Классный смотр
16/09/2013
На пресс-конференции Премии Кандинского 2013 члены жюри говорили о том, что шорт-лист этой призванной стимулировать процесс современного искусства в России негосударственной премии (учредитель – фонд АртХроника) убеждает обращением художников к извечным качествам, как то: пластицизм, формальные поиски, артистическая выразительность. Жюри, конечно, виднее. Однако, по моему мнению, отличительной чертой работ новой партии номинантов является усердие неофитов, вызванное растерянностью перед сложностью выбора адекватного сегодняшней ситуации языка.
Номинаций Премии в этот раз только две: «Проект года» и «Молодой художник». Состав финалистов особенно странен в главном проекте. Наряду с классиками российского contemporay art Ириной Наховой, Николаем Наседкиным, Айдан Салаховой в списке значатся только что заявившие о себе молодые. В шорт-лист попал и покойный Владислав Мамышев-Монро. Его присутствие ставит жюри в очень двусмысленное в этическом плане положение. Это тот случай, когда не работает известная пословица «Об умерших либо хорошо, либо ничего». Художник, которого тоже можно назвать классиком российского contemporary art, скончался совсем недавно. И проигнорировать со стороны жюри сам факт выбора в финал Премии Кандинского Экспертным советом проекта Мамышева-Монро «Помятай про газ!» (пародия на теленовости с участием первых лиц России) было бы невежливо. В то же время назначение его победителем равноценно демонстрации того, что дипломатия в работе жюри куда важнее его же независимости. Обычно в таких случаях формулируется специальная номинация («за вклад» – пример: государственная премия в области совриска «Инновация»), и в ней, конечно, конкуренция отсутствует.
Фото: Сергей Хачатуров
То, что на «Кандинском» главный проект превратился в какую-то кучу-малу, свидетельствует скорее о равнодушии и организаторов конкурса, и членов Экспертного совета, отбиравших финалистов на выставку. Сама выставка разлетелась по лабиринтам старого советского кинотеатра «Ударник» подобно каплям и брызгам от волн виндсёрфингистов. Неспроста, наверное, в центральном зале стоит собранный кустарным способом «сёрф А.Самарина» под раскрытым парусом, который притащил собиратель артефактов «самодельной России», номинант на главную премию художник Владимир Архипов.
Большинство проектов центрального зала легки, негрузибельны, смотрибельны и обаятельны. Они разделены напоминающими мембраны гибкими перегородками. И ассоциируются с лёгкой бликующей рябью во многом потому, что эскизны и по содержанию, и по воплощению.
Фото: Сергей Хачатуров
Живопись-объекты Александра Дашевского тучками висят по стенам и углам залов. В память о зрительных обманках прошлого Дашевский пустил вереницей по стенам муляжи кондиционеров и вентиляторов, картины-загадки с новостройками. Воспринимается вся серия увертюрой к чему-то более сложному и объёмному по замыслу, тому, что по аналогии предлагают в своих опытах исследования пограничья фигуратива и абстракции мастера Лейпцигской школы или мэтр российского contemporary art Сергей Шаблавин.
Айдан Салахова сделала красивую инсталляцию из мраморных и гранитных скульптур на тему исламских миниатюр с женскими фигурами в чадре с молитвенно сложенными руками. Впечатляют эти композиции подобно орнаменту в книге: замысловато и изысканно, однако плотности авторского Слова и Идеи не хватает. Я бы назвал стиль айдановских скульптур «неорококо на исламскую тему».
Фото: Сергей Хачатуров
В этом же зале стилизованные под живопись Общества станковистов первых революционных десятилетий фотографии на кафеле упругих тел девушек-спортсменок работы Марии Агуреевой. Художница выступает в молодой номинации. Смыслы её проекта «Коммодификация» (превращение в товар деятельности человека) выстраиваются путём механической сборки некоего пазла, или той же кафельной мозаики. Советский спорт – ресурс публичного зрелища. Публичное зрелище – желание, в том числе эротическое. Желание – потребление. Потребление – товар. Товар – рынок. В общем, зачёт! Эта работа – типичный пример отчуждения области смыслов от области визуального текста и его предпосылок. По заветам лукавого деда, это пример «детской болезни левизны». Всё подгоняется друг к другу схематично и наивно, без особого доверия к самому материалу, который объявлен ресурсом мысли. Потому без внимания остаётся тот факт, что, несмотря на обилие здоровой обнажённой плоти, в советском искусстве революционной и тоталитарной поры тело советского человека (на картинах Дейнеки и Самохвалова) антиэротично. Это тело без пола. И идеология отменяет в данном случае чувственное влечение. Так произошло и с работами самой художницы. Усердно сымитировав плакаты советских физкультурниц, Агуреева начисто лишила свои модели чувственной привлекательности. По силе эротического воздействия эти тела сравнимы лишь с фигуркой спортсмена на значке ГТО. В таком случае вся конструкция с эротикой, рынком, потреблением не собирается. Нам предъявлен лишь декоративный эскиз.
