У каждого может быть свой Майдан
03/11/2014
Международный кинофестиваль Viennale – самый продолжительный такого рода - форум в Европе. Он идёт две недели и ставит своей целью уравнять разные виды кино в своих правах. Здесь одинаково находится место игровым полнометражным, документальным, короткометражным фильмам, равно как и видео современных художников, если они подходят для показа на большом экране. Viennale не имеет международного конкурса. На нём вручается только приз FIPRESCI в категории «лучший первый или второй полнометражный фильм», а также приз лучшему австрийскому фильму по итогам года. Задача фестиваля – донести фильмы до зрителей. А зрителей в Вене собирается много. Половина фестивального бюджета покрывается кассовыми сборами от зрительских билетов. Вторую половину даёт правительство Вены, а также государство Австрия. По сути, Viennale – это работа над тем, чтобы интерес зрителей к кино не истощился, чтобы кино продолжало жить, несмотря на то что кинотеатры в городе периодически закрываются и фестивалю всё сложнее организовывать свое пространство. Но прекрасная Вена – большой помощник в этом вопросе. Её круговая топография делает фестивальное пространство очень компактным, доступным и удобным. К тому же фестивальная команда очень старается, чтобы создать гостям максимально комфортные условия для общения. Работает видеобиблиотека, позволяющая брать фильмы «на дом», всегда открыт пресс-клуб с бесплатными напитками, где под вино или пиво можно говорить с коллегами часами. Этак аристократично, расслаблено проводя время, и не замечаешь, как пролетают фестивальные дни.
Между тем программа фестиваля довольно демократична. Из ретроспектив этого года – большая программа американского гения классического Голливуда Джона Форда, подготовленная венским Музеем кино. Форд когда-то заложил основы классического вестерна, представив американское завоевание Дикого Запада как национальный эпос в таких фильмах, как «Железный конь», «Дилижанс», «Форт Апачи», «Она носила жёлтую ленту», «Искатели», «Человек, который застрелил Либерти Вэланса» и во многих других. В документальном фильме Питера Богдановича он говорил о себе: «Меня зовут Джон Форд, и я снимаю вестерны». И хотя снимал он не только вестерны («Оскар» ему принесли «Гроздья гнева» по Джону Стейнбеку), но именно этот жанр утвердил имя Форда в истории кино. Его последователи, почитатели, оппоненты то и дело вслед за Фордом устремлялись снимать в Монументальную долину, использовали широкие панорамы, показывали конфликт между цивилизацией и дикостью, создавали мир потных и грязных ковбоев на лошадях, которые своим одиноким героизмом напоминали о мифологических героях. Неслучайно о фильмах Форда французский критик Андре Базен писал как о современных Илиаде и Одиссее.
Главным отборщиком Viennale является его директор Ганс Хурч. Консультируясь с коллегами всего мира, он отбирает фильмы нашумевшие, знаковые, интересные. Лично для меня (а посмотреть за несколько фестивальных дней всё, разумеется, невозможно) одним из важных событий фестиваля стал показ документального фильма Сергея Лозницы «Майдан», снятого в период разгара протестного движения в Киеве. Лозница всегда был аналитиком от документального кино. Его интерес к форме никогда не умалялся желанием захватить жизнь «врасплох». Его документальное кино по-своему научно, причем не только в антропологическом плане, но в плане интереса к законам структуры фильма, к принципам репрезентации. «Майдан», возможно, – одно из редких исключений. Заметно, что Лозница был потрясён глубоко и личностно – и масштабом протеста, и степенью самоорганизации людей на Майдане. Вдохновлённый, он отводит себе позицию очевидца и хроникёра, документирующего великий исторический момент рождения украинской нации. «Слава героям. Герои не умирают!» то и дело звучит на Майдане. Героическое – главная тема фильма, однако здесь оно определяется не ролью отдельной личности в истории, а ролью сплочённого народа, который своей сознательностью и стремлением к независимости всё время преодолевает хаос вражды, выстраивая жизнь взаимопомощи и солидарности. Вот кому-то на Майдане нужен доктор, и моментально рупор оповещает об этом на всю огромную площадь. Украинские песни поддерживают дух. Женщины и студентки терпеливо заботятся о питании. В своём фильме Лозница ни разу не показывает трибуну. Не потому что ему неинтересны лидеры. Просто он понимает, что лидер – это тот, кто на площади, кто забрасывает «Беркут» всем, что попадается под руку, кто постоянно очищает Майдан для дальнейшей свободной от коррупции жизни, кто поёт вместе с народом. Лозница никого не интервьюирует, никого не хочет выделить специально. Героев выделяет Майдан.
