Андрей Грязев: кино про «Войну»
Екатерина Викулина
16/08/2012
Андрей Грязев пришёл в большое кино из профессионального спорта. Несмотря на свой молодой возраст, он довольно быстро заявил о себе как о перспективном режиссёре. Известность ему принесла документальная работа «Саня и воробей», завоевавшая в 2009 году главные награды фестивалей «Артдокфест», «Дебоширфильм – Чистые Грёзы», а также отмеченная на «Послании к человеку» как лучший дебют. В 2010 году его «День шахтёра» признали лучшим российском фильмом современности на «Текстуре» в Перми. Последняя лента Грязева «Завтра» (2012) была показана на Берлинале и на Московском кинофестивале, вызвав ожесточенные споры. В центре её повествования оказались не столько политические акции скандальной арт-группы «Война», сколько взаимоотношения её участников – Олега Воротникова (Вора) и Натальи Сокол (Козы), а также их сына Каспера, который и стал главным героем фильма.
Фото: Екатерина Викулина
Как пришла идея снимать про «Войну»? Почему вдруг «Война»?
Мои первые два фильма были на социальные темы, но в каждом из них уже вставал образ Государства, уже потихоньку всплывала политическая тема. Многие люди такие остросоциальные фильмы считают «чернухой». Это справедливо, когда за социальной темой ничего нет, когда она никуда не ведёт, когда нет никакого расширения дальше. Но, извините, если социальная плоскость переходит в политическую, когда ты уже понимаешь, в какой стране это происходит, почему это происходит, тогда это нельзя назвать «чернухой».
Чем можно объяснить разницу реакций на этот фильм на Берлинале и ММКФ?
После Берлинского фестиваля в основном были положительные отзывы и статьи, не считая одной-двух, в Москве – наоборот. Запад не находится под влиянием нашей прессы, всей шумихи по поводу истории «Войны». Они знают об этом поверхностно, берут всю основную информацию из фильма и не отвечают на такие вопросы: искусство ли это, политика или хулиганство, ну все вопросы, которые у нас в России повисают в воздухе. А здесь нет такого человека, кто бы про это не слышал.
Все своё мнение о группе «Война» составили два-три года назад. Люди идут смотреть фильм уже с каким-то балластом и, когда они не видят в фильме подтверждения своего мнения, у них происходит ступор. Организаторы Московского кинофестиваля проводили зрительское голосование. Несмотря на абсолютно рекордную посещаемость фильма не только за этот год, но за всю конкурсную программу, никогда не было такого разброса во мнениях. Обычно «единицу» по пятибалльной шкале ставят два человека, ну максимум три, но большинство ставит пять баллов. А мне «единицу» поставили сорок человек, то есть это в четыре – в пять раз больше, чем все «единицы» всех фильмов вместе взятых, и одновременно около двухсот человек поставили «пять». Что это получается? Ну давайте эти двести человек сведём с этими сорока, и пусть они поговорят, кто что там увидел? Там есть просто другая «Война».
Трейлер фильма «Завтра»
За счёт чего проект под названием «Арт-группа „Война”» вообще существует, за счёт чего гремит? Если разбираться, то за счёт политтехнологий, за счёт пиара. Флаг «Войны» несут сами журналисты, распространяя информацию. Эта мысль есть и в фильме. Вот «Дворцовый переворот»[1] – что это? По сути – хулиганство. Но если мы туда вставляем какой-то признак постановки, юмора, лёгкости в виде детского мячика, то же самое телевидение сразу подхватывает новость. Так в принципе это работает. В фильме это есть.
У многих вызывает непонимание, что в одних кадрах я участников «Войны» якобы осуждаю, а в других кадрах – наоборот, вывожу как-то «в люди». Если я сделаю их негативными, то это значит диктат режиссёра. Сделаю хорошими – плохо. Все принимают правду очень тяжело. А наличие разносторонних мнений, мне кажется, это как раз заслуга фильма, это очень круто. Ну, у меня все фильмы вызывали очень бурную полемику. Я, конечно, ждал, что и этот фильм вызовет тоже, но не думал, что до такой степени.
