Страх упасть в матрицу из волос

Разговор с художницей Катриной Нейбургой, чью выставку HAIR можно посмотреть до 9 июня в рижском центре современного искусства kim?

16/05/2019

Иногда в культурной жизни происходят удивительные параллели, когда никак не связанные авторы или их группы одновременно обращаются к одной и той же произвольной и специфичной теме. В последнее время возникло впечатление, что какие-то космические импульсы в разных местах заставили художников сосредоточиться на столь привычной для нас материи, как человеческие волосы. Например, именно они стали материалом масштабной инсталляции Hrafnhildur Arnardóttir в только что открывшемся павильоне Исландии на Венецианской биеннале, а между тем в Риге с интервалом в неделю открылись две выставки, которые тоже обращаются к теме волос (и их обрезания): 3 мая галерея LOW открыла двери для выставки Рудольфа Штаммера «Может быть может быть», а до этого, 25 апреля, в центре современного искусства kim? открылась персональная выставка Катрины Нейбурги HAIR, которую можно теперь посмотреть до 9 июня.

Фото: Ансис Старкс

Для латвийской публики имя Катрины не нуждается в пояснениях – первый лауреат Приза Пурвитиса 2011 года, именно Катрина представляла вместе с Андрисом Эглитисом свою страну на предыдущей Венецианской биеннале, – но не так уж многие здесь были в курсе, что в последние пару лет именно волосы оказались в центре её внимания. Больше людей начало догадываться об этом, когда этой зимой художница распространила в социальных сетях призыв пожертвовать для проекта срезанные и сохранённые косы и «хвостики». Объёмная выставка, которая раскинулась по всем залам kim?, даёт возможность поразмыслить над темой волос в диапазоне антропологической, физической, социальной и психологической точек зрения. Есть комната, посвящённая находкам и открытиям – в том числе выставленным в эстетике Музея природы пожертвованным косам и сопутствующим им историям. Другой зал посвящён профессии парикмахера и приключениям Катрины во время визитов к различным представителям этого заслуженного ремесла, а ещё один – разнообразным индивидуальным и загадочным экспериментам. Выставка очень основательная и тщательно выстроенная, в то же время она вполне доступна и позволяет каждому задуматься в самых неожиданных аспектах о таком обыденном предмете, как волосы.

Катрина Нейбурга во время подготовки к выставке HAIR. Фото: Янис Дейнатс

Поговорить с Катриной мне удалось вечером 30 апреля – уже после того, как она там же, на выставке, провела перформанс – обрезáла волосы и делала причёски всем желающим.

Можешь ли ты зафиксировать как-то хронологически, когда у тебя появился этот интерес к волосам и когда ты поняла, что из этого может получиться выставка?

Волосами я начала интересоваться года три назад. Примерно тогда я начала копить свои волосы, сама не знаю, почему…

Всё, что ты срезáла?

Не срезала, а вычёсывала. У меня был такой противный мешок с вычесанными волосами. Не было никакого понимания, что с этим предпринять. И примерно два года назад началась эта история с парикмахерами – я увлеклась этой профессией и поняла, что хотела бы ездить по разным парикмахерским. Медленно, постепенно эта идея росла. Я тогда не думала, что сама сделаю что-нибудь из волос, антропологически меня больше увлекали истории с такси, или гаражом, или чайным грибом, когда ты можешь пойти к людям…

Фото: Ансис Старкс

Постой… Что за истории?

