Играть музу
Интервью с фотографом Иветой Вайводе о проекте «Путешествие в Никуда»
03/03/2016
Фотографу Ивете Вайводе (1979) время от времени удаётся кардинально менять представление о себе. Ещё лет пять назад её ассоциировали с романтическими фотографиями рыжеволосой, прекрасной и естественной, как лето в деревне, девушки, сделанными ею для рекламы бренда косметики «Madara». Затем – с похожими на фрагменты сказки снимками с полей Латгалии из серии «Охапка», принесшей ей международный успех. «Интересно, что обо мне будут думать после этой выставки», – сказала она за неделю до открытия «Путешествия в Никуда». Выставку Ивета создавала в диалоге с дизайнером, одним из пионеров кинетического искусства в Латвии Артурсом Ринькисом (1942), вдохновившись его садом искусства «Посреди Нигде», который находится в Курземе, в окрестностях Сабиле. Это место в течение нескольких лет служило и реальной, и придуманной лабораторией отношений обоих художников, которые наконец-то материализовались в формате выставки, объединив инсталляции, фотографию, видео, мультипликацию и звук.
Артурс Ринькис, Ивета Вайводе. Из серии «Путешествие в Никуда». 2014. Собственность авторов
Как ты встретила Артурса и как вы начали работать вместе?
Мы встретились осенью 2013 года. Это была очень красивая поездка, которую для своих друзей организовала дизайнер Беатрисе Горе. Она решила сделать сюрприз и увезти всех на экскурсию в лес, ни о чём заранее не предупредив – с чем же мы там повстречаемся и что увидим. И вот выходит такой мужчина в годах и начинает рассказывать, что мы – в саду искусства «Нигде», всё повседневное надо отставить в сторону и что только сейчас и начинается настоящее путешествие в другую реальность.
До этого ты об Артурсе что-то слышала?
Совершенно ничего о нём не знала. Всё, конечно, происходило ночью, потому что, чтобы придать всему этому делу магию, нужна темнота и таинственность. В какой-то момент он выехал на своей поразительной steam punk-автомашине. Помню, что её вид меня просто парализовал – мне показалось, что вокруг меня уже не привычная реальность, что я попала в фильм Дэвида Линча и даже если я кому-то попробую рассказать об этом приключении, то никто мне не поверит. Артурс был очень экзотичен, и эта экзотика меня тогда заинтересовала. Я много думала о людях, которые способны создать свой мир, отдельный от всего остального: почему они это делают, бегство ли это или убежище. Но в любом случае это мне интересно, и, наверное, это самая важная причина, почему я вообще занимаюсь творчеством. Для меня в этом смысле не так уж много идёт от самореализации, гораздо больше – от желания поделиться. Мне что-то кажется настолько фантастичным, что об этом просто необходимо рассказать, а моё медиа – это фотография, очень выразительное средство выражения.
Артурс Ринькис, Ивета Вайводе. Из серии «Путешествие в Никуда». 2014. Собственность авторов
Однако по сравнению с твоими предыдущими работами эти последние вещи не столько фотографичны, как перформативны.
Да, процесс продолжался почти три года. Это связано с тем, как я обычно работаю. Почти не бывает того, что я что-то выдумываю в деталях и затем реализую, скорее, всё принимает свою форму именно в процессе работы. Я занимаюсь в своём роде трансформацией ощущений. Скорее всего, тут надо согласиться с Львом Толстым, который видел искусство как коммуникацию эмоций.
Но всё-таки Артурс оказался для меня несколько проблематичной темой. Чем больше я снимала его сад и его самого, тем больше понимала, что что-то тут не складывается. Прошло более года, пока я поняла, почему не могу использовать здесь только фотографию. Я работаю в сфере документальной фотографии, но то, что я пытаюсь зафиксировать, по своей сути – это театр, фантазия! Вся его жизнь, всё, что происходит в этом «Нигде», – это перформанс. Я снимаю, что вижу, но снимки выглядят ещё более нереалистично. Ночь и цвета отнимают у всего увиденного материальность. Как будто ты хочешь рассказать что-то о его мире, но как ты можешь рассказать что-то настоящее и правдивое, если то, о чём ты говоришь, уже является фантазией. Я решила, что единственный способ, как я могу что-то передать об этом человеке, его мире и художественном процессе вообще, – это стать самой частью этого театра. Такой немножко брехтовский подход. Т.е. идея отчуждения, которая использовалась в театре, чтобы не позволить зрителю идентифицироваться с происходящим. Целью этого метода было способствовать критическому мышлению зрителей, и это достигалось вводом различных искусственных, театральных приёмов – например, внезапным пением, которое возвращает зрителю ощущение, что это – театр, это не жизнь. Когда я делала снимки сада искусства, люди спрашивали, не инсценировка ли это. Но снимки абсолютно документальны, если мы рассматриваем их по типажу и технике.
