Самая интимная художественная коллекция в мире
Интервью с французской художницей и коллекционером украшений Дианой Вене
29/01/2016
Диана Вене (Diane Venet) – владелица одной из самых уникальных, эмоциональных и в своём роде интимнейших художественных коллекций в мире. Уже более 20 лет она коллекционирует созданные художниками украшения. Это миниатюрные скульптуры, или творческие (иногда явно сентиментальные) «отступления от темы», на которые художников зачастую вдохновляли совершенно личные эпизоды их жизни. Свою коллекцию она называет «интимным музеем» не только потому, что она столь компактна, что её можно разместить в паре ящиков, но и потому, что созданные художниками украшения по своей сути – это ключ, который очень особенным образом соединяет две истории – частную, личную и историю искусства. Хотя формально её коллекцию составляют объекты – небольшие художественные работы, такой же неотъемлемой её частью являются и истории, судьбы этих вещей. К тому же и первые, и вторые так тесно переплетены друг с другом, что уже по сути неразделимы.
Особенным и очень личным был и начальный импульс всей коллекции. Муж Дианы – известный французский скульптор и концептуалист Бернар Вене (Bernar Venet), и в своё время всё началось с подаренного им обручального кольца, которое он сделал совершенно спонтанно и в своей авторской стилистике, обвив тонкую серебряную пластинку вокруг её безымянного пальца... Позже за ним последовали и броши, и ожерелья. Каждое из созданных Бернаром украшений одновременно воплощало в себе квинтэссенцию его тогдашних художественных поисков в миниатюре. И становилось в своём роде чем-то вроде совершенно личных, дневниковых записей отдельных моментов и этапов творческой и эмоциональной жизни.
В настоящий момент в коллекции Дианы Вене более двухсот сделанных художниками украшений, охватывающих период со второй половины ХХ века до сегодняшних дней. Пабло Пикассо, Альберто Джакометти, Жорж Брак, Сальвадор Дали, Роберт Индиана, Луиз Буржуа, Сол Левитт, Роберт Раушенберг, Лучо Фонтана, Вим Дельвуа, Рой Лихтенштейн, Майкл Крейг-Мартин, Андрес Серрано, Джефф Кунс – это только некоторые из представленных в ней имён. И хотя часть украшений и была растиражирована в небольшом количестве экземпляров, есть один объединяющий почти все их элемент – чаще всего эти вещи возникали, когда автор думал о конкретной личности, для которой они создавались.
Многие из вошедших в коллекцию Дианы украшений были сделаны специально для неё. Например, Орлан в своё время создала для неё брошь, представляющую собой своеобразный автопортрет художницы в миниатюре. Источником вдохновения тут послужила легендарная серия работ Орлан Self-Hybridization. Вот и дебют Джона Чемберлена в жанре украшений был инспирирован Дианой. И сегодня она продолжает вдохновлять на созидание всё новых авторов, пополняя таким образом свою коллекцию и одновременно бросая вызов самому художнику – где граница его возможностей и на что он может осмелиться? Среди последних появившихся в её коллекции имён – Андрес Серрано, Педро Кабрита Рейс и Джейсон Мартин. В свою очередь, за несколькими жемчужинами своей коллекции она буквально охотилась много лет, превращая свои поиски в настоящий исследовательский проект.
Рой Лихтенштейн. Современная голова. 1968 . Брошь, эмаль на металле.
7,8 x 5,8 см
. D. Venet Collection
Украшения из своей коллекции она носит каждый день, но предметы из неё постоянно выставляются и путешествуют по всему миру. В 2011 году выставку коллекции Дианы под названием From Picasso to Koons. Artist as Jeweler можно было посмотреть в MAD (Museum of Arts and Design) в Нью-Йорке, а позже она побывала в Афинах, Валенсии, Майами и Сеуле. Прошлым летом её можно было увидеть в Венеции, а будущим летом она отправится в Китай, начав тур с музея CAFA в Пекине. В свою очередь, в 2017 году свои помещения ей предоставит Музей декоративного искусства в Париже. При этом Диана не скрывает, что её страсть в немалой степени поспособствовала также созданию особой отрасли арт-рынка – украшений, созданных художниками, причём цены в этой нише растут в арифметической прогрессии и таким образом чувствительно ограничивают её возможности пополнять коллекцию. В результате многое из того, что Диана считает действительно ценным, она уже больше не может позволить себе приобрести.