Ну, я отправилась к парикмахерам, и «волосы» – это ключевое слово, с помощью которого можно начать разговор и получить доступ к этим людям. Это одна из тех областей, которые меня интересуют. Меня интересует проникновение в какие-то другие жизни, какие-то иные слои, словно ты выходишь из своей зоны комфорта, попадая в другое место, разговаривая с людьми, и всегда нужен некий шифр, код от замка, когда ты говоришь, например, «чайный гриб», и в определённых кругах тебя сразу поймут. А теперь ты говоришь, что тебя интересуют волосы, а потом ты попадаешь через эти волосы… к истине, я не знаю. Понимаешь немного больше о жизни. Сначала у меня не было никаких мыслей делать что-то из волос. Эта мысль возникла, когда я встретила парикмахера Римму Аболтиню, которая рассказала мне о работах в технике постижа. Я вообще не знала такого названия. Это произведения искусства из настоящих или искусственных волос. Целая сфера, о которой мы ничего не знаем. Есть конкурсы постижа, есть кружки постижа… Римма вдруг стала вытаскивать и показывать мне всякие вещи из волос, которые есть и на выставке, а потом мне показалось, что я тоже так могу! Может быть, тогда это впечатление только мелькнуло, улеглось, а потом, через некоторое время, я решила, что попробую! И начала думать, что я хочу сделать из этих волос и что мне для этого нужно.

Но была какая-то причина у того, что три года назад ты начала «копить» волосы?

Ну, интерес к тому, чтобы обрезáть или трогать волосы у друзей и родственников был у меня, кажется, всегда.

Когда мне было лет 20, я уже начала стричь волосы всем знакомым… Такое желание появилось у меня уже давным-давно, но я его не очень понимала. И всё же если сравнивать с нынешней ситуацией, я никогда не стригла волосы незнакомым людям и не трогала головы чужих людей. Именно сегодня это произошло впервые. Это были люди, которые просто пришли с улицы, я даже не знала, как их зовут. Это был очень конкретный и странный опыт, но сейчас я даже не могу отрефлексировать и понять, как я себя чувствовала, мне надо подумать. Это было очень странно, очень странно.

Тебе было сложно?

Я очень быстро устала, что кажется странным, потому что я такой довольно неутомимый человек. Но это было как-то очень интенсивно. Думаю, парикмахерам всё-таки легче, проще, потому что они знают бóльшую часть своих клиентов, и они рассчитывают по часу на одного клиента, а потом не спеша всё это делают, а если к тебе так быстро входят, садятся, уходят, и с каждым за десять минут надо что-то сделать… Это по-другому.

Фото: Ансис Старкс

Тебе самой нравятся твои волосы?

Хм… Мне нравится, что у меня есть волосы. Что у меня они всегда были… Странно, что у меня всегда были длинные волосы, никогда не были короткие. Мне было лет 25, когда мне показалось, что мои волосы становятся тонкими, и я ужасно забеспокоилась, просто безумно. Для меня важны волосы. Я хочу, чтобы у меня было много волос.

Но в каталоге есть снимки, на которых благодаря гриму выглядит, что у тебя бритая голова. Как ты себя чувствовала в таком образе?

Да, это было интересно. Это было в таком драйве съёмок, когда я каждый второй день ходила к парикмахерам, мне делали новую причёску, и была договорённость, что в этот раз мне сделают эту «лысую голову», я вообще об этом особо не задумывалась. Вот такая обычная штука – теперь наденут на меня лысину. Потом я поехала туда, и когда всё началось, а я смотрела в зеркало, конечно, было ощущение, что происходит что-то особенное. Ну ладно, я не сбриваю волосы по-настоящему, это уж было бы что-то вообще… Литовская писательница Юрга Иванускайте написала такую книгу «Ведьма и дождь», которая мне в мои 16 лет очень нравилась, там также был очень важный сюжет о сбривании волос и о том, как женщина сидит и ворошит свои волосы, а из них выпадают вши… Это было очень давно. Когда на меня надевали эту искусственную лысину, я наконец-то оказалась в сходной ситуации, и сначала появилось очень чёткое ощущение чувство уязвимости, потому что, как говорят многие парикмахеры, волосы – вещь, за которой все мы прячемся. Наши волосы – важная часть коммуникации, это первое, что ты видишь при встрече. Ты сразу замечаешь, есть у человека волосы или нет, длинные ли, пышные ли, блондинка ли это или мальчишеский ёжик – это даёт тебе первое впечатление о встречном. И при помощи волос ты можешь изменить себя, свой образ. Когда они сбриты, получается, что у тебя больше нет этой возможности, этого знака. Что, конечно, само по себе тоже огромный знак, но в моём случае возникло и чувство уязвимости. Мне казалось, что у меня остались только глаза, нос и рот. Что волосы больше не считаются. Я чувствовала себя очень… Но мне понравилось так ходить вокруг, я провела этот день как обычно, делала, что надо было делать… Монтировала, потом сходила в магазин, съездила на заправку и параллельно наслаждалась этим странным ощущением. Было и какое-то особое отношение у людей, это совершенно точно можно было почувствовать. В конце концов я поняла, что могу ходить с бритой головой. Никаких проблем.

