Не говори «гоп»
23/01/2017
«В субботу, как водится, собралась вся местная шпана. Те, что постарше, стали в кружок и перебрасывались мячом. Поддетый мыском в хорошо закрученной подаче, он низко летал над землей. Все уже взмокли, но никому не хотелось снимать свой праздничный пиджак или голубой вязаный свитер в чёрную либо жёлтую полоску, чтобы не ударить лицом в грязь перед толпившейся вокруг сопливой мелюзгой».
Пьер Паоло Пазолини, «Шпана»
1.
Гоша Рубчинский, 32 года. Дизайнер уличной одежды, фотограф, режиссёр. Так, кто ещё? Выпускник колледжа «Технологии и дизайн», в каком-то отдалённом прошлом стилист и парикмахер. «Король нормкора». Друг молодёжи. Российский дизайнер, известный не только в Европе и США, но и в странах Азии и Южной Америки. Автор четырёх фотографических книг. Стал первым российским дизайнером, одежда которого продается в Dover Street Market и производится при поддержке Comme des Garçons. В прошлом году вошёл в список пятисот самых влиятельных людей мира по версии авторитетного сайта Business of Fashion. В России не показывал собственные коллекции с 2009 года, но недавно сделал исключение.
В середине января Рубчинский представил в Калининграде новую коллекцию: вещи своей марки плюс одежда, созданная специально для adidas Footbal. Сотрудничество Рубчинского и Adidas связано с чемпионатом мира по футболу, который пройдёт в России в 2018 году. Одним из городов, принимающих матчи, стал Калининград, когда-то немецкий город. Он же – первый российский город, впервые за семь лет принимающий коллекцию дизайнера на родине. Такие не вполне очевидные, но всё же стройные связи между немецкой маркой и русским дизайнером: бывший Кёнигсберг, двойное наследие, а в костюмах от adidas почти на каждом чемпионате играют футболисты сборной РФ.
Для презентации коллекции Рубчинский выбрал историческое здание на берегу Преголи. Из всего немецкого, что сохранилось в современном Калининграде, – самое «итальянское». Кёнигсбергскую биржу в несвойственном городу стиле – итальянский неоренессанс с элементами классицизма – построили в 1870–1875 годах по проекту бременского архитектора Карла Мюллера. В советские годы здание биржи назвали Дворцом культуры моряков, в нулевые переименовали в Областной центр культуры молодёжи. Содержимое не поменялось: народный литературный театр и образцовые ансамбли. Паркет и линолеум. Тусклый бархат и тёртый дерматин. Крытая галерея с арочными окнами на реку: крепкий лёд сквозь мутный тюль.
Показ проходит как раз в этой крытой галерее. На паркет по одному и парами выходят любимые герои Рубчинского: молодые люди, бледные, бритые, худые, какие-то сутулые и нелепые, одетые во что-то мешковатое, полуспортивное, вытянутое, обвисшее. Серьёзные лица, никаких эмоций, взгляд мимо камеры, руки в карманах. Звуковое сопровождение – записанные истории этих самых героев. Так, короткий рассказ о себе: как зовут, откуда, сколько лет, чем занимается и о чём мечтает. Шестнадцать, четырнадцать, восемнадцать, двадцать, двадцать два. Максим, Стёпа, Валентин, Артём, Гера, Эмиль. Калининград, Москва, Махачкала, Новосибирск, Великие Луки, Уфа. Стать полковником ФСБ и быть им до конца жизни, стать музыкантом, стать художником, стать достойным человеком. Открыть себя, стать успешным, покорить ваши сердца, увидеть русских свободными и счастливыми, обрести себя, не умереть до двадцати пяти лет.
Показ длится чуть больше десяти минут. В конце все голоса смешиваются в гул, и из этого бормотания, заикания, картавости можно только и выдернуть отдельные слова: «я», «мечта», «моя», «детство». Модели скрываются за полупрозрачным отрезом материи, таким импровизированным занавесом: пару секунд на белом фоне сгущаются и шевелятся тени, потом занавес распахивается, и в зал вываливаются уже всем скопом эти условные пэтэушники, идут угрожающе, будто сейчас начнётся вот это районное «стенка на стенку». Аплодисменты. Спортивный шик и постсоветская бедность. Брутальность и хрупкость. Фэшн-показ как перформанс, обращающийся не к вопросам синтеза немецкого и русского, а к проблеме поколения. Портрет современной молодёжи в декорациях итальянского возрождения и провинциального ДК.