Наш разговор проходит в безумно дождливый осенний день в студии мужа Дианы, Бернара Вене, в Нью-Йорке. Они приехали в Нью-Йорк, потому что музей Уитни в тот момент открыл двери для грандиозной ретроспективы друга её семьи, классика американского концептуализма Фрэнка Стеллы. У Дианы на пальце красуется сделанное в 2009 году Марком Куинном кольцо Orchid Ring, источником вдохновения для которого была созданная Куинном в 2000 году серия Garden – отлитые в смоле психоделические, экзотические цветы. «Вы моментально можете сказать, что это – Куинн», – говорит она. При этом, хотя созданные художником украшения нередко представляют собой его крупноформатные идеи в миниатюре, они вместе со своей «носибельностью» получают ещё одно, дополнительное измерение художественного переживания. Становясь абсолютно самодостаточными и подлинными предметами искусства.
Фрэнк Стелла. Без названия. 2010. Кольцо – золото. 8,2 x 4,4 x 5 см. Пять экземпляров. The Gallery Mourmans. Фото: Брайан Могадам, Нью-Йорк
В вашей коллекции есть и украшения работы Фрэнка Стеллы, однако я читала, что сначала он вам постоянно отказывал.
У меня есть два его украшения – кольцо и ожерелье. Коллекцию двадцать лет назад начал создавать мой муж Бернар, подарив мне своё украшение. Позже он попросил и своих друзей – Сезара, Армана и других – создать украшения специально для меня. Когда много лет назад Бернар говорил об этом и с Фрэнком Стеллой, тот сказал: «Нет, меня это не интересует». Через три месяца я позвонила Фрэнку и попробовала его уговорить, но он отказался ещё раз. Так как мы друзья и сравнительно часто встречаемся, на одной совместной вечеринке у Стеллы мой муж опять попробовал его растормошить: «Фрэнк, и вправду жаль, что ты не согласился – вот Чемберлен сейчас делает украшение специально для Дианы, и другие тоже». Тогда Стелла поднялся, открыл выдвижной ящик секретера у себя за спиной и передал мне ожерелье с золотым покрытием – в стилистике своих инсталляций. Он создал его с помощью компьютера – так же как он создаёт свои скульптуры. Через год Стелла подарил мне ещё одно украшение – золотое кольцо изогнутой формы, на которое его вдохновили собственные скульптуры.
Стелла – очень творческий человек, в этом году он празднует 80-й день рождения, однако по-прежнему работает. Это звучит безумно и даже фантастически. У него есть невероятная студия здесь, в Нью-Йорке, огромная, и он творит почти непрерывно. И его не беспокоит, что думают другие. Это мне в нём очень нравится. Стелла говорит: «Если людям не нравится то, что я делаю, мне всё равно, во мне просто есть эта необходимость – что-то создавать».
Как вам кажется, что художников интересует в украшениях как в средстве самовыражения?
Вызов. Это настоящий вызов – создать что-то очень маленькое, при этом воплощающее стиль художника и в то же время не являющееся лишь миниатюрной копией больших работ. Это – вызов и шутка одновременно. И ещё история о любви. Бернар, например, никогда не купит для меня сумку Hermes, он подарит мне своё украшение. У каждого украшения – свой рассказ. Например, чилийский художник Роберто Мата в своё время сказал, что его желанием было создавать «объекты, к которым можно и прикоснуться, а не только смотреть на них». Я с ним никогда не встречалась лично, просто я знаю его жену. Когда я работала над выставкой в музее MAD в Нью-Йорке, она мне одолжила созданное им украшение. Оно очень красивое, потому что он взял жемчужину, и вокруг неё и вокруг шеи жены обвил золотую нить. Она – хрупкая, небольшого роста женщина, и, глядя на это украшение, вы чувствуете прикосновение его руки. Это очень волнующе и интимно. И вы чувствуете, что он делал это, любя. По-моему, это – самое прекрасное.
Пабло Пикассо (совместно с Франсуа Гюго). Le grand faune. 1973. Кулон – золото. 8,5 x 20 см. 20 экземпляров. Фото: Шерри Гриффин, Бруклин
Кажется, большую часть созданных художниками украшений так или иначе инспирировали романтические истории.
Пикассо создавал украшения для своих любимых – Доры Маар и Марии-Терезы Вальтер. Как-то раз он просто собрал на пляже гальку, раскрасил её, и уже как украшение подарил Доре. Он сделал и ожерелье из кости, на которой выгравировал портрет Марии-Терезы.