Недовольных было больше с какой стороны – тех, кто поддерживает группу «Война», или наоборот?
Отрицательные мнения о фильме были у тех, кто кардинально хорошо и кардинально плохо относится к группе «Война». Многие подходили после обсуждения, у них была изначальная неприязнь к группе и к этим людям. И почему-то они подумали, что раз им не нравятся эти герои, значит плохой фильм. У нас вот так кино обсуждается. Как было раньше? Если в фильме про войну человек сыграл фашиста, значит он и в жизни плохой, было такое массовое заблуждение.
Авторское кино – это груз, в котором зрителю надо разбираться и открывать пласты один за другим, глубже, глубже… А кто-то посмотрит поверхностно и скажет: «Ну чего, ну дураки... И режиссёр такой же, который снял дураков и потратил на это полтора года, и непонятно что сказал».
А как отнеслись к фильму сами участники группы «Война»? Какова была их реакция?
Нормально отнеслись. Я показал им фильм в октябре или ноябре, они смеялись, мы разговаривали. Коза – она, конечно, более рациональный человек, у неё изначально математический склад ума. Ей фильм понравился. Она понимает, что это правда, что зафиксирован определённый этап их жизни. Это не вся история. Многие хотели, чтобы я рассказал чуть ли не хронику, а я её не пытался выстраивать. Олег, конечно, сомневался. В принципе, он такой философ, любит порассуждать. Олег считал, что он со стороны выглядит человеком с твёрдой позицией… А здесь он в чём-то сомневающийся, в чём-то непостоянный, как по сути оно и есть. Камера же, она не врёт. Как бы ты там историю ни монтировал, ни переставлял, этим сложно изменить характеры, которые уже на видео зафиксированы.
Кадр из фильма «Завтра»
Каждого документалиста учат, что показать фильм своему герою хуже, чем зеркало. Ведь если даже ты записал свой голос на диктофон и послушал, то уже у тебя реакция отторжения – что это? А тут представьте себе – жизнь. Я когда Олегу это объяснял, он говорит: «Да ладно, да ты что, да мы привыкли, мы постоянно под камерами, все эти журналисты, репортажи». Но это совершенно другое. Репортаж – это человек пришёл, час с тобой пообщался. Это очень поверхностно, даже очень-очень. А здесь проявляется внутренний характер и, конечно, тот образ, который ты хочешь рисовать, уже не соотносится с тем, что на экране.
Вы сделали акцент на их человеческих характерах?
Там весь акцент идёт, конечно, не с точки зрения акционизма, а с точки зрения ребёнка. Это основные вопросы фильма: как ребёнок, как он развивается. Там много провокационных кадров, которые показывают их как очень любящих родителей, а есть такие кадры, где ребёнок входит в акцию как щит, как предмет манипуляции.
Эти эпизоды я вставлял взвешено. Зритель сам должен решить – хорошо это или плохо, могли они или не могли так поступать, искусство это или не искусство, а не режиссёр, который уводит то вправо, то влево, встаёт на сторону государства или на сторону героев. Здесь личный поиск для каждого. По сути так и работает пиар «Войны»: они не отвечают на вопросы, которые сами ставят. Они со своим постоянным отрицанием и якобы отсутствием каких-то позиций, программ, целей как раз расшатывают, сталкивают общество, противопоставляют одно другому. И вот на стыке этого…
Кадр из фильма «Завтра»
Акции и происходят?