Вообще Украина стала одной из центральных тем этого Viennale. Неслучайно в его программу попал и другой нашумевший украинский фильм – «Племя» Мирослава Слабошпицкого. О «Племени» на Arterritory уже был материал, но хочется добавить ещё одну важную вещь. «Племя» – не просто восточноевропейская чернуха, рассказывающая о жизни интерната для глухих, полной насилия и унижения. «Племя» – пример огромной витальной энергии, которая может быть деструктивной в случае определённых обстоятельств жизни, но может также обернуться Майданом в случае обретения общей политической цели. На примере глухих подростков Слабошпицкий показывает то, как бунт и протест зреют в среде насилия и унижения. И в этом смысле фильм неожиданно созвучен «Майдану» Лозницы, который, в свою очередь, показывает обретение национального самосознания и самоуважения украинского народа как результат коллективного сопротивления насилию и коррупции. В «Племени», рассказывающем о девиантной подростковой среде, это сознание ещё не достигло собственной зрелости. Оно недоразвито, недоформировано, но внутреннее личное негодование главного героя от того кошмара, в котором ему приходится жить, заставляет быть непримиримым, бунтовать, сопротивляться и даже убивать, чтобы только не оставлять всё как есть и в конечном итоге разрушить мир окружающего насилия.
Граждане и власть – не только главная тема документального кино вроде «Майдана». Жанровое кино также вполне способно ставить сложные вопросы, хотя и предлагает решения в оболочке энтертейнмента. Например, фестивальный южнокорейский фильм «Террор в эфире» (The Terror live) Ким Бун-ву нацелен убедить в том, что бороться с нечестным и коррумпированным правительством, поддерживающем сильных мира сего и закрывающем глаза на проблемы обездоленных и малоимущих, стоит любым путём, включая террористические акты. В провокационном «Терроре в эфире» главный герой – ведущий радиопередачи о проблеме завышенных налогов для бедных – получает звонок от террориста, обещающего взорвать мост перед саммитом в том случае, если президент страны не извинится прямо в эфире за свою отвратительную политику. Власть, естественно, не идёт ни на какие переговоры с террористом и не собирается приносить извинения даже тогда, когда искатель справедливости осуществляет свои угрозы самым страшным образом. Находящийся на связи с преступником радиоведущий приходит к печальному открытию: обычный человек никому не нужен, он не только не защищен, он обречён со всех сторон – влачить жалкое существование в несправедливом государстве, равно как и быть заложником новых террористических актов. Желание взрывать как своего рода протест на несправедливость и лживость мира, в котором корысть власти соревнуется с корыстью работников медиа, как инфекция передаётся от одного поборника справедливости к другому. В финале ведущий также готов взрывать, не находя иного выхода из той глобальной ловушки, в которой он, как все ему подобные, невольно находится. Динамичный, снятый практически в одном пространстве и полный неожиданных поворотов южнокорейский триллер, лишний раз доказывающий, что азиаты сегодня – короли жанра, является убедительным свидетельством того, что настоящее кино не умерло, а просто изменило свой центр, переместившись на вчерашнюю периферию.
Как любой качественный фестиваль, Viennale позволяет увидеть, как меняется кино. Меняется не только сменой географических центров, но и гендерным раскладом. Ещё в прошлом году в программе фестиваля не было такого громадного числа женских фильмов. Этот год радикально изменил гендерный расклад: женщины теснят мужчин, предлагая не только взгляд на женский характер, но иное качество режиссуры, основанной не столько на стремлении к месседжу и «сверхсверхзадаче», сколько на желании передать состояние отношений между людьми. Кино женщин-режиссёров требует какого-то иного зрительского настроя, готового отмечать детали и нюансы душевной жизни, погрязать в мелочах, выстраивать вывод из множества частностей.