Таких историй множество. У меня есть хороший друг – греческий художник Вассилакис «Такис». Я его знаю уже давно. Сейчас он – чудаковатый пожилой мужчина, и общаться с ним довольно нелегко. Когда ему было примерно 45 лет, он жил вместе с молодой галеристкой, которой тогда было двадцать. Несколько лет назад в одной лондонской галерее я заметила сделанное им украшение, с помощью айфону немедленно сфотографировала его и позвонила в Афины подруге, которая и была той самой галеристкой, чтобы попросить совета: «Оно довольно дорогое, но оно уникально или это просто хорошая копия? Что мне делать?» Не раздумывая долго, она мне сказала, что если я могу себе это позволить, то надо покупать – «оно уникально, оно великолепно, и у него есть своя история». Я его купила, взяла в Афины и показала ей, сказав, что она так и не рассказала мне саму историю... Она ответила: «Мне было двадцать, мы были очень близки, и он создал это украшение именно на моё тело... Но у нас тогда не было денег, и мы его продали. Позже я его искала тридцать лет, и вот ты его нашла». Я говорю: «Я его купила, но если ты хочешь его вернуть...» А она: «Нет-нет, оставь его для своей коллекции». Это очень интимная история.
Недавно я начала собирать маленькую коллекцию – всюду, куда бы я ни отправлялась, я брала с собой небольшие пластиночки из белого картона и, встречая какого-нибудь друга-художника, просила, чтобы он для меня на одной из них что-нибудь нарисовал и поставил свою подпись. А я её потом помещу в рамочку и буду носить. Сейчас их у меня около десятка – от разных художников, и я их ношу как обрамлённые украшения. Чтобы показать, что созданным художником украшениям совсем не обязательно быть дорогими. В этих украшениях нет драгоценных камней, потому что в данном случае дороговизна объекта не материальна, наиболее дорога идея. Материал всегда уникален, так же как степень смелости художника.
В моей коллекции есть также особое украшение работы Джино Северини. Это – созданный в 1941 году браслет из серебра и золота с его подписью. У меня есть подруга в Париже, которая тоже коллекционер. Когда я встретила её мужа и показала ему браслет, он сказал – ты купила Северини, мне его тоже предлагали, но я не купил, потому что это – подделка. А я до этого много занималась исследованием истории этого украшения и спросила его, почему же он думает, что это так. Он ответил, что знает дочь Северини, и она сказала, что её отец ща свою жизнь не создал ни одного украшения. Я ответила: «Знаешь, Марсель, как жена художника я не была бы в этом так уверена. Например, если бы Бернар создал украшение для какой-то подруги и после его смерти оно где-нибудь всплыло, то мои дочери, увидев его, возможно, сказали бы – “Нет, это не его работа”». Я оставила себе браслет и продолжила исследования. Через какое-то время я натолкнулась на фотографию, на которой именно его носила на себе жена Северини. Теперь я знаю, что он – настоящий и уникальный. Когда вы не оставляете поиски, то у каждого украшения находится своя история.
Джон Чемберлен. Без названия. 1998. Заколка – окрашенный алюминий. 4 x 14 см. Один экземпляр. Фото: Филипп Гонтье, Париж
Свою коллекцию вы называете «интимным музеем».
Да, потому что все находящиеся в ней украшения – произведения искусства. Мини-объекты искусства, которые не являются только лишь миниатюрами других работ их авторов, и в то же время в них безошибочно прочитывается их почерк. Бернар, например, почти все свои украшения создавал для меня. И каждое из них в своём роде соответствует конкретному периоду его творческой деятельности. Таким образом, в моём владении находится коллекция украшений, которая воплощает «Неясные линии», «Арки», «Углы», «Прямые линии» – его художественный словарь последних лет.
В то же время художники не хотят делать свои украшения коммерческими, сохраняя тем самым их интимность. Их основная работа – это картины и скульптуры, а не украшения.
Бесспорно, украшения – это специфический жанр, требующий также особого умения. Для части художников это могло бы оказаться непростой задачей.
Уже упомянутые ранее украшения из гальки, например, Пикассо делал сам. В свою очередь, во второй половине 50-х годов и в 60-х годах он очень тесно сотрудничал с Франсуа Гюго, ювелиром, с которым он познакомился, когда искал кого-то, кто смог бы изготовить из серебра созданные им керамические тарелки. Позже у них вместе появилась идея об инспирированных мотивами рисунков Пикассо медальонах. Это было за два года до смерти Пикассо. Эти украшения были тиражированы в двадцати экземплярах, но что такое двадцать экземпляров по сравнению с тиражом работ Пикассо на бумаге, достигавшим сотен экземпляров. На этом фоне созданные им украшения по-прежнему являются совершенно особенными и уникальными.