Да. Это сложно, если разбирать с точки зрения искусства, что такое акции, что такое акционизм. Акциями прямого действия раньше занимались нацболы, лимоновцы, когда они захватывали различные здания. Если акционизм – это «придумал, пошёл и сделал», то постоянные репетиции, разработки, поиск мест – это уже «шоу». Здесь же, и в фильме это очень хорошо показано, есть сценарий, создается такой короткометражный игровой сюжет. Это постановочное, в чём-то театрализованное шоу, которое мы где-то там отрепетировали, где никто не видит – на сцене, в подвале, у себя дома, а потом вышли на улицу и продемонстрировали. Акция не начинается там, где это сделали и сняли. Она начинает действовать тогда, когда все на это реагируют, когда это попадает на телевидение, когда на это клюёт пресса. Вот тогда это шоу начинает действовать.
Полтора года снималось кино. Вы пытались относиться с сочувствием к активистам, вжиться в группу, или всё-таки «держали дистанцию», была «отстранённая позиция»?
Ну, как отстранённая? Ты же не будешь постоянно отстранённым. Чтобы тебя не замечали, ты должен войти и внутри раствориться, именно внутри. А все эти позиции «со стороны»… Камера в результате отходит, но погружение там абсолютно полное. Потому что когда ты снимаешь чисто «со стороны», как бы через стекло, там фальшь...
Вы соединяете элементы игрового и документального в своих работах?
Я по сути режиссёр игрового кино. У меня первый фильм был короткометражный, игровой. Документалистика состоит в том, что я никогда не пытаюсь идти на упрощение, разъясняя какие-то вещи закадровым голосом или титрами. Игровая же составляющая присутствует в монтажной съемке, в монтаже.
В фильме «Завтра» были постановочные сцены?
Я снимал онлайн, но прежде проводил подготовку. По крайней мере, эпизод, где Коза читает уголовный кодекс, что ей может грозить и не грозить, я снимал три раза в разных местах, с разной атмосферой. У меня была такая мысль: она должна это читать, кормя Каспера грудью. А потом я решил, что это банально, пусть он просто будет рядом находиться. Зритель всё равно сможет ассоциировать читаемый текст с этим человеком. Выжимание эмоций – это перебор. Но что-то было снято без постановки. Так, в одном эпизоде Каспер играет и переворачивает несколько раз детскую машинку. Многие говорят, что это подложил режиссер, но нельзя двухлетнего ребенка заставить что-то сделать. Ведь он, когда перевернул машину, не сказал: «Дядя, я сделал». Он дальше это проживает.
Кадр из фильма «Завтра»
В одном из интервью Вы говорите о том, что кино должно быть политическим, особенно сейчас. В чём важность сегодняшнего момента?
Люди искусства всегда были сверхчувствительными «проводниками», они даже иногда предсказывали какие-то события. Режиссёр документального кино по сути просто обязан какие-то вещи не то что предсказывать, он должен действовать по интуиции. Вот меня очень часто спрашивают: «А Вы хотели бы снимать фильм про „Pussy Riot”?» Я говорю: «Нет», потому что это уже прошло, этот фильм нужно было снимать ну хотя бы год назад. Мы прошли вот эту ключевую линию, «точку переворота». Неинтересно снимать, когда люди уже по сути изменились.
В каком смысле изменились?
Под действием отсидки в СИЗО. Мы же не знаем, какими они раньше были, зато можем снять, какими они выйдут или не выйдут. Почему в фильме я не останавливаюсь на акции «Литейный Мост»? Потому что я не принимал в ней участия. Я знаю, как всё разрабатывалось, знаю на словах, но я не зафиксировал, как это происходило. Вся эта реконструкция не касается документального кино. Это в передаче мы можем рассказать закадровым голосом или привести свидетельства очевидцев. Но это всё обманка, проекции чужого сознания. Сейчас можно подогнать что угодно отбором всех этих мнений, монтажом. Многие говорят, что деятельность «Войны» помогла вызвать нынешние протестные настроения. Можно подложить одно к другому, и кто-то даже в это поверит. А в документальном кино важно, чтобы именно ты, не вторгаясь в это, зафиксировал, чтобы человек сам понял, насколько они там идиотки, насколько революционерки.
