Хиппи-энд Беднотауна. Дамир Муратов
17/06/2014
Материал создан при поддержке ABLV Charitable Foundation
«В последнее время правда какая-то круглая. Можно и оттуда смотреть, и отсюда», – говорит Дамир Муратов, когда диктофон уже выключен и мы поднимаемся из-за столика кафе на Ратушной площади – в двух шагах от муниципального зала «Рижское художественное пространство». Именно в его внушительном подземном помещении кураторы Иева Калниня и Вячеслав Мизин разместили большую, интересную и разношёрстную выставку «На волне. Современное искусство Латвии и Сибири». Сама Иева Калниня считает, что это экспозиция «репортажного искусства», т.е. откликающегося на какие-то важные актуальности, не обязательно лежащие на поверхности, но тем не менее. Сибирская часть экспозиции в общем-то не раз уже экспонировалась, но в России. И там она шла под заголовком «Соединённые Штаты Сибири». Картину с тем же названием, своеобразный оммаж Джасперу Джонсу, весёлую, зелёную, еловую и оптимистичную, придумал художник из Омска Дамир Муратов. На моём холодильнике теперь красуется и подаренная им картинка-магнит – кубинский флаг с огромной снежинкой и надписью «Siberia. The Island of Freedom».
Дамир родился в 1967 году, учился, окончил, рисовал. Но, пожалуй, серьёзная, попавшая в зону внимания арт-критики и медиа часть его художественной биографии начинается с не слишком серьёзного, хотя и насупленного и впечатляющего CHEburashki, работы 2002 года, после которой он стал известен не только в художественном сообществе, но и на широких просторах социальных сетей. Решительный, в берете с красной звездой и с революционным ружьём наперевес, его герой – дважды правдоискатель и образ, украсивший многие и многие «аватарки». За ним последовали Mikki MAO, CHEkhov и другие.
Параллельно возникла тема Беднотауна – района Омска, где живёт и работает Дамир Муратов. «Это просто место, где я живу: небольшая улица, на которой стоит мой дом, частный сектор со своей экосистемой, алкашами и синяками. У меня здесь бывают все: сантехник Витя может зайти десятку попросить и какое-нибудь лицо из Москвы приехать. Настоящее есть во всех слоях, и у каждого свой Беднотаун» , – объяснял Дамир в одном из своих интервью. Флаг Беднотауна составлен из брендовых пакетов магазинов, нацепленных один на другой, полускомканных, явно подобранных на свалке. И этот принцип – своеобразного arte povera, бедного искусства, использующего как свой стройматериал всякий треш и китч, Дамиру, кажется, вполне близок. Так же как экспрессивность Пикассо или медитативность дзенских притч. Он возводит свой дом из всего, и всё становится каким-то домашним, не пафосным, личным, «здесь и сейчас». И поэтому с ним как-то почти сразу переходишь на «ты» и говоришь так обо всём на свете.
Дамир Муратов. НЕфть-ДАфть. 2008
Ты вообще родом из Тобольска, но живёшь в Омске…
Это называется – я житель двух столиц. Знаешь, как самурай, который переехал из Киото в Токио. Тобольск до революции считался столицей Сибири, а Омск был в своё время провозглашен столицей адмиралом Колчаком. И получается, что я житель двух столиц… А я думал, откуда у меня эти все понты?! (Оба смеются.) Этот снобизм непонятный... А это вот откуда, как выясняется.
А Омск ощущает себя по-прежнему столицей?
Нет, сейчас это Новосибирск, так негласно. Он и побольше, хотя Омск тоже город-миллионник. Ну, Омск такой… странный город, скажу честно. Такая геопатогенная зона. Она и рождает таких странных персонажей. Типа: Егор Летов, поэт Аркадий Кутилов, Леонид Мартынов. Вообще я стал как-то более терпеливо к этому месту относиться. Благодаря тем же социальным сетям. Где родился – там сгодился.
А как город выглядит?
Река Иртыш делит его пополам. Левый берег и правый берег. Больше ничего не могу сказать.
Архитектура советская?
