Современное молдавское искусство на 14 квадратных метрах
Разговор с Владимиром Усом, куратором из Кишинёва, который создал независимую ассоциацию молодых художников Oberlicht
16/04/2015
Фото и видео из архива ассоциации Oberlicht
Ещё в 2003 году Владимир Ус, студент кишинёвской Академии искусств, создал вместе со своими друзьями и сокурсниками независимую ассоциацию молодых художников Oberlicht. За последние семь лет активной работы Oberlicht организовала несколько крупных паблик-арт-проектов – «Интервенции», «Киоск», «Гражданский центр Кишинёва», благодаря которым заброшенные и непопулярные городские места Кишинёва стали по-настоящему публичными.
На лекции в Калининграде, организованной Балтийским филиалом Государственного центра современного искусства при поддержке Европейского культурного фонда, Владимир показывал документальные фильмы о том, как паблик-арт-проекты ассоциации Oberlicht меняют общественное пространство Кишинёва.
Мы встретились с Владимиром на следующий день после лекции. Прогулялись до городского Центрального рынка – Владимиру интересно, как устроены такие «базары», неофициальные очаги культуры в разных городах и странах. В этом году в Кишинёве Oberlicht будет делать проект, посвящённый местному рынку и людям, которые на нём работают. По пути мы зашли в небольшое кафе, в котором обычно собираются рыночные торговцы, и за чаем поговорили о том, что могут изменить неофициальные культурные институции в отдельно взятом городе, почему работа в публичном пространстве – самый демократичный вид художественного высказывания и как фигура борца из царской России может спасти исторический сквер и квартал.
Ассоциация Oberlicht возникла из-за того, что вам, молодым художникам, негде было выставляться?
Мы основали ассоциацию Oberlicht, ещё будучи студентами – в 2000-м году. Я тогда был студентом третьего курса Академии музыки, театра и изобразительных искусств Кишинёва. В рамках учёбы мы с друзьями следовали довольно академичной учебной программе, но помимо неё успевали делать и свои, «неакадемические» проекты. Но, к сожалению, свою неформальную часть творчества мы не могли нигде показать. У Академии не было собственного выставочного пространства, Союз художников не выставлял работы студентов: ты должен был сперва закончить Академию, потом ещё в течение нескольких работать по специальности, чтобы зарекомендовать себя, потом вступить в Союз художников, и только тогда тебя могли выставить.
И мы решили самоорганизоваться в репрезентативную структуру, и благодаря, казалось бы, формальной и весьма бюрократической процедуре регистрации нам удалось наладить отношения с различными государственными культурными институциями. Например, с Национальным музеем Молдовы мы организовали совместную выставку: при входе в экспозицию музей повесил работы художников-пейзажистов периода XIX – начала XX века. И зритель сперва видел эти классические картины, но углубляясь в выставочный зал, встречался с пейзажными работами современных молодых художников, выполненными при помощи новых технологий. Мы сыграли на контрасте и показали, что можно выйти за принятые рамки, дать свободу фантазии.
Владимир Ус на своей лекции в Калининграде. Фото: Андрей Ефиц, БФ ГЦСИ
В 2004 году мы сделали большой выставочный проект для Приднестровья. Дело в том, что Приднестровский конфликт окончился в 1992 году, но после этого, практически в течение двенадцати лет, никто не занимался восстановлением культурных связей между Молдовой и Приднестровьем. Нет, мы знали некоторые персоналии, случались и индивидуальные культурные вылазки на ту территорию, но по большому счету мы в Кишинёве ничего не знали о художественной жизни в том регионе, а там не знали, чем занимаемся мы. К сожалению, государственные институции не захотели или не смогли поддержать этот проект. Выставка финансировалась за счет ОБСЕ. И благодаря этой поддержке мы сделали шаг для воссоздания утраченных культурных связей.
Опять же, самоорганизация нашей ассоциации хороша тем, что мы можем привлекать любые источники финансирования для своих проектов, приглашать художников и кураторов для обмена опытом и так далее.
Ситуация с традиционными культурными институциями понятна. Но разве кроме них не было никаких центров, занимающихся современным искусством? И если они были, то почему нельзя было сотрудничать с ними?
Они были. В 1996 году при помощи Фонда Форда в Кишинёве был открыт центр современного искусства. Этот центр работает и сейчас, но когда мы начинали свои художественные практики в нулевых, то не могли участвовать в проектах центра, потому что они были ориентированы на состоявшихся современных художников. В рамках Oberlicht мы создавали программы, которые были ближе к нашим знаниям, опыту и мировоззрению. Но сейчас мы пришли к тому, что делаем проекты, похожие на те, которые реализовывал наш центр современного искусства десять лет назад. Мы очень органично развивались: шаг за шагом, исходя из наших нужд и возможностей, пока, наконец, не заняли свою нишу.
Ваша ниша – это в большей степени паблик-арт-проекты, почему вы решили заниматься искусством в общественном пространстве?