Трейлер фильма «Форма» (Forma) Сакамото Ауми
Иногда эти частности способны довести зрителя до истерики, как например, чуть было до неё не довел меня японский фильм «Форма» (Forma) Сакамото Ауми. Этот дебют известной японской современной художницы и актрисы фильмов Шиниа Цукомото рассказывает о двух бывших одноклассницах, встретившихся в Токио после долгого периода отсутствия общения. Одна из них живёт с отцом и работает в какой-то бюрократической фирме, где целыми днями перекладывает бумаги. Вторая простаивает на улице в качестве указателя дорожных ремонтных работ и не прикладывает никаких усилий для карьеры. Первая устраивает вторую к себе на работу, но бывший дорожный столб и там ни к чему не стремится. Однако по ходу отношений школьных подруг выясняется, что у первой никак не складывается с мужчинами, тогда как вторая легко соблазняет любого, мучает одного за другим и даже готовится выйти замуж. Её внешняя пассивность оказывается приманкой для противоположного пола, в то время как её подруга вынуждена продолжать стирать отцовское нижнее белье и умирать от скуки. Но даже у неудачницы есть своя тайна. Она не может простить подруге, что та когда-то невольно расстроила брак её родителей, вызвав сексуальное влечение у отца. Вначале она коварно пытается расстроить чужое замужество, а затем окончательно съезжает с катушек, постоянно пытаясь испортить подруге жизнь.
«Форма» – психологическая драма о природе женского мазохизма и садизма. Вплоть до финала в ней нет ничего явного и открытого. Но то, как изводят друг друга женщины и одновременно разрушают себя, наблюдать становится почти невозможно в финале картины, обещающем жестокую развязку. Ещё тяжелее наблюдать за мужчинами, которые чувствуют страх перед женщинами и с губительной пассивностью наблюдают, как они убивают друг друга. Фильм представляет собой подробное исследование женской природы, причем в двух её типах – соблазнительницы и жертвы. Ничего более страшного, чем сцена последней встречи двух героинь, я в кино давно не видела. Решённая в реальном времени, без монтажа, практически одним планом, она в деталях показывает выяснение отношений двух героинь, в которой происходит нарастание деструктивной ненависти жертвы и сокрушительной силы соблазнительницы. Сцена выглядит ещё более страшной, поскольку свидетелем этой ссоры становится один из мужчин соблазнительницы, который пассивно и с нескрываемым страхом наблюдает, как женщины убивают друг друга. «Форма» неожиданно дерзко показывает нездоровье современной японской урбанистической среды, в которой люди настолько близко подходят друг к другу, что не в силах отлепиться и взглянуть на себя со стороны. Между ними совершенно нет никакой дистанции, и они обречены на психические болезни и взрывы.
По моим наблюдениям, кино женщин-режиссёров почти не касается больших тем вроде цены свободы, героизма, величия человеческого духа, солидарности. Эти фильмы как-то массово погрязают в нюансах душевной жизни, предлагая локальные, маленькие истории, порой трогательные, порой по-своему страшные, но всё же очень мелкие по жизненным задачам своих героев. Душевная жизнь маленьких людей – вот что в центре внимания подобных фильмов, и эта душевная жизнь исследуется через отношения с близкими, родственниками, подругами, любовниками, короче, с ближним кругом, который, как известно, всегда узок. Женщины-режиссёры в массе своей выступают завзятыми доместикаторшами. Это делает многие фильмы похожими друг на друга, несмотря на различие географий и культур. Когда смотришь много подобного кино, перестаёшь замечать различия и невольно утрачиваешь веру в кинематограф, поскольку возникает впечатление, что он буксует на месте. Но когда натыкаешься на маленькую «женскую тему» в осмыслении талантливых мужчин, способных сказать о ней сложно, возникает азарт и даже ощущение парадокса, поскольку начинаешь видеть в ней такое, о чем раньше особенно не задумывался. Не хочется думать, что женщины не способны мыслить глобально и обобщающе, но они очень часто просто боятся это делать. Как будто бы знают заранее, что у них это плохо получится. Это какой-то общий комплекс неполноценности, насаждаемый патриархатом, от которого трудно избавиться. Но избавляться придётся.
Кадр из фильма Натана Сильвера «Ненадёжные соглашения» (Uncertain Terms)
Пример маленькой «женской темы» в осмыслении мужчины можно было увидеть в фильме нью-йоркского режиссёра Натана Сильвера «Ненадёжные соглашения» (Uncertain Terms). Он приводит в мир беременных женщин, собравшихся в частном интернате, чтобы разродиться вдали от друзей и родственников. Все они молоды и не очень готовы к материнству, тем более, что большая часть из них забеременела случайно, а порой даже при насильственных обстоятельствах. В среде этих несчастных, совершенно не понимающих, что их ждёт впереди, оказывается и главный герой, сбежавший подальше от изменившей жены и нашедший занятие домашнего рабочего. Одна из беременных женщин – Нина – рождает в герое нежное чувство, пробуждает желание начать новую жизнь, стать отцом. Однако грубоватый бой-френд Нины совершенно не собирается отказываться от подруги и будущего ребёнка. Да и жена героя, оставшись одна, вспоминает, что его любит.