Макс Эрнст, Жан Кокто, Ман Рэй – все они в своё время сотрудничали с Франсуа Гюго. В свою очередь, реализовать идеи украшений Ники де Сен-Фаль помог её друг итальянец Джанкарло Монтебелло. Она хотела, чтобы они были из эмали и такие же красочные, как её скульптуры. Однако работать с эмалью очень сложно, поэтому она обратилась к Монтебелло.
Бернар, напротив, все свои украшения делает сам. Я приношу ему вытянутые по форме слитки серебра или золота, которые покупаю тут, недалеко, на 47-й улице в Нью-Йорке, а он их сгибает и делает всё сам. Однако часто бывает, что у художников есть идея – они рисуют эскиз, но им не хватает умения, как преобразовать это в украшение, потому что это – не их работа. Но, в сущности, это ничего не меняет. Это всё равно, что сказать – ах, Джефф Кунс, он сам ничего не делает, у него 120 ассистентов. Да, но в Италии во времена Ренессанса у художников бывало по 250 ассистентов. Это не имеет решающего значения. Главное – кому принадлежит идея и желание её реализовать. Конечно, если украшение создали руки самого художника, то у него уже другая добавочная стоимость.
Мне кажется, что весьма важными в искусстве создания украшений в своё время были идеи Сезара. После того, как он в 60-х годах представил свои «сплющенные машины», позже он применил ту же самую идею к украшениям. Он призвал друзей отдать ему свои когда-то важные для них, а теперь уже малозначимые украшения. Медальоны из детства, колечки и т.д. Он их сдавил и преобразовал в своего рода кулоны сконцентрированных воспоминаний прошлого. И назвал их «микроскульптурами».
В вашей коллекции есть и украшения современных художников. Честно говоря, я не могу реально представить себе романтическую историю, связанную с Джеффом Кунсом или Дэмьеном Хёрстом. Но, может быть, я не права.
Джефф Кунс в своё время создал украшение для Стеллы Маккартни. Она его убедила. Они были очень близки, и Кунс, несомненно, совершенно особенный персонаж. Прошло пять лет, прежде чем он сказал «да», к тому же он создал только одно украшение (по-моему, оно выполнено в пятидесяти экземплярах) и сказал, что никогда больше ничего такого делать не будет. Мне пришлось здорово помучиться, чтобы добраться до одного экземпляра, потому что так много коллекционеров, готовых заплатить громадные суммы за любую созданную им вещь. Мне кажется, что у Кунса и Маккартни были очень дружеские отношения, но я не уверена, что это была романтическая история.
Йоко Оно, например, создала только два украшения. Оба появились в сотрудничестве с Филипини. Одно – это кольцо Imagine Peace из 18-каратного белого и жёлтого золота, форма которого напоминает грампластинку. Своего рода посвящение акциям Йоко Оно и Джона Леннона в защиту мира в 70-х годах. В его центре надпись «Imagine», символически ассоциирующаяся с легендарной песней Леннона. Это, может быть, и не романтическая история, но это – воспоминание.
Лучо Фонтана. Elisse Concetto Spaziale. 1967. Браслет – серебро и розовый лак. 16 x 6 x 17 см. 150 экземпляров. Фото: Филипп Гонтье, Париж
В скольких экземплярах обычно тиражируются украшения художников?
По-разному; у Пикассо, например, тираж одного украшения был двадцать штук. Украшения некоторых художников доступны во многих экземплярах, у некоторых – только один. Монтебелло, который делал украшения не только для Ники де Сен-Фалль, но и для Ман Рэя, Лучо Фонтаны и Джио Помодоро, в шестидесятых годах начал тиражировать украшения художников. Чаще всего тираж – от восьми до двадцати экземпляров. Например, допустимый тираж золотых масок Ман Рэя Optic – Topic (1974) был 100 экземпляров, но я не уверена, что все они были созданы. В свою очередь, Уорхола, которого ранее совершенно не интересовал жанр создания украшений, в 1987 году, незадолго до его смерти, швейцарский производитель часов «Movado» уговорил разработать дизайн часов. Они хотели выпустить модель ограниченной серии – 250 экземпляров, и она была представлены в 1998 году на Базельской ярмарке. Правда, насколько мне известно, все копии так никогда и не были изготовлены. Когда я ещё училась в Нью-Йорке, я купила одно украшение Роя Лихтенштейна, которое было тиражировано в неограниченной по количеству серии и в то время стоило в галерее три доллара. Сейчас оно продаётся по цене 5000 долларов, если вы вообще сможете отыскать где-нибудь экземпляр.