Да, но в центре осталась ещё та, дореволюционная. В принципе, Омск ведь начинали строить примерно в то же время, когда и Петербург. У нас разница с ним лет в 14. И какие-то куски очень его напоминают. А в общем… как Ортега-и-Гассет сказал – «обещание пейзажа». Вот и Омск – это обещание пейзажа.
Он стоит в степи. У каждого города большого есть своя точка масштабирования, а поскольку в Омске никаких высотных точек нет, чтобы с горы посмотреть или ещё откуда-то, ты всё время натыкаешься на дома. Тебе сложно представить свой масштаб. От этого, может, заниженная самоидентификация у омичей. Омич – это уже такой реальный мем, я считаю. Вот недавно я прочитал – в Омске задержали партию бракованных презервативов в количестве 11 тысяч штук. Вот как это? Что такое – бракованные презервативы? Постоянно какие-то перлы здесь возникают.
Я даже какие-то стишки написал: «Приезжай к нам умирать». Умирать не для того, чтоб просто сгинуть, а чтобы – ши-у… (мягко насвистывает). Точка реинкарнации. Странный город, да, но это как у Бродского – либо сплетни, либо метафизика. Вот я сейчас выбрал метафизику. Ландшафт – он сам тебя начинает настраивать на какое-то психоделическое отношение к жизни. Воспринимаешь уже не просто как некую данность или обречённость, а… вот город, чего уж там, живи!
Дамир Муратов. Голова быка. 2010
Тогда, наверное, становится важно, что для тебя всё существующее искусство – это и есть твой окружающий пейзаж, как ты говорил в одном интервью. Потому что местный пейзаж…
…Он такой подвыгоревший слегка. Омск же в России – второй после Краснодара город по количеству солнечных дней. 300 дней в году солнце. Толку от этого мало, конечно. У нас киви не растут с бананами. Тем не менее, солнца много.
А вообще ты сам волен выбирать свой проход, тоннель. И потом уже идёшь по этому тоннелю. Я дома как-то ехал ночью по частному сектору и слышал, как дышат дома. Кто-то похрапывает, кто-то как младенец спит. Ночью надо прислушиваться к городу.
И мне сложно сказать, любовь это или не любовь, я уже не мыслю такими категориями. Мне интересно каждый раз открывать что-то новое. И я не как краевед веду себя, просто чуть-чуть потоньше, чуть-чуть поглубже.
Но ты ведь не рисуешь дома?
Может, когда-нибудь и буду. Я для себя выделил этот райончик, где я живу, это Беднотаун. Там базы какие-то находятся, какие-то железнодорожные пути, промзона в общем. А я живу там в частном секторе, где одни пенсионеры.
Беднотаун – это и название твоего блога, и реальное место?
Это я его так назвал, да. Вообще это в принципе просто мой участок. И уже все к этому привыкли.
Но тебя, кажется, как визуальные объекты, с которыми стоит работать, привлекают скорее поп-культурные образы и персонажи.
Но иначе как? Мир же к нам заходит. Но он заходит пока в виде товаров. Вряд ли он зайдёт к нам в виде культурных ценностей каких-то мощных. А эти товары – это всё равно проявление чьего-то дизайна, чьей-то мысли. Некая форма. Она заходит в виде китайских игрушек или ещё какой-то глобалистской фигни. Сначала ты этому сопротивляешься, а потом понимаешь – это же картина Ерошенко «Всюду жизнь». Поэтому ты начинаешь воспринимать эту «всюду жизнь» вполне нормально. Можно, конечно, к этому относиться с презрением. Говорить – я достоин большего, достоин жить в Париже или Марселе. Но презрение – оно разрушает. А надо бы – побольше любить.
И тем не менее этот твой визуальный образ – флаг Соединённых Штатов Сибири – знает уже, наверное, пол-России, если не полмира.
Я называю это – трансляция смыслов. Пусть таких маленьких, частных. Причём я сразу включаю процесс утилизации. Вот «Подсолнухи» Ван Гога – сколько времени прошло, пока их начали печатать на тарелках? Я стараюсь ускорить процесс. Картина написана, я её сразу пытаюсь перевести в какие-то сувенирчики и так далее. Я не парюсь на эту тему. Мне нравится это делать. Не каждый же готов купить картину. Может взять майку, например.
