Постпьеса в посттеатре: сложное в простом
30/04/2018
В Московском музее современного искусства (ММОМА) на Петровке открылась выставка «Генеральная репетиция». Выставка – в трёх частях. До 12 июня можно посмотреть первую часть: «Театр взаимных действий. „Чайка”». Зрителю предлагается инновационный способ знакомства с коллекциями MMOMA, а также фондов V-A-C и KADIST. Группа кураторов решила создать многоуровневый спектакль, актёрами которого становятся неодушевлённые вещи – объекты, живопись, скульптура, видеоэкраны – из собрания трех институций. Первый акт подготовлен художниками объединения «Театр взаимных действий»: Лёшей Лобановым, Ксенией Перетрухиной, Александрой Мун и продюсером Шифрой Каждан. Второй акт ожидается в июне. Он будет подготовлен философом Арменом Аветисяном. Третий – в июле. Его сценарий пишется Марией Степановой.
Фрагмент экспозиции. Фото: Московский музей современного искусства (ММОМА)
Сперва требуется простыми словами описать всё, что мы видим на трёх этажах ММОМА. На первом этаже художником Майком Нельсоном инсталлирована комната «Снова больше вещей (разрушение плиты)». Антропоморфные скульптуры из коллекции V-A-C шебуршатся на подиуме. Скульптуры Генри Мура, Альберто Джакометти, Луиз Буржуа, Константина Бранкузи соседствуют со статуэтками народов традиционных культур. Стирается классический порядок экспонирования и рефлексии по поводу искусства. В создавшемся контексте происходит взаимообмен ритуальными и художественными идеями. Хронология разрушена, иерархия упразднена. Метод презентации отсылает к антуражу мастерской, студии. Это сходство подчёркивают авторы выставки. Ведь, в отличие от музея, студия – место лабораторного проектирования, движение мысли в каждый момент изменчивой, не результат, а процесс. Вполне себе отзывчивый к предъявленному стилю «Генеральной репетиции», апологет тем гибридности, взаимодействия и постпродукции художник Габриэль Ороско говорит: «Я понимаю слово „студия” в буквальном смысле – не как место производства, а как время познания». Шершавые, экспрессивные, подчас раненые и растерзанные фигурки уподобляются на планшете актёрам. А пьеса может быть какой угодно.
Кьяра Фумай. Мужчина-художник ⎯ это явное противоречие. 2013. Коллекция фонда V-A-C
После обзора проектных предложений Майка Нельсона необходимо подняться на третий этаж. Там в комнатах расположились сотни разных арт-объектов. Они собраны в огромные инсталляции. Решётчатые модули салатового цвета (сценография выставки – Конрад Дедоббелер и Крис Кимпе) организуют пространство в соответствии с нарочито утилитарными, техническими даже сюжетами. По сути, переходя из комнаты в комнату, мы движемся внутри какого-то безразмерного склада, или декорационных мастерских, или репетиционных залов. Каждая комната встречает решёткой с пришпиленной к ней бумажкой, на которой тема. Темы очень атакующие: «Флюиды», «Системы», «Вымыслы», «Навязчивые образы», «Перевоплощения», даже «Вещи в гневе». Зайдя за сетчатую ширму, видишь опусы совершенно разных медиа. Концептуальные и постконцептуальные серии Дмитрия Александровича Пригова, Аллена Рапперсберга, Павла Пепперштейна соседствуют с работами молодых – с видео, фотографиями, найденными объектами. Ощущение, что зритель волей-неволей становится частью некой приёмной комиссии, которая тестирует мир артефактов на пригодность к лицедейству, проверяет их способность перевоплощаться, страдать и ликовать. В «репетиционных» залах объекты живут кучно и ждут своей очереди. В спектакль возьмут не всех. В первый спектакль «Чайка» режиссёры-художники отобрали счастливчиков прямо отсюда, из этих «репетиционных». Работы вынесли из залов. Опустевшие места отмечены контурными линиями, фиксирующими площади приглашённых в спектакль объектов. Действительно, шизоидная лаборатория. После завершения первого акта отобранные для него работы вернутся на места, а новые режиссёры второго, затем третьего актов возьмут артефакты другие. Образ выставки всё время будет разным.
Борис Орлов. Парадный портрет. Из серии «Парсуны». 1979. Коллекция ММОМА. Фото: Московский музей современного искусства
Наконец, с третьего этажа надо спуститься на второй. Парадные залы ММОМА на Петровке отданы маленьким этюдам на тему чеховской «Чайки». Этюды разыгрывают предметы искусства. Взаимопроникновение видов искусства, обмен их сущностными качествами – примета нашего времени. В недавнем номере издаваемого ММОМА журнала «Диалог искусств» мне довелось писать о том, какие параллели вдруг обнаруживаются в новой трактовке «Трёх сестер» студией Виктора Рыжакова со стимпанковскими арт-объектами Музея искусств и ремёсел Парижа. Инсталляционная среда заставляет сложно, многоступенчато думать о среде перформативной. И наоборот. К тому же нарушается нафталинный линейный хронотоп, навязчивая стилизация под старину. И метасборка с темами панка и кемпа вталкивает тебя в живое соучастие действу. Парадоксально, но такой радикализм вызывает способность сострадания тому, что, казалось, давно превратилось в штамп и шаблон. С другой стороны, объекты современного искусства, помещённые в гибридную среду, в припоминании некоего странного нарратива классической пьесы могут стать более общительными, раскрыть сложные и драматичные смыслы.
