За ширмой гендерной предопределённости
Современный мир непредставим без бурления зачастую противоречивых дискурсов, одно из центральных мест среди которых занимает радикальное низвержение (со своими неизбежными издержками) патриархальных основ социального, этического и ментального сосуществования.
По-своему трогательная, по-своему жёсткая, парадоксально дающая надежду чёрно-белая драма Поля Веккиали «Женщины, женщины» (Femmes femmes, 1974) удивительным образом предвосхищает и даже подвергает – в обратной перспективе – ревизии некоторые установки феминистского движения XXI века, доведённые энтузиазмом адепток до утрированной абсурдности.
Две актрисы предпожилого возраста – Элен Сюржер и Соня Савьянж – делят квартиру в Париже и занимаются обыденными, с их точки зрения, вещами, такими как распитие шампанского брют и красного вина в любое время суток, изучение корреспонденции, шитьё свадебных платьев, разучивание ролей в пьесах и собирание денег на оплату квартиры… Главные роли исполняют соответственно Элен Сюржер и Соня Савьянж.
Постепенно необычная обыденность сгущается до весёлого отчаяния – Элен практически не выходит из дома, заказывая на дом еду, её артистическая карьера завершена, сценические успехи Сони очевидно сходят на нет, а когда дамы собираются посмотреть телефильм с её участием, оказывается, что на месте телевизора жизнеутверждающе стоят бутылки шампанского: должна же была Элен что-то снести в ломбард, чтобы заплатить хозяйке – мадам Дюран. Нарастающее употребление спиртного, выглядящее как понятное и оправданное сопротивление общественным устоям и навязанной морали, попытка выйти на панель и своровать вино у уличной торговки и множество подобных эскапад в своей отвязности предстают маленьким бунтом, органично коренящимся в характере неунывающих подруг.
Бросать вызов в лицо закосневшему социуму, нарушать общепринятые нормы и закономерно (раз уж всё это делают женщины) задействовать революционность феминистских идей – на экране такое естественно воплощать, когда мятежные подружки молоды и дерзки именно в силу своей молодости и неопытности, как это было, например, в тех же «Маргаритках» (Sedmikrásky, 1966) Веры Хитиловой. Другое дело, когда женщинам уже давно «за». Тут приходится расплачиваться не на шутку. Хотя (и – в контексте фильма – тем более поэтому!) и им есть место.
«Женщины, женщины» никак не назовёшь комедией. Правда, в этом фильме много комичных ситуаций – например, с доктором, которого Соня избавляет от икоты, укладывая на лестничную площадку, и терзает расспросами об алкоголизме якобы для своей будущей роли. Такие ситуации порой переходят в откровенные гэги – в одном из них Элен неуклюже заваливается за кровать, не по возрасту задирая ноги. При этом очевидно, что над происходящим нависает тень угасания и упадка, придающая всем потешностям до определённой степени амбивалентный характер – таковы, скажем, утверждения Сони в температурном бреду об эпидемии в квартале из-за месячных, что легко можно рассматривать как подтрунивание над случившимся через полвека выходом интимной сферы в публичную зону во имя высвобождения женского естества.
Но это не совсем классический «смех сквозь слёзы». Скорее, здесь осуществляется жест остранения, аттракционного сдвига реальности, обнаруживающего тёмные экзистенциальные бездны, где вершится беспощадная драма с всевозможными «вопреки». Собственно, удерживать себя, несмотря ни на что и вопреки всему, в состоянии высокого человеческого достоинства Элен и Соне помогают невероятная раскрепощённость не поверхностного толка и внутреннее чувство свободы.
Поэтому регулярные вставные музыкальные номера (поют Соня, Элен, посыльный, вдова Жюльена – бывшего мужа обеих героинь) не привносят ощущение водевильности и даже не намекают на привкус мюзикла. В этих незатейливых по исполнению, мелодии и словам песнях (например, о бывшем возлюбленном, который не был полковником, шпага которого заржавела, но на его походной кровати побывали девушки всех рас) лихо совмещаются те самые экзистенциальная драма и раскрепощённость, что только подчёркивает направленность всей ленты, в которой умеющая буквально порхать и чуть ли не возноситься от своего брюта Элен не чужда глубоких переживаний и способности к эмпатии и сочувствию, несмотря на логично то и дело проскальзывающий цинизм, а может, и благодаря ему.