Дамир Муратов. Искусство. Не влезай! Убьёт! 2007
Т.е. для тебя важна не картина как конкретная вещь в одном экземпляре, а образ?
Да, мне важен образ, мне важно, чтобы он шёл дальше, где-то там появлялся…
Как вирус…
Как вирус, ага. Я долго задумывался, например, над такой культурой, как хип-хоп. Как получилось, что ребята из Южного Бронкса в течение какого-то небольшого промежутка времени смогли завоевать весь мир. Сейчас, наверное, только ленивый не поёт хип-хоп. Просто они сумели придумать универсальный ритм. Или, скажем, реггей из какого-то криминального Тренчтауна. Тоже универсальный ритм. И мне интересно это как…
Универсальный образ…
Универсальный образ, да. Или там Ману Чао. Не сказать, что это какая-то пронзительная поэзия. Но тем не менее на его универсальный ритм люди реагируют. Вот это любопытный для меня механизм. Но я не собираюсь покорять или затыкать весь мир флажками, это эксперимент скорее.
Создание универсального образа – это явно непростая штука. Тут есть какая-то своя методология?
Вряд ли. Здесь всё на ощупь, на ощущениях строится. Эмоциональность – это другое, все эти wow и wow-wow! А ощущения – ты понимаешь, что это надо сделать, а вот это –не стоит. Бритва Оккама – зачем приумножать сущности без всякой на то необходимости? Здесь надо тонко чувствовать: это можно приумножить, а это вот там – пусть оно лучше как есть лежит.
Дамир Муратов. Купальщицы и космонавт. 2007
Сама идея Соединённых Штатов Сибири… Воспринимает ли её кто-то серьёзно?
И я очень удивляюсь этому. Но в Омске, кстати, ко мне люди вполне адекватно относятся. Никто мне слова плохого сказал, все только радуются. Это тоже какой-то теггинг территории, вот ты тегируешь и говоришь: «Вот это моё. Это может быть и ваше вдобавок ко всему».
Мы же сейчас живём вообще на стыке тектонических плит. ХХ век со своими ценностями и определёнными штампами потихоньку так, плавно, начинает всё-таки уходить. Мы понимаем, что это уже ХХI век с гаджетами, айфонами, интернетом и т.п. И ты либо там сидишь, в 90-х, как этот мальчик из рассказа Леонида Пантелеева, который дал честное слово и вот ждёт, пока его отпустят. Либо ты начинаешь двигаться и воспринимаешь ХХI век во всём его великолепии, во всей его скорости. Нужно только немножко поджаться. Сжать всё до уровня знака. Иначе, если тащить весь свой скарб, где-нибудь застрянешь.
Дамир Муратов. Флаг. 2011
Ну а что кроме технологий появляется нового?
Мне кажется, ничего. Человек же так устроен, что у него всё зиждется на трёх китах – поесть, поспать и самовоспроизводство. Пока это никто не отменял. Люди по-прежнему сидят в кафе, по-прежнему спят и по-прежнему занимаются любовью. И всё остальное будет уже крутиться вокруг этих вот трёх точек.
Ландшафт окружающий будет меняться, а человек по своей сути – вряд ли изменится. Но это моя точка зрения, что и как точно будет, я не скажу, я же не футуролог, но «Футураму» я смотрю. (Смеётся.)
Но что я точно не делаю – я не ностальгирую, в том числе – по советскому прошлому. У меня от песни «Мечты сбываются и не сбываются» слёзы не текут. Было да и было. Впереди ещё столько непознанного и неоткрытого, что глупо посвящать своё свободное время каким-то вещам ностальгическим.
Дамир Муратов. Из серии «Если бы они жили в Сибири»
А твои картины с поп-звёздами в деревнях и на полях. Это ведь реинкарнация старого советского мифа – о том, как «Битлз» на Красной площади пели и т.п.
Знаешь, тут я вспомнил своего отца, как он приходил со смены, с завода, включал телек, а там идёт какой-нибудь «Сопот-82» и Карел Готт выступает. И отец говорил: «Вот бы его к нам в наш перемоточный цех. Я бы посмотрел, как бы он там выплясывал». Это не потому, что есть какая-то ностальгия по совку, я просто реализовал папины мечты, закинул туда этих поп-звёзд. Я к этим вещам серьёзно не отношусь. Я вообще ни к чему стараюсь серьёзно не относиться. Надо каждое утро просыпаться с мыслью о том, как смешон ты был вчера. По крайней мере, мне так больше нравится, иначе можно заморочиться и чувство собственной важности может разорвать тебя к ядрёной фене.