Натан Сильвер снимает, используя импровизацию и полупрофессиональных актёров. Он рассказывает историю не столько о том, что делает материнство с женщиной, сколько о том, как мысль о ребёнке меняет мужчину, как помогает ему быть ответственным, расти над собой. Весь фильм развивается в интернате с ограниченным числом действующих лиц, однако следить за происходящим крайне интересно, поскольку режиссёр не делает окончательных выводов о героях, предпочитая показывать их в состоянии in transition. Нина мечется между героем и бой-френдом, ища защиты, необходимой в её положении. Робби (так зовут героя) разрывается между Ниной и собственной взбесившейся от ревности женой, понимая, что ответственен за обеих. История фильма отчасти автобиографична. Мать режиссёра когда-то держала такой интернат, а теперь она сыграла в фильме его хозяйку. Отец режиссёра стал продюсером картины. Независимое американское кино порой выживает как своего рода форма семейного творчества и бизнеса.
Фестивальные отборщики говорят, что с каждым годом фильмов становится всё больше, но хороших из них всё меньше. Между тем количество фестивалей в мире всё время растёт. Каждый крупный город хочет иметь свой форум. Фестивали стали альтернативной площадкой проката артхаусных фильмов, которые выживают именно за счёт курсирования по миру, собирая деньги за каждый показ. Найти в этом потоке что-то действительно достойное стало крайне тяжело. И каждый раз радуешься, когда это удаётся. Возможно, самое интересное в современном фестивальном кино то, как из маленьких частных историй прорисовывается универсальное обобщение, позволяющее говорить о ситуации в целом, актуальной не только для отдельного человека, но для многих людей. В этом смысле всегда поражают братья Дарденн, чей новый фильм «Два дня, одна ночь» (Deux jours, une nuit) также был показан в Вене. Рассказав историю об увольнении с работы страдающей психическим недугом женщины, они сумели рассказать о ситуации в Европе, переживающей эпоху экономического кризиса, когда приходится не только бороться за выживание своей семьи, но вспоминать о солидарности с другим попавшим в беду человеком.
Кадр из фильма «Два дня, одна ночь»
Чуть оправившись после депрессии, героиня Марион Котийяр получает известие, что уволена с работы. За увольнение проголосовала большая часть её коллег, предпочтя выбрать премию, обещанную администрацией в качестве компенсации. Премия нужна всем, ведь каждая семья с трудом выживает в наше время. Однако сделать подобный выбор могут всё же не все, тем более, что уволенная женщина отказывается сдаваться и решает поговорить с каждым из коллег, чтобы убедить их переголосовать второй раз в её пользу. Два дня и одно утро курсирует выброшенная на обочину жизни женщина, встречаясь один за другим с коллегами. От наблюдений того, как плохо живут люди, её депрессия усугубляется, однако неожиданное желание отдельных коллег проголосовать за неё всё же поддерживает дух. К тому же муж героини всё время толкает её на борьбу, убеждая, что она выиграет. Развязка приходится на повторное голосование. Голоса разделяются поровну, и коварная администрация предлагает героине остаться взамен на увольнение другого рабочего. Сможет ли женщина пойти на такое?
Братья Дарденн сняли кино социальной ответственности. Они показали, как социум формирует личность, заставляя её все время делать выбор, расти над собой. Они рассказали о том, что экономический кризис стал своего рода вызовом для современного человека, поставленного в условия постоянного выживания, борьбы за элементарное. «Два дня, одно утро» – кино беспримерного гуманизма, веры в то, что человек способен забыть эгоизм в пользу солидарности с другим. Такое кино не просто чему-то учит, оно вселяет веру в человека, в способность возвысится над собой, стать больше, чем о нём думают другие. У подобного кино своя огромная социально-терапевтическая роль, которая отличала лучшие образцы мирового кинематографа – от фильмов Чаплина до неореализма.
Ещё бельгийские братья неожиданно напомнили, что у каждого может быть свой Майдан. Он не обязательно должен быть на площади. Он может быть и на рабочем месте в относительно стабильной Западной Европе, то есть там, где требуется человеческая солидарность и непримиримость к социальной несправедливости. Спасибо им за это.