Фрагмент показа в Калининграде. via Instagram gosharubchinskiy
Вообще, в эту коллекцию очень много чего намешано. Спортсмены и болельщики, белые полосы и яркие супрематистские фигуры Малевича, клетчатые и монохромные пиджаки не по размеру и как будто бы форменные рубашки (голубые и хаки), сидящие уже ближе к телу; ушанки, кепки и цветные береты, adidas привычной латиницей и «Гоша Рубчинский» и «футбол» кириллицей.
Репортёру издания The New York Times дизайнер сказал, что в то время, когда в политике происходят странные вещи, а некоторые страны приходят к националистическим идеям и стремятся к изоляции, объединять людей могут такие вещи, как футбол, музыка или мода.
Из январского показа в Калининграде. Фото: vk.com/rubchinskiy
Удивительно, но те вещи, которые делает Рубчинский, вся эта постсоветская эстетика, замешанная на множестве реминисценций разного культурного порядка, считывается и теми, кто вырос в поздних девяностых, и теми, кто родился в начале нулевых и эти девяностые не застал просто физически. Теми, кто донашивал одежду за старшими, носил что-то из гуманитарной помощи (то есть уже «заграничное», «несоветское», а значит, модное хотя бы по этому признаку), топтался в импровизированной примерочной типового вещевого рынка на размокшем листе гофрированного картона; и теми, кому не нужно было ничего этого делать, – одежда уже была абсолютно любая. Грубо говоря, и те, и эти выросли из одного спортивного костюма, и не важно, сколько на нём было полосок.
Но кажется, что футбол, точнее, футбольная и околофутбольная темы для Рубчинского – это всего лишь один из способов в очередной раз поговорить о том, что его больше всего интересует: о поколениях молодёжи, представить этот портрет, собрать его как мозаичное панно бог знает из какого сора и дать этому поколению голос. Чем, впрочем, он и занимается с самой первой коллекции. Только тогда вместо футбольного мяча были скейтборды.
2.
Гоша Рубчинский родился в Москве в 1984 году. О детстве известно немногое: как-то рос, где-то учился, что-то любил рисовать – мама отвела в художественную школу. Что за мама, какой вообще была семья, чем занимались, в каком районе жили – неизвестно. Не то чтобы засекреченный факт биографии (может быть и так), но не проговорённый, как будто и не важно. На самом деле, да, не особо, важно другое: год и место рождения: Москва, 1984-й. Империя вот-вот развалится, но пока ещё держится.
Спустя двадцать четыре года, то есть в 2008-м, Рубчинский выпустит свою первую коллекцию, которую назовёт «Империя зла» и посвятит ребятам, рожденным после 1991-го.
Видео с показа «Империи зла»
Серые футболки, тренировочные штаны, толстовки с медведями, двуглавыми орлами и автоматами, спортивные кофты и чёрные маски с металлическими шипами проходили как «удобная уличная одежда для подростков». Показали «Империю зла» на стадионе «Спартак» в Сокольниках («на стадике рядом с домом», – напишет во «Вконтакте» кто-то из зрителей) – шестьсот человек зрителей на импровизированном уроке физкультуры. Одежду демонстрировали худые угрюмые ребята: от четырнадцати и старше, непрофессиональные модели, скейтеры и граффитисты, стриженные и не очень.
Занавес рухнул, но железо ещё осталось: гаражи «ракушки» на окраинах, ржавые листы и стальная арматура, кривые турники на пустырях, решётки на окнах многоквартирных домов.