Фото: Янис Дейнатс

Наверное, у многих, в том числе и у меня, если я увижу женщину без волос, первая мысль будет о состояния её здоровья, а не просто о выборе стиля.

Мне кажется, у меня так не бывает. Мне скорее покажется, что это некий шаг, сделанный с полной уверенностью. В одной книге я прочла исследование о том, что потерять волосы из-за рака для женщин – это даже более серьёзная психологическая проблема, чем потерять одну грудь. Поэтому обычно потерю волос как-то скрывают. Очевидно, то, что скрыто и интимно, беспокоит меньше, чем волосы, которые очень социально важны и очень заметны. Важно, чтобы у тебя снаружи всё было так, как полагается.

Кажется, волосы – всё-таки скорее ближе к одежде, чем к частям тела. Без них теоретически можно обойтись…

Тут есть о чём поговорить. Например, волосы на ногах – почему женщины их бреют или не бреют, почему мы оставляем волосы под мышками или не оставляем, как далеко мы со всем этим заходим… Об этом на выставке – эти трусики из волос: почему вдруг становится принято, что женщина, я не знаю, в возрасте 40 должна быть обязательно без волос там внизу? Какой-то абсурд. Это вопрос о том, кто от кого чего ждёт.

Фото: Ансис Старкс

В своей практике ты как художник должна регулярно работать с материей. Прикоснувшись, тебе надо почувствовать какой-то материал и изменить его. У тебя есть большой тактильный опыт с материалами этого мира благодаря тому, что ты с ними делаешь. Теперь, когда ты интенсивно работаешь с волосами, когда ты из них делаешь маски и трусики, что в этом материале таит для тебя больше всего сюрпризов, неопределённости? Как они поддаются или не поддаются манипуляции, прикосновению…

Там очень особая специфика. Прежде всего надо преодолеть дрожь, эту гусиную кожу, эту странную неприязнь к волосам – и у меня она есть.

Такое культивируемое отвращение.

Ну, это про тот самый чужой волос в супе… Как мне рассказывала куратор выставки Элина Спроге, ты едешь на велике, и у тебя внезапно оказывается во рту волос… ты его вытаскиваешь, и он другого цвета, и тогда ты понимаешь, что это чужой…

Или этот клок волос в стоке коммунальной ванной…

Да-да. В начале у меня вообще было такое странное и неприятное ощущение от этих чужих волос. Но потом я через это в себе переступила. Когда мне несли эти чужие косы, я каждую осматривала, ощупывала… Мне было нереально интересно, я действительно чувствовала этого человека – этого своего придуманного человека, ведь многих из тех, кто пожертвовал мне свои волосы, я никогда и не встречала в жизни. Но были волосы, которые мне очень нравились, например, одна женщина обрезала волосы, потому что у неё до этого был очень тяжёлый период, и она хотела от чего-то освободиться… Можно было подумать, что это какие-то плохие волосы с плохой энергией, но мне они очень понравились. У них была очень приятная структура.

Фото: Ансис Старкс

Она была приятна до того, как ты прочитала сопровождающую историю, или потом – тоже?