Артурс Ринькис, Ивета Вайводе. Из серии «Путешествие в Никуда». 2014. Собственность авторов
На фотографиях невозможно различить, кто является героем рассказа – автор инсценировки или фотограф.
Да, я понимаю, что единственная правильная вещь – подыгрывать театру, сделать абсолютно всё игрой, хороводом. И затем – через случайные слова, какие-то движения... Поэтому я начала сотрудничать с другими художниками, например, с хореографом Кристиной Брининей, у которой я попросила – дай какое-то упражнение, которое отражало бы наши отношения. Простое задание – надо отражаться, возвращать другому его движения, но идея в том, что тут нет ведущего и нет ведомого. Теоретически надо одному так чувствовать другого, что вы становитесь одним целым. Но, как бы мы ни старались, это видео действительно показывает, кто из нас доминирует, и рассказ начинается уже о чём-то совершенно другом – может быть, об отношениях мужчины и женщины, о роли женщины как художницы. Это было для меня большим вопросом на протяжении всей этой работы.
Это вопрос Артурса или твой вопрос самой себе?
Я думаю, что у Артурса вообще такого вопроса не возникало, это главным образом мои вопросы. И сотрудничества в классическом смысле этого слова у нас так и не получилось. В основе «Путешествия в Никуда» – рассказ об Артурсе и созданном им мире. Какое-то время мы думали, что воплотим совместный проект, однако в конце концов я полностью отошла от этой идеи. Я стала скорее своеобразной музой, чем творческим партнёром. С другой стороны, ну, какая из меня муза! Скорее, я была исследователем. Задаю какой-то вопрос или даю задание Артурсу, и он реагирует. В какой-то момент я даже решила подключить Виестурса Рудзитиса. Хотела выяснить, почему же у нас реально не получается сотрудничество. Он сыронизировал, что это моя проблема, а не Артурса, что мне трудно принять свою сексуальность. Ладно, этот человек очень радикален, он считает, что женщина может вообще создать только ребёнка, и если уж она создаёт искусство, то культивирует в себе мужские качества. Но именно этот разговор, как бы иронично я к нему ни подходила, меня освободил. Я поняла, что если мы уже разыгрываем театр, я могу рассказывать историю об Артурсе, используя себя как медиа, – я могу сыграть музу, если это поможет мне рассказать свою историю. Но одновременно я также режиссёр, который смотрит на этот процесс со стороны.
Артурс Ринькис. «Путешествие в Никуда». Эскиз. Собственность автора
А разве ты сомневаешься, может ли женщина быть художницей?
Я думаю, что женщина может быть художницей. Я – художница. В жизни я ничем другим не занималась, только искусством. Этот вопрос касался именно сотрудничества с Артурсом, потому что мне кажется, что Артурс – это такой классический художник начала XX века, для которого женщина – я не говорю конкретно о себе – источник вдохновения. Думаю, что только через какое-то время эта пропорция – сперва женщина, и только потом художница – сделала кувырок, и он увидел во мне художника на первом месте. Но это – вопрос не только о женщине-художнице, но и об эмансипации, о том, как общество воспринимает женщин. Уже почти третий год я время от времени езжу в Финляндию, это очень эмансипированное государство, и я не считаю тамошнюю ситуацию идеальной моделью. Женщина не может стать мужчиной. Мы – разные, у нас у каждого своя роль, но, конечно, надо как-то стараться жить вне призмы стереотипов и прежде всего видеть человека. Мать-художница – это вообще отдельная тема, потому что существует определённое давление общества – матери надо сидеть дома, а не заниматься самореализацией.
Если открыть твоё CV, видишь в нём много событий до 2009 года, потом перерыв, и всё возобновляется в 2011-м…
Конечно, можно согласиться с тем, что самый-самый творческий процесс, который может реализовать женщина, это родить ребёнка. Это полностью изменяет твою жизнь. Мне кажется, что я стала совершенно другим человеком с тех пор, как родился мой сын. Когда женщина в положении и когда у неё только что родился ребёнок, эти два года совершенно неописуемы. Ведь не я создаю этого ребёнка, я не знаю, как моя яйцеклетка попадает в матку и внезапно начинает расти, я это вообще не контролирую, у этого с моим творческим процессом нет никакой связи. Я даже не понимаю, как я могу двигать рукой, не говоря уже о том, что происходит в моменты создания и рождения, там находится что-то вне процесса понимания. Я разговаривала с другими художницами о том, что же происходит после того, как ребёнок родился – размышляя над масштабом этого творения, ты понимаешь, что всё, что ты делала до этого, просто плевок в никуда, и ты не можешь относиться к этому слишком серьёзно. Мне кажется, что у женщин-художниц возникает после этого какая-то лёгкость, игривость в искусстве. Ты родила ребёнка – куда же ещё выше? Начни заниматься искусством не для того, чтобы изменить мир, чтобы что-то доказать или убедиться в чём-то самой, но из-за самого процесса, потому что тебе это интересно. Мне вообще нравятся лёгкость и игривость. Вот и с Артурсом самые чудесные моменты были тогда, когда мы оба вдруг выдумывали что-то смешное и начинали снимать. У нас была идея, что надо снимать моих двойников.