А как «Война» относилась к «Pussy Riot»? Как к конкурентам?
«Война» вообще относится ко всему, что сделано не ими, очень категорично, даже это легко сказано «категорично».
В чём различие между акционизмом «Войны» и акционизмом «Pussy Riot»?
Разница в том, что у «Войны» есть такой человек, как Плуцер-Сарно.
«Серый кардинал».
Которого никто не видел, но которому в результате отсылается видео, и он из этого делает всё, что видим мы. У «Pussy Riot» этого нет, из-за этого всё недосказано, недодумано, недоделано. Мы должны себе отдавать отчёт, что в сегодняшнем мире с нашим медиа-пространством можно распиарить всё, что угодно, любого человека, хоть взять с помойки. Сколько таких уже голливудских фильмов было. Нужно просто владеть этим. В чём-то это искусство, в чем-то – политтехнологии.
Можно сказать, что Вы раньше симпатизировали активистам «Войны», а потом произошёл слом? Чем оказалась эта точка слома? В какой это было момент?
После выхода ребят из СИЗО. До этого мы с Козой были одни, ну, и еще пара человек, и мы с ней очень близко сошлись, обсуждая будущие планы. Тогда было непонятно – выйдут ли они, и что делать, или не выйдут, и что тогда делать. Было много разных вариантов, но участники «Войны» вышли на стратегию 31 марта, ничего этим не сказав, и оказались задержаны за сопротивление полиции. За «Дворцовый переворот» им ничего не смогли раскрутить, но за это их объявили в областной, федеральный, международный розыск. Только успели выйти... Политика Олега: «Хуячим, а там разберёмся». Они идут по пути радикализма, идут по лезвию. А ведь по сути они находились на медийной волне... Но уже в тот момент с людьми нужно было разговаривать другим языком. Это раньше можно было людей раскачивать таким шоу, а сейчас нужно выходить к ним и говорить, при этом ты должен сам, лично присутствовать. «Война» была этапом. Он уже практически себя исчерпал.
Кадр из фильма «Завтра»
А «Pussy Riot»?
Сколько у «Pussy Riot» было до этого панк-выступлений? На Лобном месте, в метро. Кто про это вспоминает? Никто. В храме Христа Спасителя они смешали политику с религией, и этот коктейль Молотова кинули не в сторону, а вверх. В результате это упало на всех, и на них самих. Какая цель акции? Мне кажется, что она недодумана. Если на том же разнузданном панк-концерте в храме Христа Спасителя в тексте были бы слова не «Прогони Путина», а «Защити Путина», то это был бы ироничный жест в сторону религии. Но они переборщили. «Война» не шла лично против кого-то. Они не ставили своей целью свержение, что-то поменять. А здесь именно в лоб. Там же всё замешано. Был бы только Путин – хорошо, будем разбираться. Либо вы про одно, либо про другое.
Что они доказали? Доказали, что в православной церкви есть свой активизм. Собрался народ, вышел на крестный ход, сказал: «Вы – дураки, а у нас такая акция». Это их ответ. В случае «Pussy Riot» это перебор. Не художественный, осмысленный, а топором. Все знали, что религия продаётся. Все знали про Путина, все всё знали. Не тонко... У «Войны» гораздо было тоньше...
Может, «Pussy Riot» и выпустят. Пока не определились, чей это будет жест доброй воли, государства или церкви, которая скажет: «Мы слушаем свою паству. Мы возьмём их на поруки, если они покаются». Выиграют в этом случае не «Pussy Riot», а добрый дядя... В этом есть недодуманнность, непроработанность последствий. Многие считают, что все акции «Войны» и «Pussy Riot», наоборот, действуют в пользу государства, потому что показывают оппозицию с неприглядной точки зрения. Они помогают государству закрутить гайки на официальном уровне.
Вас не вызывали на показания в связи с фильмом?