Они были приятные, когда я их вынула из конверта и просто стала трогать. Но были и такие волосы, к которым мне до сих пор сложно прикоснуться, волосы, которые мне казались неприятными и вызывали странные эмоции. И ещё были волосы в больших мешках, которые я получила в парикмахерских. Из них я могла делать эти волосяные трусики и тому подобное. Просто такой ком волос, который ты режешь на куски, создаёшь из них материал и склеиваешь из него что-то, вообще не думая – чьи волосы и откуда… Но в какой-то момент ты начинаешь уже понимать – эти волосы надо смешать вон с теми, и получится правильная структура… И тогда ты уже не думаешь об этих волосах как о чьих-то, не думаешь о людях, которым они принадлежали. Это просто материал. И ещё проявляется эта специфика – когда скрепляешь волосяные трусики или волосяную маску, волосы застревают под ногтями и начинают там воспаляться, растут как маленькие растения. У парикмахеров это будни – всё под ногтями, всюду эти волосы налипают и застревают.

Создавая всякие формы и фигуры из волос, каким ты ощущала это медиа? Что ты можешь о них сказать как о материале для искусства?

Волосы хорошо поддаются воздействию. Невероятно хорошо. Элина Спроге, куратор проекта, была в шоке, когда увидела уже во время подготовки экспозиции, что из волос можно создать реальную скульптуру. Можно взять кучу волос, лак, фен и сотворить скульптуру! Это не сложно. Это довольно просто. Я думаю ещё, что могла бы быть очень хорошим парикмахером. Вот только хотела бы я этого? (Смеётся.)

Фото: Ансис Старкс

Есть ли что-то, что тебе в этот раз не удалось, но что ещё в будущем хотелось бы сделать с волосами?

Думаю, чтобы это понять, понадобится время. Честно говоря, я была просто счастлива, когда избавилась от всех этих волос. (Смеётся.) У меня была их полная комната. В абсолютно не переносном смысле – просто полная мастерская волос! Когда я наконец всё отвезла в kim?, я была счастлива, что избавилась от них. Я не из тех художников, которые долгое время копают одну и ту же тему, на меня это просто нашло и как-то болело, а потом надо было как-то это выразить, тут же и эта матрица из волос… Мы с Элиной разговаривали, и она спросила – ну, какая матрица из волос, о чём ты?

Да? И что это – матрица из волос?

Мне кажется, я уже с детства об этом задумывалась, представляешь – упасть в матрицу из волос…

Поясни.

Это другая дименсия, это дименсия волос [в латышском игра слов: mati – волосы и matrikss – матрица – прим. ред.]. Подумай только, это же мои волосы, которые там, на выставке, растянуты между двумя колоннами и создают пространство. И это уже целая дименсия волос. В которых в то же время до сих пор есть информация обо мне.

Почему «матрица»?

Потому что это как такие лучи, которые делают вас очень осторожным, и вы жутко боитесь прикасаться к ним, они настолько хрупкие… Это такое пространство, в котором тебе очень страшно находиться и бояться упасть, а вообще… Эта матрица из волос – это, по-моему, я сама на этой выставке.

Я тебя всё меньше понимаю. В какой момент, в каком состоянии появляется страх упасть в матрицу из волос?

(Смеётся.) Ну, у меня это с детства. Я как будто в такой сети, состоящей из волос, и вот ты падаешь в неё…

У тебя в детстве была фантазия о падении в матрицу из волос?

Да. Да. (Пауза.) А у тебя не было?

Нет.

Почему? (Смеются.)

Фото: Филипп Смит

Для тебя это был и такой терапевтический опыт – преодолеть некий страх волос?

Наверное, так и было, хотя я не ставила такой цели. Я никогда не боялась волос – это всё не о том. Если я нахожу чужой волос, я его сдуваю, выбрасываю, сжигаю, всё равно. А матрица – это такое детское изобретение. Только тогда я это так не называла. Это была просто какая-то сеть. Мне нравится, что на выставке перед видеопроекцией находится эта матрица из волос, через которую тебе надо пройти, чтобы попасть к моему особому опыту мозгового оргазма. (Смеётся.) Это трип.