И сколько двойников ты ему привела?
Трёх. Одну другой краше. И там появилась игривость – мы, как дети, одевали девушек и снимали. Пробовали вообразить, какова же женщина его фантазий, потому что это же не я, она может быть любой, и ты можешь ею быть. Оденем тебя в белое платье, ты ею и будешь. Я очень наслаждалась этими моментами, ведь они были моментами чистой творческой энергии. Конечно, во мне сидит дух аналитики, я непрерывно анализирую работы своих студентов и спрашиваю – а каково основание вот для этого, какова концепция? Однако когда приходишь к тому, что ты можешь к чему угодно написать концепцию, у тебя появляется определённая свобода.
Артурс Ринькис, Ивета Вайводе. Из серии «Путешествие в Никуда». 2014. Собственность авторов
А ведь в ходе проекта ты даже училась пению.
Когда мы поняли, что создаётся этот мир фантазий, в котором есть я и он, и я стала уже не просто наблюдателем со стороны, который приходит со своей камерой и пытается что-то задокументировать, а стала частью сада, и мы начали творчески влиять друг на друга – и тем, что думаем, и тем, как работаем, я спросила, не мог бы он написать, что это за образы. Тогда Артурс написал рассказ «Через 500 лет». Тут опять появляется аспект реальности и фантазии, потому что эта история в действительности очень точно отражает наши отношения и то, что с нами происходит в повседневности: там есть мой сын, мой бывший муж, Инара [жена Артурса Инара Риньке – Э.Г.], но одновременно это абсолютная научная фантастика! У главных героев повести есть мечта встретить существа из других измерений по имени эрби, и когда мы их встречаем, Артурс получает от эрби песню. Он просит меня написать музыку. Я думаю – ну нет, музыку я написать не могу, но я могу спеть. Это очень трудно, но я смогла бы. Прошу Яниса Шипкевицса, чтобы он написал музыку. Я ходила к педагогу по вокалу четыре месяца, теперь я действительно могу петь намного лучше, диапазон голоса увеличился – так что есть и практическая польза от этого проекта. Однако когда песня уже была записана и клип смонтирован, я поняла, что это вообще не работает.
В этом проекте очень большую роль играл сам процесс.
Да. Четыре месяца курсов пения, ok. Ну, не буду я петь, может быть, прошепчу текст. Я понимаю, что музыка там вообще не нужна, а нужна какая-то звуковая партитура, шумы. Янис – сильная личность, когда он вошёл в проект со своей музыкой, она была настолько его, настолько шипси, что она была уже не об Артурсе или обо мне, а про него. Однако способность отказаться от вещей, которые не работают, это тоже что-то прекрасное. Я верю, что тот пот, который был пролит за четырёхмесячное обучение пению, будет ощущаться и в шёпоте. Когда-то я участвовала в мастер-классе по фотографии, у меня была серия снимков про Ригу – я изучала конечные пункты рижского трамвая. Мне самой казалось, что это – совсем неплохая серия. Показала работы Алессандре Сангвинетти. Вижу, что это её совсем не трогает. Она говорит – серия-то неплохая, и если её выставишь, получишь довольно неплохую оценку от критики, но подумай о том, что, возможно, она – путь к твоей будущей работе, которая будет действительно хороша. Теперь я понимаю, что она была абсолютно права. Путь мы не можем воспринимать как неудачу. Ошибаемся и делаем снова, поднимаемся вверх и всё время боремся, но с каждым разом становимся всё лучше.
Я очень благодарна этому проекту за то, что он освободил меня от сложившегося медиадиктата. Я овладела фотографией и знаю, как с помощью этого медиа рассказывать истории, но вот этот сюжет, как оказалось, не подходил только для этого медиа. Совершенно по-любительски я начала экспериментировать с мультипликацией, видео, петь, работать вместе с другими художниками. Однако, какие бы медиа здесь ни были использованы, этот проект никогда не стал бы возможен, если бы я не была фотографом.
Почему?