А как сами художники оценивают эти украшения? Считают ли они их произведениями искусства или всё-таки своего рода шуткой, экспериментальным «отступлением от темы»?
Нет, они к ним относятся очень серьёзно. Уже лет пять я пытаюсь уговорить нашего хорошего друга, американского скульптора Джоэла Шапиро создать украшение для моей коллекции. Он сказал самой идее «да», однако он по-прежнему не знает, как её реализовать. По-моему, как только художники находят способ, как реализовать идею, она их захватывает. К тому же они прекрасно осознают, что позже она попадёт в книги, музеи и станет частью их истории. Правда, в то же время я полностью убеждена, что в момент, когда куратор музея будет устраивать их ретроспективную выставку, они на ней захотят представить свои картины и скульптуры. Но не украшения. По крайней мере пока.
Бернар Вене. 10 Straight Lines. 2000. Кулон – серебро. 13 x 6 см. Один экземпляр. Фото: Ален Лепринс
Это же вечная дискуссия: украшения – это искусство или ремесло.
Я знаю. Когда я устраивала выставку в Венеции, моя коллекция была выставлена в витринах – как украшения. И, возможно, представленные таким образом, они и скорее выглядели именно как украшения. В свою очередь, в Майами и Афинах я их экспонировала на стенах – как произведения искусства. И они выглядели иначе. В немалой степени всё зависит от самого способа экспонирования. Ещё мне кажется, что если посетительница выставки женщина, то она видит в них украшения, а в свою очередь, мужчина – объекты искусства. К тому же всегда есть и этот момент неожиданности. Многие даже не знают, что Лучо Фонтана создавал украшения, или Пикассо. Люди из художественной среды в мгновение ока распознают серьёзное произведение искусства. В свою очередь, другие видят лишь украшения, потому что формально это ожерелья, кольца...
В сущности, в одном объекте каждый – в зависимости от опыта и уровня образования – видит что-то своё?
Да, однако я сама стараюсь акцентировать факт, что это – искусство. И думаю, что со временем, с развитием рынка и появлением всё большего числа коллекционеров, а также благодаря стремлению молодых художников попробовать себя в этом жанре, статус украшений как искусства только укрепится.
Однако коллекционеров украшений художников по-прежнему поразительно мало.
Их несколько, но их становится всё больше. Вначале я очень много покупала на аукционах, однако больше я не могу себе это позволить. Украшения стали слишком дорогими. Думаю, что я в своём роде помогла создать этот рынок. Сейчас есть один китаец, который коллекционирует вообще без каких-либо денежных ограничений, он покупает уникальные вещи по всему миру. Его коллекция, возможно, уже в ближайшем будущем станет лучшей в этой нише. Например, украшения Александра Колдера продаются сегодня по цене от 300 000 до 400 000 долларов. Такое я себе позволить не могу.
Майкл Крейг-Мартин. Light Bulb. 2007. Ожерелье – 18-каратное белое золото и жёлтое золото. 4,5 x 25,5 x 16 см. 10 экземпляров. Фото: собственность Guinness Gallery, Лондон
Колдер в своё время был одним из самых плодовитых, я читала, что он создал более 1800 украшений.
Да, и все они уникальны. В течение своей жизни он создавал украшения в качестве подарков своим близким и друзьям. Например, если бы вы пригласили его на обед, в шесть вечера он отправился бы в свою студию и сделал украшение с первой буквой вашего имени «U», которое в тот же вечер он подарил бы вам. Вот таким образом возникли 1800 украшений, но все они уникальны. И к тому же они сделаны его собственными руками. Дали, напротив, давал ювелиру свои рисунки, и по ним делались украшения в некотором количестве экземпляров. Это не одно и то же.
Наверное, действительно можно сказать, что благодаря коллекции и выставкам, которые вы устраивали, вы сформировали рынок украшений художников.
Я думаю, так оно и есть. Вначале это действительно была очень узкая ниша, люди просто ничего не слышали об украшениях художников. В декабре прошлого года [2014-го – ред.] в Париже прошли два аукциона украшений. Никогда раньше такого не было. Раньше между скульптурами и картинами, может быть, и можно было найти самое большее одно или два созданных художниками украшения, но никогда для них не устраивались специальные аукционы. Теперь всё стало иначе. Сформировалась отдельная ниша арт-рынка, эта сфера стала популярной.
Например, на аукционах в Монако я в своё время купила украшения Помодоро. В то время никто ими особо не интересовался. Люди, отправляющиеся на аукционы украшений Монако, искали на них рубины, бриллианты и сапфиры. Их не интересовали ожерелья Помодоро. По большей части они даже не знали, кто он такой. Поэтому мне удавалось сделать отличные приобретения.