Я думаю, что ты, готовясь к проекту, читала и разную научную литературу. Ты узнала оттуда что-то удивительное о волосах, что-то такое, о чём большинство людей не имеет понятия?

Я не знаю, можно ли назвать это научным подходом... Я, конечно, почитала, что такое волосы, как они растут и тому подобные вещи, но мы все более или менее в курсе о том, что это неживые белковые формы, похожие на ногти, и так далее. Но меня больше интересовали социоантропологические, политические исследования о волосах, и там были удивительные вещи, которые я не знала. Например, тот факт, что у ортодоксальных еврейских женщин после того, как они выходят замуж, волосы должны быть скрыты, и многие делают это при помощи парика. Это мне показалось очень интересным. Они прикрывают свои волосы париком – и могут выбрать ещё более красивые, ещё более чудесные волосы. Но это можно делать и со своими выпавшими и отрезанными волосами, склеив из них парик. Представь себе, что своими волосами ты накрываешь свои волосы и как будто скрываешь тем самым опять же – свои волосы! Этот парик называется sheitel. В 2004 году один раввин внезапно запретил женщинам пользоваться париками из индийских волос, потому что в Индии совсем другая вера – индуизм.

А из волос западных христианок можно?

Знаешь, в оборот попадает не так много волос западных христианок. Абсолютное большинство париков сделано из волос индийских женщин. В Индии такие парики очень дёшевы, и это огромный бизнес. Они идут на экспорт. На втором месте – парики из славянских стран. В Риге можно купить и те, и эти, но индийские намного дешевле.

Фрагмент экспозиции. На табличке: «Хвостик Беате. Обрезан детом 2017 года. За 25 евро. Родители заплатили в паркмахерской и ушли. Беате явилась домой уже с хвостиком у руках. Инга». Фото: Ансис Старкс

Но у раввина были претензии именно к индийским волосам, потому что это волосы индуисток?

Он возражал именно против волос индуисток. И тогда, в 2004 году, улицы Нью-Йорка окутал запах жжёного волоса, потому что еврейки, чтобы освободиться от индуистских волос, сожгли все свои парики. Представь, какой это был удар для индийского бизнеса, потому что это был важный заказчик – эти еврейские женщины, которым нужны были все эти фантастические парики. Да, но спустя три года запрет отменили. И вот женщины, ортодоксальные еврейские женщины, вернулись к тем же мастерам париков и снова их себе заказали. Каждый стоит от двух до пяти тысяч евро, это не дешёвое удовольствие. И парик надо менять через два года, потому что неживой волос – не очень прочный, парик быстро изнашивается. Вот этот факт, например, показался мне просто фантастичным. Что женщина должна прятать волосы под какими-то чужими волосами или даже под «своими» волосами. Я вообще ничего не знала о волосах. Только то, что мне нравится щупать волосы знакомых, что мне нравятся мои волосы и что мне нравится их стричь. Но я никогда не задумывалась о них в культурно-историческом плане. Например, почему так часто встречается феномен – срезание волос как наказание? Оно всё еще существует, что кажется абсолютно безумным. Что до сих пор есть семьи, в которых мужчина в приступе внезапной ревности обрезает женщине её волосы. Не знаю, бывает ли так в Латвии, но вообще такие случаи всё еще происходят. Такое наказание. Или почему, когда ты удаляешься в монастырь, ты срезаешь волосы, или зачем бреют в тюрьме и армии… Это в какой-то мере означает, что ты унижаешь этого человека. Срезаешь его волосы. Как будто такое простое действие, но так ты словно подчиняешь его себе.

Или снятие скальпа.