Гоша Рубчинский
Следом за «Империей зла» появляется вторая коллекция – «Растём и развиваемся», посвящённая всё тем же ребятам, с элементами всё той же одежды (спортивные штаны, футболки, толстовки плюс свитеры тонкой вязки), но более аскетичная: никаких шипов, а вместо медведей и орлов фигурировал «аглец» – инопланетянин в образе Серафима. Слово придумала команда Рубчинского и так же стала называть героев своей коллекции: аглец – смесь непорочного и кроткого (собственно, «агнца») с уродливым (от английского «ugly»). Наглец без «н». Впрочем, в языке как-то не прижилось, а жаль. Ко всему этому добавился ещё и славянский шрифт: на толстовках, майках, шарфах. Последние, кстати, вполне сошли бы за атрибутику футбольных фанатов, если бы вместо «Гоша Рубчинский» было вышито «Спартак» или «Динамо». Основные цвета – чёрный, белый, серый, и к ним ещё пронзительная бирюза и пурпур.
Показ «Растём и развиваемся» снова был похож на открытый урок физкультуры. Он прошёл в здании недействующей старообрядческой церкви: в пятидесятые здесь была тренировочная площадка клуба «Спартак», в постсоветские годы базу отремонтировал Лужков, теперь в ней секция борьбы и бокса. Сводчатые потолки, узкие арочные окна, скамейки, спортивные маты вместо подиума, а вместо алтаря (но в том месте, где он когда-то предполагался) огромная, ступенчатая тумба-пьедестал, спроектированная специально для показа архитекторами из бюро Александра Бродского. Условные модели мнутся в дверном проёме, по одному босиком выходят на мат, делают один круг неспешным шагом, потом с разбегу запрыгивают и вскарабкиваются на трибуну. Чтобы забраться на верхнюю ступень, надо совершить усилие, проявить силу духа, воли и тела. В качестве саундтрека – «Крылья» группы «Наутилус Помпилиус». В финале – 21 человек на ступеньках, кто ниже, кто выше. После Рубчинский отсмотрит фотографии с показа и заметит, что у всех сидящих на ступеньках моделей засвечены лица. Ничего божественного, просто фотограф снял против света.
Футболка из весенне-летней коллекции 2010 года
Весенне-летняя коллекция 2010 года называлась «Рассвет не за горами»: спортивные штаны, толстовки, шорты, майки. Ни медведей, ни святых, просто слово «Рассвет» в языках пламени. Показ прошёл в импровизированном гимнастическом зале: модели висели на брусьях, качали пресс, переговаривались. В общем, норматив сдан, круг замкнулся: «Рассвет не за горами» стал коллекцией, заключающей трилогию, состоящую, как не сложно догадаться, из «Империи зла» и «Растём и развиваемся». Тогда же Рубчинский снова говорил об интересе к поколению и о том, что возлагает на него большие надежды.
«Раб», короткометражный фильм Алексея Таруца (концепт, камера, интервью, монтаж) и Гоши Рубчинского (концепт, интервью, костюмы, монтаж). Первая часть
В феврале 2010 года на Неделе моды в Лондоне при поддержке Fashion East – британской организации, помогающей молодым талантливым дизайнерам, – была представлена презентация новой коллекции «Раб». Героем коллекции стал один из моделей Рубчинского – четырнадцатилетний мальчик Герман. Дизайнер снял о нём короткометражный фильм: подросток едет в электричке, сидит в своей комнате на диване, переключает каналы телевизионным пультом, отвечает на вопросы, рассказывает что-то своё: что нового в школе, какие звери нравятся, а какие нет, и так далее. Фильм сняли на старую VHS-камеру, а потом оцифровали. В Лондоне команда Рубчинского воссоздала комнату Германа: как будто он сидел здесь в кресле. А потом просто куда-то вышел.
Лето 2011 года Рубчинский провёл в резиденции в Новой Голландии: в одном из контейнеров временно разместилась галерея-мастерская, рядом с ней построили открытую площадку для катания на скейтборде. Как результат резиденции – фотографическая книга «Преображение», в которой купола, иконы, скульптуры рифмуются с лицами и телами уличных неформалов: сколы на мраморе и ссадины на коже. В 2012 году Рубчинский заключает контракт с маркой Comme des Garçons, которая поддерживает дизайнера до сих пор, а показы коллекций проходят в Лондоне.