Поняли ли вы, почему люди теряют разум из-за рубинов, бриллиантов и прочих драгоценных камней?
Потому что женщины по своей сути очень классические существа. Например, если вы родились в семье аристократов и видели свою мать и бабушку, носящих такие украшения, вы об этом просто особо не задумываетесь и воспринимаете это как само собой разумеющееся. И есть ещё молодые женщины из семей среднего достатка, которые хотят поравняться с аристократами, мечтают о свадьбе, белом платье и бриллианте на пальце. И ещё есть тип, обладающий более специфическими личностными свойствами, который и ищет что-то, отличающееся от обыденного. Знаете, это смешно звучит, однако когда я на званый вечер надеваю какое-то из украшений своей коллекции, часто никто даже не поинтересуется, что это за вещь. У всех кругом бриллианты, и никого особо не интересует, что на мне надето. Забавно, не правда ли?
Это странно.
Очень странно, потому что каждое из этих украшений особенное. Независимо от того, нравится оно вам или нет.
Когда вы приобретаете новое украшение, вы его всегда примеряете?
Да, потому что оно совсем новое. И у меня есть ощущение, что я таким образом приближаюсь к художнику. Я сознаю, что это очень самолюбивая реакция, но это такое совсем особенное ощущение...
Всё началось с вашего обручального кольца, однако в какой момент вы поняли, что стали коллекционером?
Это началось с украшений Бернара и его друзей Сезара и Армана, которые он мне подарил. Шаг за шагом Бернар становился крупнее и влиятельнее как художник, и я почувствовала, что и мне необходимо своё дело. До этого я никогда ничего серьёзно не коллекционировала, потому что по своей сути я не коллекционер. Не так, как те, кто что-то коллекционировал уже с детских лет. Я очень любознательная, и мой спектр интересов довольно обширен. Однако это – единственный раз, когда я начала что-то коллекционировать. К тому же я делаю это с ограничениями – и с точки зрения денег, и с точки зрения знания. Потому что, в отличие от многих других, я не провожу всё своё время, занимаясь только этим. Это начиналось шаг за шагом, приобретая понемногу всё больший масштаб. И в настоящее время всё чаще я ловлю себя на том, что смотрю в компьютер и ищу, где проходит способный заинтересовать меня аукцион.
Вы стали в своём роде охотницей?
Именно так. И иногда я что-то пропускаю. Например, три месяца назад на аукционе в Риме были проданы два украшения Кирико. В моей коллекции его нет, но я его очень хотела, т.к. считаю, что Кирико – выдающийся художник. Он создал только несколько украшений, и они великолепны. На аукционе одно было продано за 100 000 долларов, для меня это слишком дорого. Но – неважно. Я выбираю молодых художников и тех, кого могу себе позволить.
Долго искала что-нибудь от Дали, потому что он просто необходим для серьёзной коллекции. Директор Музея Дали – мой хороший друг, но они ничего не одалживают и, само собой, не продают. К тому же я не хотела украшение, которое было бы растиражировано в сотне или тысяче экземпляров. После долгих поисков в одной парижской галерее я, наконец, натолкнулась на его брошь, она была сделана в шести экземплярах, однако известны владельцы только трёх из них. Это – золотая кофейная ложечка с эмалью, со встроенными часами и расчёской. Абсолютно сюрреалистическая штучка. И мне она очень нравится. Когда вы что-то долго ищете и, наконец, находите, это уже само по себе радость.
Нам Джун Пайк. Sense Amplifier - Inhibit Driver. 2012. Ожерелье, металл, пластик, 35 x 11,5 см (с цепочкой); 13,5 x 11,5 см (подвеска)
У вас никогда не было ощущения, что, стремясь получить какое-то украшение, вы за него переплатили?
Конечно, было. Я совершенно определённо переплатила за Кунса. В тот раз я заплатила 50 000 долларов, и это, скорее всего, слишком много, потому что в сущности я заплатила и за пузырь, раздутый вокруг него. Однако в любом случае я считаю, что Кунс – очень хороший художник. Некоторые говорят, что то, что он создаёт, это мусор. Я так не думаю. По-моему, он останется в истории. Да, возможно, я переплатила, но я думаю, что с точки зрения коллекции очень важно, чтобы в ней было и его украшение. Оно было очень дорогим, однако, если я сегодня захотела бы его продать, возможно, оно стоило бы в два раза больше. Это – безумие, но это – наш сегодняшний мир. В любом случае я его всё равно не продам.