Ну, это вообще… Или, например, в некоторых регионах Африки есть обычай, что до 18 лет, когда стригут волосы, их никогда не собирают, но потом в один момент собирают – всё, что уже смахнули на пол и что превратилось в смесь земли и волос; и тогда из этого делают маску – это ритуал инициации. Это всё такие культурные феномены, о которых при желании можно серьёзно задуматься. И у меня такое желание было.

Фрагмент экспозиции. На табличке: «Волосы стригу часто. Никогда не отращиваю длинные. Но вот немного обросла и постриглась у очень хорошего парикмахера, к которому хожу уже годами. Анна». Фото: Ансис Старкс

Ещё у волос есть глубинная и традиционная связь с сексуальностью.

Это тебе любой парикмахер скажет: волосы – главный инструмент обольщения. То, как женщина, разговаривая, накручивает волосы на палец, засовывает их кончики в рот, это всё тотальный и сразу считываемый код, и на мужчину это действует. Как я читала, самые востребованные проститутки – те, у кого длинные светлые волосы.

На выставке много внимания уделяется профессии парикмахера. В какой момент в твой круг интересов попала эта сфера?

Я просто стригла, стригла, стригла волосы в своей семье и решила, что хочу поучиться у знаменитого парикмахера Пэра – если и не стану профессиональным парикмахером, то хоть что-нибудь полезное узнаю. Я решила стать его ученицей, но у нас ничего не получилось, потому что я хорошо его знаю, и он начал рассказывать мне о специфике работы парикмахера, о том, как парикмахер может в течение одного дня встретиться с человеком, который собирается на похороны, и с человеком, который собирается на крестины, и постоянно надо иметь дело и с этим раком… Короче говоря, это психологически очень непростая и сильная штука. Ну, вот. И у нас ничего не получилось тогда, но у меня создалось впечатление, что парикмахер – это как священник, который выслушивает истории. Или как психолог. Так меня заинтересовала сама эта профессия, она показалась мне очень классной темой, о которой я хотела узнать побольше.

Расскажи, пожалуйста, о самых запоминающихся моментах из твоего опыта, когда ты ходила по всем этим парикмахерским. Что ты заметила интересного в парикмахерах – и как в профессионалах, и как в людях?

Трудно что-то выделить, потому что каждый парикмахер, которого я повстречала, был удивительной личностью – независимо от того, работает ли он на лиепайском рынке, где к нему выстраивается живая очередь, или в рижском топовом салоне с записью за месяц. Было интересно наблюдать, как они относятся к тебе, готовы или не готовы говорить; и даже когда они уже согласились на интервью – разговорятся ли сразу или сначала надо будет растопить холодок… Можно было ещё заметить своего рода тяжесть или легкость рук. Например, в Латгале у парикмахеров были очень тяжёлые руки. Они ими за волосы брались очень крепко и жёстко крутили мою голову. Но о каждой парикмахерской можно было что-то рассказать, я повстречала там очень много интересных людей, которых раньше никогда не видела. Таких интересных, что я с ними с удовольствием встретилась бы ещё. Они все личности. Люди, которым понятно, зачем они живут, что они делают, которые увлекаются своим делом, они в нём мастера и художники. У них такая жизнь. Я объездила около 25 парикмахеров по всей Латвии. Например, была одна женщина, у которой я провела пять часов, и она сделала мне пять причесок. Это было так неожиданно. Мы и поговорили очень глубоко и очень интересно, у неё было абсолютно своё мнение обо всём, и она была такой… Женщина, на которую я бы хотела походить в её возрасте. Инесе Алшане её зовут, если что… Из салона Amelia на улице Барона. Чудесный мастер. Не забыть мне и Агиту Гросбарте. Она парикмахер аур, не просто парикмахер, она подстригает и ауру человека в ходе мистического ритуала. В Юрмале есть парикмахер, который в советское время ездил на автобусе, у которого в задней части был оборудован парикмахерский салон. В возрасте 16 лет он начал разъезжать на нём по всей Латвии, стричь волосы в разных деревнях. Такой у него был старт карьеры. Потом уже он стал очень знаменитым парикмахером в Юрмале и теперь стрижёт всяких знаменитостей. Я не знаю, почему так, но я не встретила ни одного скучного парикмахера, с которым мне не было бы интересно пообщаться. Все они были очень особенными. Одна парикмахер, с которой я разговаривала, сказала, что получила степень магистра экономики, чтобы доказать, что парикмахеры – не дураки. Просто получила степень и продолжала работать в парикмахерской. Потому что ей часто приходилось сталкиваться с тем, что к профессии парикмахера по-прежнему относятся со снисхождением. Это унаследованные от советских времен предрассудки – если ты работаешь парикмахером, то ты такого «лёгкого поведения» или что-то в этом роде. В советское время это был чуть ли не самый опущенный человек. «Дорогая, ты хочешь стать парикмахером? Только не это!»

