Разноцветная гора «Бури и натиска»
17/10/2018
Андрей Левкин
Это немного приблудившаяся история. В соцсетях попалась ссылка на ещё февральскую статью из Artsy, а та, причём безо всякого, хотя бы и календарного повода – о человеке, умершем еще в 2014-м. Вот статья: In the California Desert, One Man Built a Technicolor Mountain to Save His Soul. Ради спасения своей души человек построил в калифорнийской пустыне разноцветную гору.
Я-то, по крайней мере, знаю, почему решил написать – и неизвестная история, и красиво у него получилось, и есть в этом что-то конструктивное. А ещё потому, что там солнечно и ярко, а тут начинается сырая осень. Да и не заниматься же только новостями. В общем, дело было так. Как-то раз Леонарда Найта (Leonard Knight) пробило: «Я остановил свою машину на обочине и начал говорить „Иисус, я грешник, пожалуйста, приди в мое сердце”». Так он вспоминал в документальном фильме 2013 года: «Я плакал, слёзы застилали мне глаза. Я был одинок». И в этот момент ощутил поблизости наличие чего-то высшего. Вот этот фильм.
Понятно, что такие переживания случаются со многими людьми, но Knight не ограничился личным преображением. Сначала он решил сделать воздушный шар и написать на нём, само собой, «God is love». А он был разнорабочим, сварщиком, давал уроки игры на гитаре, красил автомобили. Зарабатывал, копил и в начале 1980-х сделал в калифорнийской пустыне свой шар. Но шар рухнул и изодрался. Он было решил сделать другой, но обернулось иначе. Knight завис в Slab City, California («в пригороде сквоттеров, хиппи, дрифтеров и перелётных птиц» – как пишут в статье). Там и жил до смерти в 2014-м двадцать четыре года. Новый шар делать не стал, начал строить гору.
Цемент и краски нашёл на местной свалке; добавлял старые машины, всё подряд. Ездил на своей таратайке по окрестностям, подбирал старые шины, что угодно. Местный народ заинтересовался. Как обычно, возникли проблемы с институциями, в 1994-м власти хотели смести всё бульдозером – имея на уме, что краски впитываются в почву, а это вредно. Как-то отбился, люди помогли, объект уже был популярен.
К 2013-му, когда был снят фильм, гора достигла 50 футов в высоту, посмотреть на нее приходили человек 200 в день. Knight водил экскурсии. Тогда ему был уже 81, но он продолжал вставать в полшестого утра, чтобы строить дальше и чинить то, что потрескалось. Умер на следующий год после фильма. Его друг Dan Westfall создал Salvation Mountain, Inc. – ровно для сохранения Горы, им и руководит. Так что всё существует. Knight перед смертью был совершенно удовлетворён: «People are coming in and just plain liking it». «Люди приходят, им просто нравится это».
Раскручивание своих заморочек – да хоть и по возвышенному поводу – дело отчасти сомнительное. Ну, не сомнительное, но очень уж личное. Зато иногда это красиво. Вообще, Гора похожа на автобус Проказников Кена Кизи и компании, что логично, потому что субкультура места, в котором поселился Knight (Калифорния, squatters, hippies, drifters, and snowbirds), определяет и стилистику, как ещё. Конечно, просветления тоже стилистически зависят от своих обстоятельств. Но тут очищенная стилистика: в этой среде бывало всякое, а Гора сделана в самом приятном варианте. Да, она не только снаружи, у неё есть и внутренности.
Вообще, надо же, чтобы так работалось на протяжении почти четверти века. Конечно, автор включается и в рутинную последовательность действий, всё становится привычно-ежедневным, но может же он к этому охладеть? Впрочем, тут нюанс: это не строилось постепенно, сам объект был готов, едва только он о нём подумал. А тогда уже можно провести жизнь, чтобы его не то чтобы реализовать – он реализовался уже по факту идеи, но чтобы реализовывать его всё больше и больше. Это удача, конечно, когда твой главный таракан не оставляет тебя всю жизнь. Базовая моноидея, что-то такое.
У Горы есть небольшой сайт, а затем я даже отчасти удивился. Оказывается, Knight – практически культовый. Даже если посмотреть только Википедию, культ заметен и там (см. раздел Media appearances).
Собственно, я тут о чём-то другом, чего пока не могу сформулировать. Зайду с другой стороны. Во-первых, таких историй на свете много. Кто-то принимается делать что-то раз и на всю жизнь, на ту или иную тему, так бывает. Это сейчас не о профессионалах, а о частных лицах. Не так самоуглублённо, в несколько большей гармонии с окрестностями (да и на ту же тему), есть и у нас: в Вецумниеках на хуторе «Юрас» на въезде со стороны Риги у Юриса Аудзийониса (Juris Audzijonis). Но там лужайка возле дома, вполне интерактивная. А у Knight'а просто какая-то длительная волна самоуглубления. Интерактив в неё привносится уже публикой.
Есть и гора на ту же тему, тоже неподалёку от нас, Kryžių kalnas возле Шауляя. Интерактив тут и зрительский, и по соучастию (в том числе – через торговлю крестиками в магазине возле инфоцентра).
Есть и другой весьма замкнуто-идеалистический вариант, «Храм Джона Леннона» недавно умершего Коли Васина. Точнее, идея храма, минимально реализованного в мастерской Васина на Пушкинской, 10 (СПб). Там уж точно мономания на основе чувств и упёртости её автора. Храм как храм, конкретный – туда со своим мнением не приходят.