Мария Агуреева. Коммодификация. Номинация «Молодой художник года»
Выбранный в молодой номинации воронежский художник Николай Алексеев во многом утверждает в своём творчестве приоритет эскизности, касаний, царства клаузур. Он выставил слепки пустых пространств контейнерных упаковок. Формы оказались похожими на модели тех проектов авангардной архитектуры, что делались в 1920-е годы в мастерских ВХУТЕМАС. Тоже юная редукция мира искусства золотого века модернизма.
Даже выставленные в подвальном пространстве и огромном зрительном зале второго этажа монументальные и интересные объекты именитых Иры Кориной, Михаила Косолапова, группы Recycle, Владимира Смоляра, Дмитрия Каварги (все – в основной номинации) словно требуют себе дополнительных пластических комментариев. Декоративные качества каждого из них сильно перекрывают некий интересный интеллектуальный месседж.
Теперь про тех, кто убедил. Во-первых, выбранная в финал основной номинации участница Венецианской биеннале 2009 Аня Жёлудь. В своём проекте «Упражнение» художница яростно сталкивает стерильные конструкции из металлических стержней и собственные фотопортреты с распухшим от побоев лицом. Змейка из металлических стержней – это безучастный к личной судьбе лабиринт жизни и та «хорошая мина», которую требуют галереи и зрители, не желающие тревожить себя знаниями о личной драме и горе художницы. На фоне всеобщей ряби намёков – экивоков проект Жёлудь убеждает тяжёлой правдой конфликтного сосуществования Жизни и Искусства и требует живого сочувствия.
Евгений Гранильщиков. Позиции. Номинация «Молодой художник года»
Во-вторых, убедил попавший сразу в две номинации Евгений Гранильщиков. Экспертный совет выбрал две работы, так или иначе связанные с глубокой рефлексией Евгения на тему языка киноискусства. В одной работе на трёх экранах показаны кульбиты биографии молодого активиста протестного движения. «Сильным текстом» было выбрано кино француза Годара. Эмоцию определил британский сплин. Вышло искренне и честно: об инфантильности и безволии того поколения, что свой шанс вот-вот прошляпит. И по монтажу, и по ритму фильм снят интересно. К тому же отмечен общей для выставки финалистов Премии Кандинского лёгкостью дыхания.
Вторая работа Гранильщикова – саунд-инсталляция «Бегство». Она совершенно синефильская. Это кино о кино без кино. В обшарпанном маленьком кинозальчике в темноте слышен лишь звук – диалоги и музыка из несуществующего голливудского фильма 1946 года. Саунд-режиссура пространства такова, что посетитель пребывает внутри какой-то странной, будоражащей ум истории. Чем дальше, тем неотвязнее становится мысль, что центр истории – преступление. Без участия картинки Гранильщикову удалось мастерски передать главное в искусстве кино – атмосферу иллюзии. В данном случае атмосферу захватывающего тебя липкого ужаса, что заставляет безотчётно вжиматься в кресло. Работа не зачётная, а мастерская.
Подобно многим финалистам премии Евгений Гранильщиков – выпускник Московской школы фотографии и мультимедиа имени А.Родченко. Из явных лидеров финала из числа питомцев Школы Родченко помимо Евгения можно упомянуть и Андрея Качаляна с его фильмом «Интервью» – филигранной по психологической правде истории современного Акакия Акакиевича, безуспешно пытающегося быть успешным в мире брутального российского капитализма.
То, что добрая половина финалистов – выпускники Школы Родченко, радует и печалит. Радует потому, что Школа доказала своё обязательное присутствие на культурной карте Москвы и России. Печалит, потому что мало работ из других школ, из других городов. Вследствие этого нынешний финал Премии Кандинского с полным правом можно во всех смыслах назвать «классным смотром».