Но всё-таки для тебя есть какие-то вещи важные?
Важные? Ну, воздух, конечно. Это последний наркотик, от которого мы отказываемся.
Мне, кстати, сказали, что ты не пьёшь. И никогда не пил?
Ну, почему – как и все художники. Просто надоело. Все эти пьянки начинают напоминать чёрно-белое кино. У нас в армии, когда не привозили новый фильм, запускали «Ленин в Польше», он просто в клубе был всегда. И вот приходишь: «Что сегодня будет?» «Ленин в Польше». И вот это такой же постоянный «ленин в польше».
Но, кажется, многим нужен какой-то допинг. А тебе?
Жизнь же тоже – мощнейший допинг. Мир ведь, он прекрасный, какой бы он ни был иногда хамский, недружелюбный, но тем не менее. Искусство – это всё равно попытка остановки этого мира. Если ты относишься к этому миру не на уровне сплетни, а на уровне метафизики… Я потом скажу тебе свой допинг. (Оба смеются.)
Мир, в котором существуют «Соединённые Штаты Сибири» – это какой-то идеальный мир?
Это скорее всего попытка взять лучшее, какие-то свои квинтэссенции. Понятно, что это игра своего рода. Но тем не менее я уважаю те страны, которые смогли как-то реализовать себя, проявиться. Это потом мы узнаём, что они проявили себя за счёт других.
А мой мир, он существует по принципу Верхней тундры и Нижней тундры. Есть пространство духов и есть пространство фетишей, брендов и прочего. И я как-то стараюсь это не соединять. У меня был цикл «Сибирская психоделика», потому что у нас без психоделики нельзя. Причём эта тема подогревается музыкой тех хороших психоделических команд, которые когда-то существовали. Вообще главное, чтобы были входящие потоки – через кино, через музыку, через книги. Тогда твой волчок, твоя юла начинает крутиться. А если входящих потоков не будет, она будет периодически падать – на бок заваливаться.
Уголок в доме художника в Омске. Фото: rodinkanakarte.ru
Мне очень понравилось название твоего цикла «Всё засыплет хвоей наших кедров»…
Не хотелось бы демонизировать Сибирь, но ведь и Ай Вэйвэй всё засыпал семечками. Этот цикл, 10 картин, был первой попыткой как-то осмыслить себя в этом пространстве – почему я здесь, зачем я здесь. И я пошёл по этому пути. Сначала этот цикл, потом «Омский сувенир», кандалы такие…
Это кто-то хорошо сказал, что провинция настолько боится отстать от столицы, что иногда её опережает.
Можно ли уже говорить о каком-то особом направлении сибирского искусства?
Это всё именно сейчас формируется. Всё ещё в зачатке.
Пока это больше миф, чем реальность?
Миф? Мы же рождены, чтоб Кафку сделать былью (смеётся). Это всё происходит на каких-то уровнях. Есть же московский концептуализм, почему бы не появиться сибирским ироничным концептуалистам? Как это хорошо сформулировал Саша Шабуров…
Вот ты говорил про входящие потоки. А какие фильмы ты смотришь?
Я на документальные сейчас подсел. Особенно про культуру 60–70-х. Мне кажется, это вообще золотое время было, они на 50 лет выгребли плодородный слой культуры, конкретно, начисто. Нынешнему поколению очень сложно – ты всё время залезаешь туда, где они уже потоптались. В 80-е годы всё закончилось, народился новый определённый класс, который тоже захотел своих развлечений. Тогда появилось и диско, и прочая эстрада. Сериалы я не смотрю, серии 3–4 и как-то потом не досматриваю до конца. В кинотеатрах бываю редко. А вообще мне нравится Рауль Руис и Алехандро Ходоровски: чилийцев уважаю. Они там на краю землю умудряются делать какое-то очень странное кино.