Но у Knight'а круче. У него не собирание объекта из элементов, но объект, который производит себя. Даже не составляет себя из деталей, но наращивает деталями своё, уже существующее целое. В общем, это искусство. И тут становится интересным другое. Здесь как бы романтический драйв, «Sturm und Drang», «Буря и натиск» – одного человека, который не склонен встраивать свои чувства и взгляды на жизнь в имеющиеся структуры и институции. Да хоть как Ван Гог. Но такое работало уже давно, а теперь буря, натиск и мономания уже только у любителей, что ли. Вот как бы только им теперь можно. Но с другой-то стороны, у продукта этой мономании есть продолжение в быту. Приезжают же и рассматривают. Ну, можно сказать, что это тоже не продвинутые любители красивого.
Следует ли из этого, что тут речь о заведомо вторичном типе искусства? Сейчас полагается работать в интерактиве – социальном, непосредственном, тематическом, что предполагает авторское разнообразие. Как у Хёрста – то скелетики, то кружочки, то плавание в формалине, то пластиковые статуи. Или во-о-он ту работу без записки куратора правильно не понять, потому что она иллюстрирует некую активистскую тему. В следующий раз будет другая тема.
Но кто-то же продолжает работать из своей единственной мании? Делает ли это его тут же неактуальным? Вообще, это же не только самодеятельные безумцы, речь и о наличии весьма профессиональных навыков. Собственно, из людей с мономанией всё и состояло, причем она не так чтобы личная мономания автора, но его подход к делу. Вот с Люсьеном Фрейдом было окей, а теперь уже нет? Мало того, не видно и линии, которая бы разделяла эти варианты. Поди пойми, к чему сейчас относится, например, Баския. С виду он чрезвычайно коммуникабелен и текуч, но, по сути, у него вполне замкнутые работы. И вряд ли он старался держать свой стиль ровно в маркетинговых целях. Там бы шаблон был виден, хотя бы и в варианте шаблона не попадания в шаблон. У него как-то иначе. Не только у него, конечно. Значит, иногда учитывается одно, а другое – нет?
Это само по себе интересно, как что-то корректируется между внутренним и внешним, становится или не становится известным. Где граница между упёртостью в своей работе и работой на публику. В частности, между работой строго из себя и работой с непременным учётом того, что происходит сегодня вокруг и за ближайшим углом. Это не говоря уже об авторах-корпорациях.
Будешь упёртым – можешь оказаться самодеятельным безумцем; станешь повсеместно коммуникабельным – можешь сделаться бытовым объектом. Позволительно ли чему-то переть изнутри годами или уже всякий раз требуется новый расчёт? Или те, кого прёт индивидуально, себя придушивают, потому что сейчас требуются демократичность и интерактив? Например, потому что идёт локализация по сообществам, ну, а когда кого-то прёт – это ж как-то абсолютно и даже тоталитарно, так что – только для безумцев, и они должны быть вне отрасли?
Решения не видно, да его может не быть и в принципе. Можно придумать (то есть позаимствовать) нечёткую логику: не так, что либо так, либо иначе. Не «да» или «нет», не 0 или 1. Иначе: что-то отчасти является вот этим, отчасти – тем, а ещё чем-то ещё. Это не гибридность, не оценочная вероятность, не неразличимость, а вот как-то так всё устроено. Не компромиссность, а состоит же человек в среднем на 70% из воды, но он же не вода? Осознать непросто, но, главное, мономания вместе с бурей и натиском тогда не будут рудиментами. А без них бы скучно стало с одной только индустрией.
Другие выпуски блога Андрея Левкина на Arterritory:
Гуманизация знаков, британский опыт
Серое без оттенков
Tilt-Shift, опора реализма
Стрит-арт без спрея, варианты
Место стыка двух миров
Поэзия, ежедневное искусство
Тревожность перед Рождеством
Алисия Маккарти и панк-минимализм
Стрит-арт и метахудожник
Сдвиг контекста голубой собачкой
В Санкт-Петербурге – Ленинград, а в Ленинграде – Петербург
Художесственное возвышение магнитиков
Жесть, масло, Нью-Йорк, время
Одна француженка из воздуха
Поэзия как визуалка, но не в этом дело
Города и – само собой – искусство
На том же месте через 40 лет
Неторопливый апокалипсис (в хорошем смысле)
Минималистский экспрессионизм и городская песенка
Стрит-арт 2016: на улице почти как в галереях
Не знаешь, как быть – тыкай в нетипичное
Каунас: инвентаризация методов
Бетон, абсолютно пластичная тема
Расшифровки Матье Тремблина или наступление полной ясности
Арт или аттракцион: роковая (или нет) черта
Тут уже постинтернет, или Постинтернет уже тут
Резиновые обстоятельства: как мы (каждый из нас) выглядим ровно сейчас?
Складные котики Стабу, 29, или Арт непрерывных утрат
Жильё в почве как доходчивый cloud-art
Филадельфийский проволочник
Найденное повсеместно (Found Art)
Арт, приближённый к телу, или Искусство внутри нас
Город inside: покинутые офисы
Город как страшной силы машина связей
Хорошо недоделанный Kunst
Акаунт Zetteldichter в соцсетиWien
Town-арт, городское кабаре