Из коллекции с принтами Тимура Новикова
За это время на толстовках, свитерах и футболках в разное время появлялись принты Тимура Новикова и советские лозунги, флаги России и Китая и дата 1984 (год рождения дизайнера и название книги Оруэлла), имя дизайнера и фраза из молитвы. А сам модельный ряд не ограничен именно спортивной одеждой, есть ещё и брючные костюмы, шубы из кусков цветного искусственного меха, брутальные короткие дублёнки, шорты и жилетки. Эти самые «лихие», неблагополучные и отчаянные девяностые Рубчинского – спортивные костюмы и одежда как будто бы с чужого плеча (старшего брата, отца, какого-то родственника, какого-то случайного человека – «сам не ношу, но вдруг вам пригодится»), кириллица, медведи, пионерские лозунги – в определённый момент стали товаром на экспорт. В последние годы в первых рядах на европейской и мировой фэшн-сцене не девушки «а-ля рус» (хотя и на них спрос ещё есть), а именно этот «новый русский». Дизайнер, который вырос в постперестроечной Москве, поймал пресловутый цайтгайст и теперь делает так, что все эти вещи неблагополучных, голодных и злых хотят носить (и носят) те, кто всегда «счастлив, сыт и спокоен».
Как правило, презентацию каждой коллекции что-то дополняет – фильм или серия фотографий. После «Преображения» Рубчинский издал ещё три фотографических альбома: «Крым/Дети», Youth Hotel и «День моей смерти».
Из фотокниги Youth Hotel
Первые два — посвящение подросткам, которые живут на постсоветском пространстве. Современные школьники в районах многоэтажек, на спортивных площадках, в советских интерьерах родительских квартир, на фоне советских мозаичных панно, на улицах и в городских парках. Так, нормальные разные дети: есть скейтеры, есть серьёзные кадеты с плакатами «Бессмертного полка», есть курсанты мореходного училища – вот, кстати, единственная форма последних лет, военный дух и железная дисциплина; есть младшеклассники, не переодевшиеся после уроков и лупящие по мячу. Тиражи этих двух альбомов раскупили за считанные дни. О третьем расскажем чуть позже.
Для Рубчинского дизайн и мода – это как вид тотального искусства, которое не ограничивается просто одеждой и в котором сходятся архитектура, фотография, видео, перформанс, музыка, скульптура. Красота для Рубчинского становится именно красотой в определённом контексте: на какого человека всё это надето, что этот человек говорит, что чувствует, как он двигается и в каком пространстве, что это пространство окружает
Коллекция «Спорт» (осень/зима 2015)
Он неявно обращается к памяти поколений: девяностые, ни идеологии, ни религии, но вот урок физкультуры, какие-то прыжки, подвижные игры, и из-под футболки выбивается один шнурок, на котором висят ключи от дома, и второй с православным крестиком.
Его имя и фамилия на ярлыке собственной футболки – не только обозначение марки, но и аллюзия на все эти нашивки, которые родители примётывали к той одежде, что вместе с ребёнком отправлялась в «пионерский» лагерь или на тот же урок физкультуры. Петя Петров, Маша Иванова, Ваня Кудряшов, Гоша Рубчинский.
Осень/зима 2016
Он постепенно, раз за разом составляет портрет этого поколения. Получается дикий коллаж, в котором непостижимым образом сходится всё и сразу. Вот, пожалуйста, советская и античная скульптура. Советское официальное искусство и советское неофициальное. Оружие и герои сказок. Аполлон и Матрос. Автомат и Медведь. «Готов к труду и обороне» и «спаси и сохрани». Родченко и Новиков. Карен Шахназаров (см. фильм «Курьер»: здесь и папин плащ, и костюмы adidas, и кожаные жилетки, и скейтборды, и нежный возраст) и Пьер Паоло Пазолини. Впрочем, о кажущейся важности Пазолини для Рубчинского хочется поговорить отдельно.
3.