Как вам кажется, когда так много денег вливается в рынок, это способствует развитию искусства или же совсем наоборот?
Я думаю, что это ужасно, и знаете, почему? Причина этих сумасшедших потоков денег в том, что люди решают потратить их именно так. Они воображают, что таким способом они устроят себе сюрприз, получив какие-то небывалые эмоции. А что потом? Год назад мы с Бернаром были в Сингапуре, недалеко от аэродрома там есть помещение duty free, где можно хранить произведения искусства, не платя налоги. Второй такой город – Женева. Большая часть произведений искусства, которые там находятся, принадлежит корпорациям или богатым коллекционерам. Конечно, их имена не разглашаются. После аукционов работы упаковываются в ящики, их грузят в самолёт, и тогда всё это попадает в Сингапур. Там в конце «бегущей дорожки» есть коридор с сейфами. По-моему, это ужасно, что эти произведения искусства никто никогда больше не увидит. Это – только деньги. И грустно, что это так.
Как, по-вашему, существует ли ещё корреляция между истинной стоимостью произведения искусства и его ценой?
Цену, несомненно, создаёт и ограниченное количество экземпляров произведения искусства. Однако цены стали слишком высокими. Например, если вы купите Сезанна, очень хорошего Сезанна по высокой цене, возможно, это и будут слишком большие деньги за картину, но ok: Сезанн – это история искусства. Однако если вы покупаете кого-то из китайцев или Ричарда Принса за 20 миллионов долларов – где тут здравый смысл? К тому же ведь эти деньги получают не они. Когда какой-то коллекционер продаёт на аукционе работу Джеффа Кунса, то это не Кунс зарабатывает на этом. По-моему, Пино и Арно, все эти большие коллекционеры, ответственны за ситуацию, которая создалась на современном рынке искусства. То, чем они занимаются, это чистый бизнес. Они рассылают молодых, знающих советников по искусству по студиям художников во всём мире, и когда они находят молодого художника, который создаёт интересные вещи, они закупают всё, что у него есть в студии. Пино и Арно, назовём их так, придерживают часть произведений искусства, в свою очередь, остальные выставляют на аукцион, таким путём выстраивая цену. И бедный художник думает – о, неужели это происходит со мной?!.. Он меняет студию, покупает машины...
...и теряет разум...
Именно так. А через три года он уже выходит из игры.
Потому, что он потерял креативность?
Да. Или цена его работ продолжает по-прежнему немного расти, пока коллекционер, которому принадлежит большая часть работ этого художника, не выставит их все на аукцион, и после этого цена падает. В сравнении со временем, когда у него вообще не было денег, художник, может быть, и живёт получше, но Пино, Арно и им подобные уже заработали на нём вдвойне. По-моему, это – неправильно.
Бернар Вене. Indeterminate Line. Кольцо – серебро. Один экземпляр. Фото: Ален Лепринс
Как вам кажется, возможен ли в будущем коллапс пузыря сегодняшнего рынка?
Я думаю, что некоторые художники могут исчезнуть. Другие останутся. Возможен ли коллапс рынка? Не думаю. В этом мире слишком много денег. Посмотрите хотя бы на Дубайскую арт-ярмарку: вначале она была довольно скверной, а сейчас стала намного лучше. Вокруг открываются новые музеи, и их надо чем-то наполнить. Бернар рассказывал мне, что 25 лет назад он видел, как работа какого-то художника была продана на аукционе за 10 000 долларов, и ему показалось, что люди сошли с ума. Не так уж давно мы видели, как на аукционе за миллион долларов была продана работа Ива Кляйна. Бернар комментировал позже: «Бог мой, люди платят миллион за картину. Это пузырь, и он должен лопнуть». Сейчас это уже 30 миллионов. Это – безумие. В то же время у музеев нет денег. Бюджет Центра Помпиду в Париже на закупку произведений искусства, например, составляет один миллион в год. Они живут на дотациях, т.к. что же вы, как музей, можете приобрести на один миллион?
Как вам кажется, исходя из своего опыта коллекционера, почему у людей есть это желание получить в свою собственность произведения искусства? В конце концов, вы же можете пойти в музей и увидеть там всё это.
Да, то, что выставлено в музее, вполне ваше. Вы можете свободно этим любоваться. И это также одна из причин, почему мне нравится устраивать выставки. Но перед тем как я что-нибудь выставлю, вещь принадлежит мне, это правда. По-моему, это очень по-человечески. Скажем, вы можете арендовать квартиру, но, если есть возможность, чтобы она принадлежала вам, вы выберете второй вариант. Не правда ли? Однако есть отличие: или вам что-то принадлежит и вы с этим живёте и даёте этой вещи жить, или вам что-то принадлежит, а вы это укладываете в сейф.