Со временем мы начали пытаться ставить не только художественные проблемы, но и социокультурные. Мы начали понимать, что такое гражданское общество, и решили стать не только объединением молодых художников, но и культурной институцией, которая помогает строить гражданское общество в Молдове. В середине нулевых для работы в публичном пространстве Кишинёва мы стали приглашать местных и зарубежных художников, предлагали поработать с той или иной проблемой городского пространства в формате резиденций. Это была серия проектов, которая называлась «Интервенции».
Например, молдавская художница Анжела Канду работала с заброшенными домами. В Кишинёве есть квартал старых деревянных домов, которые либо сносят, либо разрушают: если собственник не хочет ничего делать с домом, он просто снимает с него крышу и ждёт, когда дом сам рухнет или придёт в такое состояние, что его останется только снести. Анжела придумала перформанс: заколачивать окна этих домов.
Но были и другие работы: например, ставили на пустой пьедестал в нашем центральном парке памятник Буратино. Он какое-то время стоял в окружении монументов классиков русской литературы и наших национальных писателей, а мы опрашивали прохожих: нравится им такой памятник или нет. Кто-то говорил, что да, нравится, он очень весёлый. Но были и те, кто отвечали, что, во-первых, Буратино никакой не классик и не писатель, а во-вторых, место ему на детской площадке.
Был интересный проект Ларисы Ситар: она обнесла вход в парк защитной лентой красно-белого цвета и повесила табличку, на которой было написано, что в центре парка будет построена гостиница. Опять же интересна была реакция прохожих: многие оказались недовольны такой новостью. Удивительно, но после этой интервенции прошло несколько лет, и сейчас в Кишинёве нашелся один олигарх, который на самом деле собирается строить гостиницу в этом парке. Но люди уже знают, как реагировать на это: они устраивают собрания, собирают подписи против строительства.
Но это были всё же временные события?
Да, эти интервенции носили весьма эфемерный характер. Но немного позднее благодаря молдавскому художнику и куратору Стефану Русу появился отдельный проект «Киоск». У нашей ассоциации тогда не было собственного места для работы: офиса, выставочного зала. И мы решили, что будем работать в свободном городском пространстве, создавать искусство на улицах, в скверах, парках. С одной стороны, «Киоск» по большому счёту решил проблему не только выставочного зала, но и мастерской. А с другой стороны – улицы Кишинёва стали местом встречи нас со своим зрителем.
Для вас как для куратора и художника важна эта разница между высказыванием на улице и высказыванием в зале галереи?
Да, и это важный аспект. Выставляя свои работы в галерее или в музее, ты как бы заранее защищен статусом этой институции. Ты можешь высказаться критически, как угодно, но галерейное пространство как бы заранее придает твоей работе статус художественного произведения и некой неприкосновенности: зритель, идя на твою выставку, уже знает, что встретится с искусством, и настроен на это. А когда ты работаешь на улице – ты ничем не защищён, за тобой никто не стоит, рядом нет арт-критика или экскурсовода, который сможет объяснить зрителю смысл и важность твоей работы. На улице художники существуют в равных правах с прохожими. Да, бывает сложно – если прохожий спросит: «Зачем вы это сделали?», то его может не устроить аргумент: «Потому что это искусство». И нужно придумывать новые формы аргументации, пытаться доказать, что твоя художественная работа отвоёвывает городское пространство для этого же прохожего.
Удалось доказать это шофёрам, заезжающим парковаться на привычную им площадку, которая вдруг оказывалась усаженной цветами? Вы показывали документацию этой акции художника Янека Седлака «Власть цветов», и видно, что водители в недоумении: одни притормаживают, некоторые разворачиваются и уезжают, и только грузовик «Кока-кола» первым проехался по тюльпанам и нарциссам.
Да, с шофёрами работать гораздо тяжелее, чем с пешеходами (смеётся). Но протест водителя против художественного произведения – это же демократично, все высказывают свое мнение. В другом нашем проекте продавщица в ларьке сквера протестовала против тех знаков, которые были недалеко от её палатки поставлены. Но интересно, что она не только протестовала, но и предлагала свои варианты.
А как появилась «Открытая квартира»? Судя по фотографиям – это что-то среднее между городским ларьком и комнатой в типовой квартире панельного дома. Мне нравится, что в Кишинёве она стоит напротив департамента культуры – такой портал между улицей и чем-то культурным и официальным…
«Открытая квартира» – это часть проекта «Киоск» и это объект, согласованный с администрацией города. Место для «Открытой квартиры» мы получили довольно случайно: это была одна из тех площадок, которые мы могли использовать. Но для того, чтобы установить «Квартиру» на долгое время именно в этом месте, мы заручились поддержкой от разных культурных институций города. Благодаря рекомендациям Музея изобразительных искусств, театра Чехова, филармонии и многих других департамент культуры услышал нашу просьбу.
Для нас важна открытость, практически все наши проекты посвящены преодолению барьеров, которые создаёт администрация. И мы пытаемся построить диалог с самыми разными категориями жителей Кишинёва разными способами: например, мы не берём деньги за вход на наши мероприятия, попасть на них, поговорить с художником может любой человек.