В прошлом году дизайнер стал одним из приглашённых дизайнеров выставки Pitti Uomo 90 во Флоренции и представил весенне-летнюю коллекцию на 2017 год. Огромные брючные костюмы, которые нужно надевать на голое тело, огромные двубортные ярко-красные пиджак-бушлаты, широкие «варёные» джинсы и снова спортивные костюмы, на этот раз с логотипами брендов Fila и Kappa – привет дворовым играм из девяностых, ты за кого будешь болеть, за Fila? Но кроме набора одежды Рубчинский представил ещё короткометражку «День моей смерти», посвящённую Пазолини и снятую вместе с Ренатой Литвиновой, и одноимённую книгу – печатную интерпретацию фильма. В интервью журналу Vogue дизайнер сказал, что и коллекция, и книга, и кино – это способы донести сообщение до зрителя. «Творчество Пьера Паоло Пазолини послужило вдохновением для меня, многие идеи этого художника, его поэзия хорошо отражают момент, в котором мы живём».
Презентация прошла на заброшенной табачной фабрике 30-х годов во Флоренции, эта же фабрика – место, в котором происходят действия фильма. Отечественные модные критики тогда фильм либо проигнорировали, либо писали, что идея чёткая, но с последней коллекцией не связана, что та одежда, которая присутствует в кадре, в коллекции не представлена. Кто-то решил, что парень, открывающий показ, – косплей Пино Пелози: то есть того юноши, который по одной из версий убил режиссёра, семнадцатилетний «аглец». И всё. Но посвящение Рубчинского Пазолини – это в своём роде признательность за схожесть интересов и искренность.
Пьер Паоло Пазолини играет в футбол
Бывший провинциальный школьный учитель Пазолини, романтический поэт, разбитый, запутавшийся, переезжает в Рим, знакомится с люмпенами с южных окраин, с неудачливой молодежью, с бедными подростками, влюбляется в это дно городской жизни, изучает его и пишет о нём: корпус стихотворений, роман «Шпана», ещё по мелочи, но только текст, ничего особо визуального.
Коренной москвич, успешный дизайнер, фотограф, отчасти режиссёр Рубчинский знакомится с ребятами из спальных районов, интересуется жизнью постсоветских городских окраин, молодёжью, родившейся после развала империи, и посвящает им всем не привычный текст, а каждому – свою коллекцию одежды. И делает их главными героями своих показов и, как здесь написано уже не раз, даёт им голос.
Коллекция «Cпорт» (осень/зима 2015). Фото: gosharubchinskiy.com
Разница между Пазолини и Рубчинским не только в выборе языка, но и в выборе дистанции. Пазолини всегда выделялся из этой толпы итальянских люмпенов: идеально сидящий костюм, отглаженная рубашка, тренч, может быть, шляпа. Дети и подростки формально одеты примерно так, как одеты герои Рубчинского: мешковатую и полуспортивную одежду в бедных районах империй ценили. Посмотрим на фотографии: вот Пазолини посещает трущобы, вот на пустыре играет в футбол, вот на окраине Рима сидит на фоне Газгольдера. Всегда есть черта: где он, а где все они, и пусть визуально эта граница – всего лишь идеальная стрелка на брюках. Рубчинского же невозможно ни с первого, ни со второго взгляда отличить от его моделей. Поставь с ними в один ряд, и он будет тождественен: в таких же штанах, в такой же кофте, такой же бритый. С отчасти схожим подростковым бэкграундом. Наверняка не раз битый. И может быть, не раз бивший сам.
Коллекция весны/лета 2017
И хотелось бы думать, что он может процитировать «Компартия – молодёжи»: «Вы всё так же близоруки./ Вы испуганны, нетверды, отчаянны/ (очень хорошо!), но при этом умеете казаться/ задирами, шантажистами, хвастунами:/ это прерогатива мелкой буржуазии, друзья». Или даже не так, а просто в уме заменив словосочетание «Коммунистическая партия Италии» на знакомое прилагательное «девяностые»: «Грустно. Критиковать/ девяностые нужно было в первой половине/ прошлого десятилетия. Вы опоздали, дети./ И неважно, что вы тогда еще не родились». Впрочем, если он и не цитирует, то это всегда можно сделать за него. Как сейчас. Особенно, в том контексте, когда девяностые стали не только «модным» товаром на экспорт, но и своего рода ностальгией — не по фильмам на кассетах или одежде на размер больше, чем надо, а по той энергии, которая била изо всех щелей, а потом иссякла.