Фотограф открывает некий мир и хочет показать его, он как бы указывает – посмотри туда! Это – фотографическое мышление. Фотографическое мышление ещё и связано с тем, что то, что я рассказываю, по крайней мере в моём случае, должно быть реальным, найденным в жизни. Если рассказ полностью нереален, меня это вообще не интересует. Как бы фантастично это ни выглядело, Артурс действительно существует, и он выстроил этот невероятный сад. Теперь, даже если его не будет, если не будет сада, будет этот рассказ, будет видео, будут фотографии, и я это всё немножко законсервировала.
Ивета Вайводе. Из серии «Мечевидные лилии»
Тебя не интересует полностью инсценированная фотография, как у Джеффа Уолла (Jeff Wall) или Грегори Крюдсона (Gregory Crewdson)?
Мне это неинтересно. Хорошо, Джефф Уолл – это другая история, потому что его работы определяют термином near documentary, и эту манеру работы в большой степени можно было бы сравнивать с методом, каким работаю я сама. Он тоже использует момент театральности, в принципе – сооружает театр, но как сооружает? Например, фотография с видом Ванкувера из окна. Он находит вид из окна, какой ему нравится, арендует квартиру на несколько месяцев и уговаривает свою студентку, чтобы она пошла туда жить и обустроила квартиру, как ей хочется. Через инсценировку он открывает документальность. Вот и я работаю с театральностью, чтобы открыть что-то реальное.
Крюдсон меня вообще не интересует, у него какой-то мир снов и мечты, и всё построено, сконструировано искусственно. Ценность нашего проекта в том, что Артурс мне действительно подарил белое платье, купил его и отделал, два месяца шлифовал египетское ожерелье. Вот в чём проявляется ценность, а не в том, что я пойду и возьму платье напрокат и предложу: что, может быть, сфоткаем его в твоём саду? Каждый шаг опирается на наши отношения. Вот с этой точки зрения это – полностью документальный фотопроект.
Ты как-то сказала, что являешься мазохисткой и всегда выдумываешь для себя очень сложные задания, а не просто повторяешь то, что делала до этого, поэтому твои работы делаются так долго.
Так и есть, здесь ничего не изменилось. Параллельно идут другие работы, серия снимков Нового Рижского театра.
А что ты там делаешь?
Фотографирую здание театра. В своём роде это – портрет самого здания. Там сохранилось очень много культурных слоёв. Невероятно, чтобы в одном здании были Смильгис, Шапиро, Херманис, ты это чувствуешь. Этот проект у меня тоже идёт нелегко, на ощупь. Сегодня иду фотографировать осла на сцене.
Ивета Вайводе. Из серии «Мечевидные лилии»
Продолжаешь ли ты фотографировать Латгалию?
Да, в будущем году будет экспозиция второй части снимков оттуда. Правда, это уже немного другая история, потому что там будет задействовано видео, будет больше пейзажей. Процесс ни на одно мгновение не становится легче.
Недавно ты сказала, что тебе кажется – одной фотографии больше недостаточно. Вот и в школе ISSP, где ты преподаёшь, ты поощряешь своих студентов делать инсталляции и видеоработы, а не придерживаться одного медиа.
Я думаю, что медиа – это не то, что обитает в объекте, камере или в каком-то другом инструменте, медиа должно сидеть в голове. Независимо от того, какие средства выражения я использовала, я всё равно рассматриваю «Путешествие в Никуда» как документальный фотопроект, потому что он построен именно на его основных принципах. У финского фотографа Яна Кайлы (Jan Kaila) в 80-х годах была совместная работа с Элисом Синистоо (Elis Sinistö), который тоже был невероятным человеком и который построил в лесу свой мир. Он создавал его с мыслью, что люди, которые туда приедут, уедут более счастливыми. В своём роде это пересекается с идеями Артурса. Даже в их биографиях есть известное сходство. Ян фотографировал Элиса 30 лет, пока Элис не умер. Когда мы разговаривали с Яном, он сказал, что ужасно смешно, что наши рабочие процессы были настолько идентичными. И он тоже в конце пришёл к инсталляциям, видеоработам, текстам, архивам, хотя начинал всё как абсолютно документальный проект. Конечно, есть эта пленительность другого мира, которая всегда мотивирует фотографов. В конце разговора мы сделали вывод, что наши шаги были так похожи потому, что медиа уже сидит в голове. В основе всего – мышление, а не то, возьму ли я кисть или камеру. Поэтому-то я и студентам говорю – делайте, что хотите! Но отправная точка – фотографическое мышление.
Ивета Вайводе. Из серии «Мечевидные лилии»
Выставку «Путешествие в Никуда» в Музее декоративного искусства и дизайна можно посмотреть до 10 апреля.
