоветской демократии, которая хочет быть более открытой, привлекательной, менее тоталитарной. Включен и «демократический перископ» – высокая «башня», где обитает мэр города и хорошо видит жизнь города. (Смеётся.) Главными движителями формообразования стали эта постсоветская демократия и стремление соразмерить крупное учреждением с масштабом человека, интегрировать его в городскую среду.
Если оглянуться в недавнее прошлое – что было самым ценным, чему вы научились, работая в свое время в архитектурном бюро OMA у Рема Колхаса?
Это была интересная среда в силу своей чрезвычайной мультикультурности. К тому же у каждого работника было совершенно отличное представление о том, какой должна быть архитектура. Ни малейших проблесков единства во мнениях. Были даже люди, о которых я никак не мог взять в толк, какой черт пригнал их к Рему, если раньше они работали в других бюро, например, у Даниэля Либескинда (Daniel Liebeskind), Питера Эйзенмана (Peter Eisenman), чья практика очень сильно отличается от того, что и как делает OMA. Я научился тому, что вклад разных людей как раз и заключается в этой разности точек зрения. Да, это создаёт довольно невыносимый хаос, но в то же время позволяет смотреть на ситуацию с бесчисленных углов зрения. Прямо как в журналистике, где необходимо охватывать противоположные мнения, чтобы статья получилась полной. Дело в том, что такое разнообразие взглядов может открывать что-то действительно интересное. Однобокость опасна, так как упускает всё, что происходит по ту сторону стены.
Опишите дом своего детства!
(Улыбается.) Маленькая модернистская «сигарная коробка» постройки 1957 года на живописном склоне у озера, в50 километрах к северу от центра Копенгагена. Очень скромная, функциональная архитектура, но необычайно живописная лесистая среда…
Вашим первым увлечением было рисование комиксов. То, что оно не исчезло, ощущается на примере вашей книги YES IS MORE. А в проектировании зданий это увлечение присутствует?
Возможно, в том смысле, что меня увлекают рассказы. Архитектура обрамляет жизнь, текущую в городе и отдельно взятом здании. В архитектуре всегда важно понять, почему всё так, как оно есть. Именно чтобы ощутить, что любое строение манифестирует определенную возможность. Здания выглядят по-разному, поскольку по-разному «себя ведут». Линия, форма, материал каждого строения именно таковы, так как создают определённый потенциал, решают конкретные проблемы. Ничто не просто так. На мой взгляд, рассказ определяет облик. Поначалу, рисуя комиксы, я очень увлекался проработанной графикой и красотой рисунков. Но если не хватает рассказа, содержания, эта красота всего лишь поверхностная. Кайф наступает, когда нарратив и иллюстрация становятся единым целым. Так и в архитектуре, если материальная оболочка и жизнь, протекающая внутри, об одном и том же.