Практически все институции, которые мы получили из советского времени – это институции контроля. Всё, что создается в рамках институции, контролируется, и галерея – это не пространство абсолютной свободы высказывания. И эти институции, в том числе и культурные, создают определённые барьеры, у них есть чёткая политика: купи билет, заплати за вход, подготовься к событию, правильно оденься, а если ты будешь одет как-то не так, то тебя могут даже не пустить.
Свою деятельность мы выстраиваем по собственным принципам. Проектом «Открытая квартира» мы создаем альтернативу институциональной художественной среде Кишинёва, создаем открытый доступ большой категории людей к художественному продукту.
Как люди реагируют на «Открытую квартиру»?
Самое интересное, что они её не видят. «Квартира» отлично вписывается в окружающий её городской пейзаж – сотни таких же бетонных конструкций, пристроек, каких-то ларьков. И для прохожих по большому счету нет разницы, что это такое. Они обращают внимание на «Квартиру», только когда в ней что-то происходит: кинопоказ, концерт, какая-нибудь акция, фри-маркет и так далее. И хорошо, что она не смотрится чужеродным имплантатом или неизвестным объектом, который блестит и сияет и спарашютировал в центр Кишинёва, чтобы стать аттракцией для хипстеров.
Наверняка, «Открытая квартира», как и какие-то новые и не всегда понятные вещи на улицах города, раздражала людей: никто не хотел её ночью разбить, написать на её стенах что-нибудь ругательное?
Да, небольшие акции вандализма случались, но «Квартира» от них не сильно пострадала. К тому же нам было понятно, что она не может стоять сто лет без каких-либо изменений. Художнику важно осознать, что он не может надеяться на то, что его личное виденье той или иной ситуации выживет в той форме, в которой он его создал. Помещённое в общественное пространство, оно будет меняться под воздействием самых разных факторов, и эта трансформация станет продолжением жизни художественной работы.
А в какой момент вы решили работать не только с городским пространством вокруг «Квартиры»?
Со временем мы стали задумываться, что происходит с другими городскими пространствами, в том числе заброшенными. Мы через свой проект «Гражданский центр Кишинёва», который реализуется с 2012 года, пытаемся создать новое виденье города. Мы сделали карту городского пространства, обозначили на ней проблемные зоны и стали думать, какой у этих зон потенциал, кто может стать партнёром того или иного места: школа, администрация, коммерческий киоск, который, может, будет заинтересован в том, чтобы рядом с ним был чистый и приятный сквер и так далее.
Одной из проблемных зон стал зелёный заброшенный сквер на пересечении улиц Ивана Заикина и Св. Андрея. Дело в том, что власти и архитекторы Кишинёва решили осуществить старый советский проект – продлить бульвар Кантемира и тем самым разрушить сквер, который является историческим компонентом города. Мы стали проводить в этом сквере субботники, спрашивать у местных жителей, каким они хотят видеть это место. Выяснилось, что на углу сквера стоит дом, в котором жил Иван Заикин, известный российский борец. Родился Заикин в царской России, но последние двадцать лет своей жизни прожил в Кишинёве. Его дом является историческим памятником, но в нём живут люди, которые поделились с нами своими воспоминаниями.
«Памятник Ивану Заикину»
Нам кажется, что фигура Заикина сможет придать этому месту дополнительный общественный вес и значимость. К тому же она может стать идентификатором сквера. Посмотрите на городские парки в городах бывшего Советского Союза: они стерильные и называются везде одинаково – Парк Горького, Парк молодёжи и так далее. В названиях парков и скверов не отражена локальность, история места. И через отражение связи того или иного места с локальной исторической фигурой мы хотим сделать городские пространства более интересными. А через интерес общества можно будет начинать говорить и о благоустройстве этих мест.
Ваш опыт работы с публичными пространствами Кишинёва мне отчасти напоминает практики российских молодых художников: краснодарской группировки ЗИП. Они придерживаются того же принципа, что искусство должно быть доступно всем, и летом они путешествуют по станицам Краснодарского края на веселом расписном фургоне, привозят людям передвижные выставки. Они немного «по-пионерски», но пытаются улучшить общественное пространство в «проблемных местах»: нарисовали пешеходный переход на оживлённой трассе под Анапой и так далее. И кроме того, они основали самопровозглашённый Краснодарский институт современного искусства – пространство, в котором проходят выставки, кинопоказы, лекции…
Это интересно, мы раньше о них не слышали. Но важно, чтобы эти ребята, получив своё собственное пространство, не закрылись от зрителей, а продолжали формировать базу, которая позволит им развиваться в дальнейшем. Мы должны создавать новые культурные институции, альтернативные тем, которые мы привыкли видеть.
Сейчас у нас есть офис – полуподвальное помещение, которое находится не в центре Кишинёва. Там мы работаем, проводим некоторые встречи. Но та же «Квартира» дала нам возможность подключиться к жизни города. И если бы мы сидели в своём офисе, то никогда бы напрямую не смогли участвовать в городских процессах. Мы бы просто не знали о том, что происходит вокруг.