Альберто Джакометти. La Sirène. 1935. Заколка – бронза. Диаметр: 4,7 см. Один экземпляр. Фото: Грег Фавр, Париж
Вы уже много лет живёте вместе с художником и находитесь в мире искусства, способно ли искусство по-прежнему поразить вас?
Конечно. И даже ещё безумнее. Есть так много молодых художников, и я чувствую, что стала слишком старой, я их больше не понимаю. Сейчас мне семьдесят, а в 25 и 30 лет люди этого возраста казались мне очень старыми. Теперь, когда я сама в этом возрасте, в мастерских двадцатипятилетних художников я или улыбаюсь, потому что вижу то, что уже видела в своё время (правда, они сами этого часто не знают), или они мне показывают совершенно отличающиеся от обычных вещи, которые я уже больше не воспринимаю. Я, может быть, хотела бы сказать, что это – мусор. Но, может быть, это не так. У моих глаз уже нет больше той свежести, какая была раньше, но я думаю, что это естественный порядок вещей. Вы много чего сделали, многое видели, память вашего компьютера заполнена, и в ваших глазах больше нет свежести.
Однако, может быть, со временем и опытом глаза только навостряются?
Багаж знаний увеличивается, потому что вы всё время чему-то учились, однако про глаза... я не знаю. Знаю только то, что мне становится по-настоящему интересно именно тогда, когда Я что-то не понимаю. Потому что тогда это может быть чем-то новым. Но если я вижу какую-то груду на полу, это заставляет меня улыбнуться, потому что Бернар высыпал кучу угля на пол ещё в 1963 году. Он был первым. Это было пятьдесят лет назад, и это уже сделано.
По-моему, последние пятнадцать, двадцать лет – это своеобразная дыра, когда ничего очень значительного и способного остаться навеки на сцене искусства не произошло. Это – реальность. Конечно, всегда есть исключения. Однако именно сейчас, на свет выходит молодое поколение, которое по духу совсем иное, потому что это – поколение, выросшее на совершенно других технологиях. Что стимулирует и другое мышление, новое поколение думает по-другому, и, возможно, они сделают что-то радикально иное. Искусство никогда не останавливается. И, конечно, будут создаваться новые вещи.
Диана Вене. Фото: Бертиль Шере
Как вам кажется – присуща ли искусству способность что-то менять в людях?
Определённо. И это очень важно. Я думаю, что культура – это единственное, что хоть немного может изменить мир. Хотя бы из личного опыта – если я однажды утром проснусь, всё равно – немножко грустная или в романтичном настроении, и за окном будет чудесно прекрасный день, выйдя на улицу и посмотрев на небо и деревья, я, конечно, в какой-то момент почувствую себя счастливой. Однако если я в каком-то музее или галерее увижу произведение искусства, которое мне понравится, это сделает меня счастливой моментально. Возможно, я этому научилась. Я из семьи коллекционеров. Всю свою жизнь я провела в окружении искусства. И даже в то время, когда я ещё работала в качестве журналистки, я очень много говорила с людьми об искусстве, потому что это было частью моей жизни. Я действительно так думаю и всегда это говорила: искусство – как иностранный язык. Вам надо учиться. Потому что то, что вы видите и что вам нравится в первое же мгновение, нравится вам потому, что это – часть вашего культурного багажа. Вам это нравится, потому что неосознанно что-то напоминает. Однако если это что-то напоминает, это значит, что оно – совсем не новое. Намного интереснее будет, если это вызывает вопросы, если вы это не понимаете. Почему Дюшан так интересен и почему Дюшан является своего рода отцом столь многих поколений современных художников? Потому что тогда, когда люди в первый раз встречаются с работами Дюшана, они их не понимают – «Боже мой, что это всё значит?» Или Дональд Джадд. У меня дома есть чудесная работа Джадда, и многие люди (у меня много друзей из самых разных слоёв, не только из среды искусства) меня спрашивают – что это такое? И я им говорю: так как вы не знаете, возьмите книгу, прочтите, сходите на выставки, сформируйте свою точку зрения. Исследовательская работа – вот что является самым интересным. Искусство как язык: стоит его выучить и он сделает вас счастливым.
Читайте в нашем архиве интервью с другими коллекционерами искусства:
Жан-Марком Героном, Игорем Цукановым, Юлией Стошек, Ингвилд Гётц и не только.
