Ульрих Зайдль. Сам для себя я устанавливаю границу всегда
25/09/2013
Ульрих Зайдль входит в число самых обсуждаемых современных австрийских кинорежиссёров, поскольку вот уже много лет он стирает границы между документальным и игровым кино и затрагивает болевые точки жизни современных европейцев. Он приехал в качестве почётного гостя в Санкт-Петербург на фестиваль документального, короткометражного игрового и анимационного кино «Послание к человеку», чтобы представить там два документальных фильма, включая нашумевший «Иисус, ты знаешь», состоящий из фиксации молитв современных австрийцев, обращённых к кинокамере, что помещена на место иконы. Широкому зрителю Зайдль больше известен своими игровыми фильмами, и особенно недавней трилогией «Рай», части которой называются «Любовь», «Вера», «Надежда» – их можно назвать одинаково интимными и провокативными. Эти фильмы были не только в мировом артхаусном кинопрокате, включая российский, но и наделали немало шума на крупнейших мировых кинофестивалях, вроде Каннского, Берлинского, Венецианского. Мне удалось немного побеседовать с Ульрихом Зайдлем в санкт-Петербургском Доме кино, где его фильмы встречали сплошные аншлаги.
Вы пришли в кино как документалист, затем стали снимать игровые фильмы. Не могли бы вы проанализировать понятие границы между игровым и документальным кино?
Я сам одно время утверждал, что границы между игровым и документальным кино нет. Я сознательно всё время это говорил, в том числе потому, что, если даже эти границы были, мне очень хотелось их снять. Для меня их внутренне не существовало. И когда я делал только документальные фильмы, уже вставал вопрос о границах, поскольку то, что я делал, вызывало некоторое недоумение у кинокритиков – они не знали, в какую категорию можно отнести мои фильмы, как их классифицировать. Для меня главный критерий, по которому мы определяем эту границу, таков: игровая картина – это когда актёры, неважно, профессионалы они или любители, играют не себя, а предложенную роль другого человека.
Когда вы выбираете актёров для игрового кино, то вы в первую очередь исходите из понятия натурщика или для вас важна способность актёра к полному перевоплощению в образ другого человека? К примеру, какие критерии вы использовали в выборе актёров в трилогии «Рай»?
Если говорить о трилогии «Рай», то давайте исходить из того, что это игровая картина, соответственно, в ней есть роли и на эти роли приглашались актёры. Иногда я твёрдо знаю, что на такую-то роль мне нужен профессиональный актёр, а на другую – непрофессионал. В некоторых случаях я не могу этого решить и руководствуюсь пробами. Если мы будем говорить о первой части трилогии «Рай: Любовь», то для меня было с самого начала понятно, что роли кенийских пляжных мальчиков должны играть аутентичные люди, те же самые парни, которые этим ремеслом и занимаются. Это совершенно особая среда, которую нужно чувствовать и знать, которая для меня была совершенно непредставима без них. Я не мог бы себе представить, что я возьму специально для фильма какого-нибудь актёра и поручу ему роль одного из пляжных мальчиков.
Как долго вы изучали среду людей, которые обслуживают европейских секс-туристок в Кении?
За два года до съёмок я начал регулярно приезжать в Кению, чтобы познакомиться с этой средой, изучить её и выбрать из неё тех людей, которые смогли бы сниматься в моём фильме. И только через два года я начал снимать картину. И мне точно так же нужно было изучать среду европейских женщин, которые занимаются секс-туризмом. Я довольно много наблюдал за ними, чтобы понять, как это всё устроено.
Уточните, пожалуйста, как вы изучали этих женщин? Вы знакомились с ними, интервьюировали?
Это был долгий и сложный процесс. Как правило, всё это проходило через пути целенаправленного поиска в Австрии, Германии, Швейцарии. Мне сначала нужно было найти женщин, которые ездят в такие туры. Затем понаблюдать за ними в самой Кении. Поговорить с ними.
Кто-нибудь из этих женщин попал в фильм?
Нет, все роли играли актрисы. В принципе, это было бы возможно, конечно, пригласить подобных женщин сниматься в мою картину, но я принципиально этого не хотел, поскольку для меня всегда очень важно взаимодействие профессиональных актёров и непрофессиональных. В данном случае я чётко провёл эту границу между белыми женщинами, роли которых исполняли профессионалы, и кенийскими мальчиками, которых играли непрофессионалы, местные.
В остальных фильмах трилогии «Рай» действовал тот же принцип?
Да, в других моих картинах был тот же самый принцип. В фильме «Рай: Вера» главную роль играет актриса, а её муж – непрофессиональный актёр. В последней части «Рай: Надежда» все подростки – настоящие школьники, а учителя, врачи – профессиональные актёры.
Трейлер к фильму «Рай: Вера»
В документальном кино режиссёр меньше подвержен самоцензуре в раскрытии той или иной темы, поскольку сама реальность навязывает свои спонтанные решения. Мне кажется, вы во многом из-за этого стараетесь не забывать документальную эстетику в игровом кино. Когда вы говорите себе «стоп», выбирая ту или иную тему? Есть ли для вас границы дозволенного, за которые вы не позволяете себе выходить?
Для меня не столько важен внутренний редактор и самоцензура, сколько понятие границы. И сам для себя я устанавливаю границу всегда. И не потому, что я как-то беспокоюсь или забочусь о зрителе и пытаюсь его щадить. Границы для меня определяются через взаимодействие с теми людьми, с которыми я работаю. Даже если говорить о моих документальных фильмах, то это особые фильмы, поскольку они не просто фиксируют реальность, которая попадается в объектив камеры и которую ты случайно подсмотрел, это реальность, которую ты сам же и формируешь. Есть камера, есть определённая форма, которую мы хотим реальности придать, и люди, которые в этом участвуют и играют по нашим правилам. Это всегда постановка. С каждым конкретным человеком приходится работать, объяснять, чего я хочу добиться, и после предварительных разговоров я понимаю, насколько далеко я могу с этим человеком зайти и где я должен остановиться. И я никогда не заставляю делать людей перед камерой то, что им не свойственно, то, что в них не живёт. Если у меня перед камерой, к примеру, появляется обнажённый человек, который что-то делает, то он делает это не потому, что я заставляю, а потому, что он делает это и без меня. Вернее, я заставляю, конечно, но зная, что это его жизнь и он этим живёт. Но, скажем, если мы возьмём мою игровую картину «Импорт/Экспорт», где часть фильма снимается в доме для престарелых и показываются умирающие люди, то я как режиссёр, конечно, сам для себя выбираю, где мне остановиться и что показать.
Последний вопрос по поводу сквозного мотива ваших игровых фильмов – от «Собачьей жары» до трилогии «Рай»? В них, как правило, затрагивается конфликт человека с его притязанием на свободу с репрессивностью общественных правил и норм в современном австрийском обществе. Не могли бы вы это как-то прокомментировать?
Для меня всё-таки ключевой темой является тема человеческого одиночества. Я снимаю про людей, которые живут в своей внутренней тюрьме. И у каждого человека есть свои, ему свойственные черты и особенности, которых нет у других, и он, наделённый этими особенностями, пытается с их помощью из этой тюрьмы выбраться. Я стараюсь, естественно, не оценивать никого, у меня нет плохих людей, хороших людей, я просто пытаюсь показать то, как люди, каждый на свой лад, пытаются выбраться из этого одиночества, из этой клетки. Просто в кино мы к каждому человеку как будто бы подносим зеркало, и в судьбе этого человека отражается общество, в котором он живёт.