Так что сама пьеса с актёрами – неподвижными артефактами – получилась очень интересной и ожидаемо актуальной. Пятнадцать шагов-эпизодов собирают нам траекторию путешествия по экспозиции. Остроумно и легко произведения участвуют в некоем диспуте-читке на темы: выбор актёра, что будем играть, комедию или трагедию, что такое «быть другим»… В одном зале, например, встретились известные диверсанты-травести: Синди Шерман, Кьяра Фумай, Владислав Мамышев-Монро, Юрий Альберт… Их искусство подчас изощрённым концептуальным, подчас грубым бурлескным способом обращает к проблеме оборотничества, поиска «другого в себе». Не есть ли эта проблема суть лицедейства как такового?
Владислав Мамышев-Монро, Сергей Борисов (фотограф). Анна Ахматова. Из серии «Сказки о потерянном времени», 2001. Коллекция ММОМА
В поисках на роль Аркадиной участвуют портреты, сделанные Урсом Фишером («Вампирша») и Амедео Модильяни («Девушка на фоне камина (Беатрис Гастингс)»). Комната любовника Аркадиной беллетриста Тригорина превратилась в поп-артистский аквариум, инсталляцию Филиппа Паррено из зависших по всей комнате, от пола до потолка, надувных ярких рыб. Абстракции, созданные художницами-женщинами, определяют образ Нины Заречной. В зале Заречной на вернисаже был перформанс британской художницы Келли Спунер «Разминка». Растяжками и шпагатами Келли готовила нас к хореографии, которая так и осталась в режиме нашего ожидания и воображения. Как, впрочем, и весь показанный театр объектов искусства.
Социальные аспекты пьесы, маленькие роли персонажей из наименее защищённых общественных слоев артикулированы в антиконсюмеристских работах Мыколы Ридного, Анастасии Рябовой, Пратчая Пхинтхонга (с его целой горой зимбабвийских банкнот триллионного достоинства, представляющих собой саркастический выпад против фиктивной рыночной ценности и девальвации).
Пратчая Пхинтхонг. То, что я узнал, я больше не знаю; о том немногом, что я еще знаю, я догадался. 2009. Коллекция Kadist. Фото: Kadist
Конфликты и кризисы, споры об интерпретации и пьесы Треплева внутри спектакля, и самой чеховской «Чайки» сегодня «сыграны» работами Джефа Кунса, Алигьеро Боэтти, Ильи Будрайтскиса и Давида Тер-Оганьяна, а также Апичатпонга Вирасетакула и Чэнь Ин-Жу. Новый оккультизм, герметизм, одновременно – симулятивные, ёрнические послания: интервенты предлагают зрителю пофилософствовать об авторском определении «Чайки» как «комедии».
Выстрел Треплева в себя неожиданно сложно интерпретирован фотоинсценировками «Бал-маскарад» Йинке Шонибаре и картиной Кирилла Гаршина из серии «Праздные дни». Темнокожий англичанин Шонибаре, россиянин Гаршин пытаются поймать катастрофический момент поиска идентичности. Шонибаре – посредством аффектированной постановочной диверсии «чужого» в респектабельное общество европейской культуры. Гаршин – посредством живописного воспроизведения поляроидных фотографий с семейными портретами, в которых жутким образом проявляются мутации времени, пространства. Гибриды здесь – это неизвестные монстры, грозящие из тёмных углов подсознания.
Фото: Московский музей современного искусства (ММОМА)
Согласно правилам новой мультимедийности выставка оказалась столь мудра, что обнажила собственные автореферентные, самокритичные зоны. Ну, во-первых, это опасность нового шаблона. Пьеса «Чайка» изначально понимается как некий набор модулей, схем, элементарных ситуаций. Потому раскрывается веер предсказуемых трафаретов (гендер, капитализм, расовая идентичность, симулятивность и подлинность), которые подставляются в простейшие ситуации, коих числом пятнадцать. Сложного рассказа и переживания всё-таки не получить, когда образ пьесы с вещами-актёрами изначально неизбежно пародиен. Отсюда – во-вторых. Почти все выбранные экспонаты могут быть нетрудно заменены на другие похожие. Отсутствует качество обязательности самой сборки этого спектакля. А это качество обязательности в настоящем театре – залог доверия зрителя, его сопереживания и соучастия. В глобальном подходе к материалу мы встречаем безбрежные темы гибридности, произведения как обмена информацией, взаимодействия, постпродукции. А в конкретной сборке это – учебный конспект простенько понятого содержания пьесы, которая на деле ох как непроста именно в качестве материала новой антропологии.
Фото: Московский музей современного искусства (ММОМА)
Итак, зритель растерян. Перед ним – огромные возможности новой интерпретации искусства в процессе безграничной полифонии общения разных систем коммуникации как таковых. В то же время недостаточны ключи этой интерпретации, не хватает реальных условий вовлечения. Выведенные коды понимания грешат шаблонностью и схематизмом, от которых вроде бы отказывается новая гибридная реальность. По версии авторов коллективной монографии «Искусство с 1900 года», странствующий куратор Ханс Ульрих Обрист в подобных случаях восклицает: «Коллективное действие – это ответ. Но в чём вопрос?»
Хорошо, что «Генеральная репетиция» приглашает сложно думать не только о радостях новой стратегии мультимедийности, но и о её проблемных зонах.