На упомянутый экзистенциальный сдвиг работает и смелый монтажный рисунок (автор которого – тоже Поль Веккиали). Смелость проявляется прежде всего в том, как режиссёр использует бесчисленные постеры с молодыми киношными красавицами на стенах квартиры – теми же Элен и Соней сколько-то (десятков) лет назад. Крупные и сверхкрупные планы ослепительных в своей обворожительности женских лиц в коротких и сверхкоротких кадрах словно вступают в безмолвный диалог с персонажами фильма, взглядами комментируют отдельные произносимые слова, а главное – структурируют повествование разницей временных пластов, напоминая о блестящем прошлом и унылом, но небезнадёжном (вопреки всему!) настоящем и обнаруживая потенциал воспоминаний, который подруги не собираются востребовать, но который подводит под все безумства удерживающий их фундамент.
Важно, что кинокартина строится на череде несоответствий – незначительных и крупных. Утро приличной актрисы на пенсии, казалось бы, слабо сочетается с радостным принятием шампанского через несколько секунд после подъёма. Занимающаяся надомными работами, пусть и несколько фривольная дамочка в годах вряд ли будет предлагать пришедшему по объявлению кавалеру исполнение самых смелых сексуальных фантазий за определённую плату, к тому же повышать её, а в ключевой момент ускользания «жертвы» запросто обнажать грудь. Не говоря уже о внешне смехотворных, а по сути отчаянных попытках соблазнения проходящих по улице мужчин. Да и репрезентация самой возрастной категории – Элен показана как стареющая субретка – очень странно и затейливо рифмуется с реальным возрастом Элен: на момент съёмок ей было 45 лет, по нынешним временам – девчонка.
Но подобные несоответствия становятся движущей силой сюжета. В этом смысле характерен длинный диалог Элен и Сони, за чисткой овощей и вездесущей выпивкой обсуждающих изощрённую перверсивность Жюльена, издевающихся над ним – они спорят о достоинствах и недостатках маленького члена Жюльена, что выливается в целую полемику о физиологических, эмоциональных и психологических особенностях полов и зыбком превосходстве одного над другим, – и одновременно оправдывающих его. Такие несоответствия как нарративный стержень высвобождают грандиозную энергию витальности и жизнелюбия, умения из пустяка создавать нечто всеобъемлющее, что сильнее невзгод, возраста и разочарований.
По большому счёту «Женщины, женщины» – фильм об утратах. Утрачена в первую очередь молодость (о которой не дают забыть прекрасные лица на стенах квартиры) с её яркой красотой, предоставлявшая многочисленные возможности – зарабатывать, получать интересные роли, иметь успех и славу. Но утрачена и инфантильность предаваться воспоминаниям («У меня воспоминаний больше, чем у вас», – говорит Элен соседу в его квартире, неловко управляясь с пылесосом и пианино, ловко – разумеется, с бокалом шампанского). Понятно, что ни Клод Шаброль, ни Жак Деми, ни Робер Брессон, мимоходом упоминаемые Элен в короткой реплике, больше не позовут сниматься ни Элен, ни Соню. Чтобы расставаться с тем, что составляло формообразующую часть твоей жизни, требуется мужество (в противостоянии бытийной предначертанности безоглядная дерзость хрупких созданий со следами былой красоты и признаками увядания даст фору как минимум ряду аспектов современной фемповестки). И неважно, выпиваешь ты при этом, льёшь слезы или смеёшься…
Именно поэтому фильм имеет несколько логичных концовок (дорогого стоит, например, композиция кадра с перспективой парижской улицы: в самом центре – раскинувшая руки, в одной из которых бутылка вина, Соня, она кричит в небо «меня зовут Соня Савьянж, и я – алкоголичка!», а камера всепрощающе отъезжает) и заканчивается совсем не так, как, возможно, хотелось бы зрителю. Но в этом последнем, настоящем финале концентрируются все смыслы киноленты с их опасным миксом возвышенного и приземлённого, пристойного и вульгарного, вольготного и смиренного, трагичного и несерьёзного.
Как сказал бы мой друг, кинокритик и лектор Вадим Агапов, – «Не тот фильм назвали „Женщины на грани нервного срыва”».