Фото: Ансис Старкс

Кто-то возражал против съёмок?

Нет, со всеми были договорённости. У меня теперь есть ощущение, что эту работу я сделала вместе со всеми этими парикмахерами. Что этот коллективный продукт.

А ты в результате всего этого как-то поменяешь свои привычки ухода за волосами?

Я думаю, что менять ничего не поменяю, но у меня теперь много новых друзей-парикмахеров, к которым я могу ходить и всячески экспериментировать и в дальнейшем.

Фото: Ансис Старкс

А чего ещё мы можем ждать от Катрины Нейбурги в будущем?

Могу рассказать о ближайшем проекте. Мы с Эглитисом [Андрисом Эглитисом, партнёром Катрины – прим. ред.] едем в Берлин, где 25 мая открывается наша инсталляция. Это игровая площадка в самом центре Берлина у Alexanderplatz, в развалинах старого монастыря. И эта игровая площадка, это пространство будет называться «Для осознания своей смертности». Там будет очень много интересных вещей и инсталляций, которые можно пройти насквозь, улечься в них, на них поездить… Игровая площадка будет открыта до октября, там пройдут разные лекции, перформансы, театральные представления, для которых эта инсталляция послужит как сценография, это будет такой open space, где проявят себя все самые безумные берлинские перформеры, а представители разных религий будут рассказывать об облегчённом или осознанном уходе из жизни. Там будет бар, там будет лабиринт, сад с ковриками Pranamat, где можно будет прилечь и расслабиться под воздействием акупунктурного массажа, потом можно будет пойти на чудесную очень медленную карусель и понаблюдать с неё окружающее, сделав полный круг за целых пять минут. И с вами вместе будет вращаться и посаженная там латвийская берёза. Можно будет прилечь в капсулу beauty sleep. Всё из золота, дерева и торфа. Это капсулы, в которые ты ложишься и вслушиваешься в свои внутренние звуки, и ты отдалён от внешней среды и ощущаешь себя здесь и сейчас. Там будет кафедра, на которую ты сможешь взобраться и там, наверху, бежать, как по ленте, словно проповедник и динамическая скульптура одновременно. И там будет звуковая инсталляция, где шесть человек смогут встать у своего рода нимбов, почувствовать себя святыми и исполнить разные ритуалы. Короче говоря, чудесная атмосфера и настоящее приключение в самом центре Берлина.

В начале этого разговора ты сказала, что интенсивное взаимодействие с волосами позволяет нам что-то понять о жизни. Не могу не спросить – а ты что-то поняла о жизни из этого опыта?

Я сказала, что, углубляясь в какую-то конкретную тему, ты можешь больше узнать и расширить свою точку зрения. Это становится ещё одним способом завязать разговор – через кодовое слово. Так же как было с чайным грибом или такси. Это помогает открыть человека. Все эти документальные, антропологические исследования помогают узнать что-то больше о сферах, где люди живут иначе. Через эти кодовые слова я попадаю в новые места, и это украшает и обогащает мою жизнь. И это мне помогает. Это дарит мне ощущение, что я узнаю больше о том месте, где я есть.