Вообще интересно, когда – вроде всё сказано, а кто-то вытаскивает на поверхность новые отношения человека со средой. Особенно сейчас, потому что мы выходим на какой-то совсем другой рубеж. Вспомни – 100 лет назад в принципе происходило то же самое. Каждый день что-то добавляется новое. Каждый день британские учёные что-то новое открывают. (Оба смеются.)
В этом глобальном-глобальном-глобальном мире точки локальности приобретают какой-то особый смысл.
Это неизбежно. Ты с одной стороны радуешься, что в твой город заходит какой-нибудь Макдональдс, с другой стороны, ты же понимаешь, что мамины пирожки лучше. С одной стороны понимаешь – вау, я сейчас как все! С другой стороны, не хочется быть как все. И тут надо какой-то выбор для себя делать.
А почему про сибирских художников слышно больше, чем, скажем, про краснодарских?
Видимо, они ещё не собирались вместе, не решали, что им делать с краснодарской интеллектуальной мыслью. Хотя там у них есть группа Recycle, например.
Знаешь, я здесь случайно прочитал интервью Дмитрия Бавильского с Еленой Мельниковой-Григорьевой, семиотиком из Тарту, и он тоже задал ей вопрос, что делать-то, когда всё кругом на самоповторе идёт, какой выход? И она ему ответила: «Жизнетворчество». И мне это понравилось. Ты пытаешься из свой жизни, из отведённого тебе века, сделать книгу там или фильм. Это же твоя личная эволюция духа.
А какой достаточно яркий эпизод своего жизнетворчества ты бы мог рассказать?
Да то, что я здесь, в Риге – это уже яркий эпизод! (Смеётся.) В последний раз я за границей был в 92 году. Потом воспитывал детей, красил какие-то картинки. Теперь вот приехал.
Дамир Муратов. CHEburashka. 2002
И как тебе здесь?
Мне здесь хорошо. Да мне везде хорошо на самом деле. Я просто люблю ходить по городу. Здесь безопасность какая-то присутствует. Здесь люди побороли какие-то свои страхи. Люди живут. Наслаждаются жизнью. Мамы коляски с детьми катают, велосипедисты ездят.
А у нас в жизни всё-таки много энергии уходит на тепло, на поддержание тепла. Это немаловажный фактор. Тебе всё время надо готовить сани летом, особенно если живёшь в частном секторе. Зимы бывают суровые. Особо не набегаешься. Поэтому мы всё время устраиваем свой личный пейзаж у себя в квартире… Здесь ты в любой момент можешь смотаться в Таллин, или Вильнюс, или хоть до Парижа… А если вот Омск взять, то у нас в радиусе 700 км нет крупных городов. Потом – Тюмень и Новосибирск.
Но, несмотря на всю эту суровую обстановку, сибирское искусство – вовсе не мрачное, в чём отчасти и есть, наверное, секрет его популярности.
Оно жизнерадостное. У нас же в Сибири не было войн. Плотность населения поменьше. Понятие воли у нас там реально ощутимо. Ты выходишь из города и всё – тайга налево, тайга направо. Да и кто там всегда делал культурную погоду – декабристы и сосланные по политическим статьям. Я вот в Тобольск ездил отца проведать и пошли мы в тюремный замок, равелин настоящий. И там камеры, и камера какого-то польского революционера XIX века. И написано – вот столько-то он шёл по этапу, потом попал в Тобольск, с него сняли кандалы, и за неделю в его камере побывали все местные «сливки общества», начиная от губернатора и заканчивая какими-то локальными интеллигентами – потому что интересно. Человек ведь аж оттуда приехал!
И я думаю, что эти ссыльные изначально и занимались там просвещением, открывали школы и т.д.
То, что ты рассказываешь, реально напоминает какой-то далёкий американский штат…
Да, есть что-то общее, я же говорю. Есть огромная колония, в которую либо бежали, либо ссылали. Это потом, при Советском Союзе, как-то уже начали конкретно заселять пространство. Да и то… Я, например, не знаю, что творится в Хабаровске. Или в Чите. До Иркутска примерно знаю – а дальше тоже terra incognita. Я туда ещё не залезал.
Дамир Муратов в Риге за 2 дня до открытия выставки. Фото: Сергей Тимофеев