Ну, точно так же могут вызвать любого человека. Спросить, видели ролик в интернете? Расскажите. Похожи ли эти люди на тех, кто здесь сидит? Дело о «Дворцовом перевороте» основывалось на распечатках из Википедии, больше было не на чем – портретной экспертизы не проводилось, участников нет, никого нет.
А почему «Завтра»? Откуда такое название у фильма?
«Была война» – слоган, придуманный для проката. Завтрашний день – главный вопрос в нашей стране для думающего человека. А у нас сейчас время кардинального непостоянства. Постой в любой очереди, кто-то будет говорить: «Вот идёт к революции...», «Идёт к кризису», «Идёт к бунту».
Что-то происходит...
Что-то происходит... произойдёт... ну, не завтра – так послезавтра. Люди стали выходить, и к ним стали выходить. Без цели. Без каких-то задач. Мы сегодня собрали десять тысяч человек. Для чего? Чтобы собрать завтра двадцать тысяч человек. Для чего? Чтобы потом собрать миллион, а потом ещё больше. Для чего? Хрен знает. Кто ответит? Никто не ответит. Ну, хорошо. Главная цель была – показать, что прослойка гражданского общества – средний класс – у нас есть. Показали. Пауза. Думаем дальше.
Есть планы на следующий фильм?
Мысли есть. Думаю, постепенно это будет раскручиваться. По крайней мере, я горю этим замыслом, нашёл продюсера. У нас в стране сложно чем-то таким делиться. Тем более, что касается меня, ко мне сейчас пристальное внимание – что он там в очередной раз сделает...
У меня есть другая работа. Кино не дает такого постоянства. На фильмы, которые я хочу делать и которые нужны зрителю, никогда не дадут денег. Я не живу за счёт кино, но трачу на него свою жизнь. Вернее, я проживаю ещё одну жизнь помимо своей работы и пытаюсь «перетекать» всё больше в кино. Я всё время был профессиональным спортсменом, занимался фигурным катанием. А тут надо себя кардинально менять. И очень сложно отказаться от чего-то, идет пока «перетекание» из одного в другое.
Фото: Екатерина Викулина
На закрытии Московского кинофестиваля мы разговаривали с одним из членов жюри, с Джоном Альпертом, у которого 15 премий «Эмми» и номинация на «Оскар». Он был всеми руками за фильм и боролся, чтобы ему дали главный приз. У него тоже позиция репортёрского наблюдения, он никогда не вставляет ни закадровый голос, ни титры. Его тоже очень долго не понимали, не принимали, и вот били, били, а он рос, рос, пока не окреп настолько, что мог, никого не слушая, прямо нести свою позицию. И он сказал, что и хорошо, и давай, и злись, и делай дальше, и не останавливайся, потому что постоянно должна быть работа. Даже если ты следующий фильм никому не покажешь, но это для тебя ремесло, от него нельзя уходить. Нельзя пойти на телевидение или снять какую-то «заказуху» и сказать: «А, типа, ладно, я вроде как-то научился, сейчас я немножко на волне этого заработаю денег, а потом вновь начну». Ничего подобного! Нельзя вот с этого слезать. Это получается как в профессиональном спорте – «А, ладно, я устал, отдохну полгодика», а всё, всё уже уйдёт. Ну, исключение, конечно, Плющенко, но недаром он в мире такой один.
Успехов Вам с четвёртым фильмом.
Ну или с первым игровым. Я не могу сказать, что это будет чисто игровой или документальный фильм. Кто-то говорит: «кино умерло», но всё-таки что-то происходит, поиск чего-то. Не могу сказать, что я что-то ищу, но по-другому просто не умею. Так получается.
[1] Осенью 2010 года в ходе акции в Санкт-Петербурге активисты группы перевернули несколько милицейских машин. В одном случае машину перевернули под предлогом того, что под неё закатился детский мячик. Участники акции Леонид Николаев и Олег Воротников были задержаны и отправлены в следственный изолятор, где пробыли полгода.
Опубликовано в сотрудничестве с изданием
