Куда идёт «волна»?
«Толчком для развития искусства всегда было противостояние и отказ от чего-то, и сегодняшние молодые авторы точно так же поступают по отношению к предшественникам», – считает петербургская куратор Александра Оминина
Петербургское и в целом российское искусство уже научилось жить в согласии с глобальными правилами, тем заметнее становятся его локальные черты, а исторические особенности инфраструктуры всё чаще воспринимаются как недостатки, с которыми приходится мириться. Там, где ещё совсем недавно степенно сменялись «поколения» художников, теперь идут одна за другой «волны», и в каждой из них будут авторы, с которыми связываются завтрашние надежды современного искусства. В Петербурге они по-прежнему выходят из стен консервативных академических институций, не располагающих к актуальному художественному высказыванию.
Полина Орлова. Проект «Глубина внутреннего мира». Персональная выставка, пространство «Склад 17», 2020 
Об этом хорошо знает Александра Оминина – потомственный художник, больше десяти лет преподававшая на кафедре художественного текстиля Академии имени Штиглица. Она чувствует себя естественно в среде современного искусства. Оминина поддерживает целый круг начинающих художников и выступает куратором их выставок, хорошо понимая, как сделать, чтобы в каждой работе за результатом был виден приведший к нему путь.
В последнее время бывает так, что в наш с вами адрес звучит что-то вроде «ОК, бумер»: начинающие художники ждут критического мнения и хотят получить профессиональный совет, а услышав его, игнорируют или обижаются. Как вы считаете, имеем ли мы право выступать с требованиями к «молодому искусству», не будет ли это в духе «новой этики» считаться насилием? Может быть, нужно предоставить начинающих художников самим себе?
Я давно занимаюсь с молодыми художниками и знаю, что раздавать подобные директивы — не исключительно петербургская традиция. Те, кто сейчас начинает, находятся в трудном положении: лет 15 назад было практически чистое поле, а теперь уже сформировалось целое очень активное поколение со своими взглядами, сложились какие-то стороны, школы и толкования. В какой-то степени это мешает развитию новой генерации художников – мы пока не произнесли слов «художника современного искусства». Происходящее сегодня зря рассматривается в отрыве от истории, но если постараться посмотреть объективно, то толчком для развития искусства всегда было противостояние и отказ от чего-то, и сегодняшние молодые авторы точно так же поступают по отношению к предшественникам.
Под «историей» мы понимаем узкую локальную историю институций – петербургских учебных заведений, Училища барона Штиглица в вашем случае или Академии художеств в моём. Мне очень хочется, чтобы в современное искусство приходили те люди, которым это действительно нужно. Выпускники художественных институтов зачастую стремятся в эту сферу, не имея внутренних склонностей, а только из-за того, что она медийно заряженная, самая большая, богатая и щедрая.
Не всё так просто – «Вы хорошие, а вы плохие, поделитесь». В Академии художеств чёткое разделение на «чёрное» и «белое» очевидно, и от современного там, может быть, вообще только узкая полоска, которую трудно разглядеть. Во всём мире две огромные области сосуществуют гораздо более мирно, чем у нас. В европейских школах существует деление на современные и традиционные направления, причём таким образом, что будущий художник может и там, и там опробовать подходящий образ для своего проекта. В Петербурге очень мало площадок, на которых студенты могли бы экспериментировать как в самих школах, так и вне их границ. Я сама столкнулась с этим, отчего и стала заниматься с совсем молодыми художниками – надо дать им возможность почувствовать, что такое художественное высказывание и как оно создаётся. Повернуть их в сторону размышлений, а не только работы от руки. Понятно, что из-за медийности современного искусства всем хочется заниматься крутым, классным и интересным, но не хочется углубляться, читать книжки.
Анна Мартыненко. Объект «Розочки Донбасса». 2019. Фото с сайта художницы
Не особенно разбираясь в истории искусства, молодые художники начинают с повторения того, что уже было сделано. Можно гордиться, скажем, уникальностью классической школы натурного рисунка, что постоянно делает ректор петербургской Академии художеств Семён Михайловский, но многие художники прекрасно обходятся без всяких академических дисциплин.
С одной стороны. А с другой – посмотрим, что мы получим ещё через пять лет. Если говорить не только про Петербург, то можно посмотреть, чем сейчас живёт Москва. Недавно я проводила опен-колл – было интересно не только отобрать проекты, но и увидеть срез молодого искусства. Я отсмотрела огромное количество заявок. Москва за последние годы так наводнена художниками – пять школ современного искусства на этот 11-миллионный город выпускают около сотни человек каждый год, – что в них довольно сложно разобраться. Приходится отслеживать, кто их учитель, кто вёл группу, и так вместо конкретного контакта с художником попадаешь в зависимость от его CV и уже не пытаешься понять всю глубину. Если вдруг какая-то отдельная картинка невероятно задела и зацепила (а такие были), то понимаешь, что в очередной раз срабатывает твоя классическая подготовка: «О, сильный человек! Рукой владеет». Из какой-то крошечной затеи может выйти интересный проект, у которого будет продуманный продакшн и автор которого знает, как это можно сделать. Когда начинающий художник опирается только на свои рукотворные возможности, но не имеет должного опыта в материалах, довольно часто результат получается невыразительным и блёклым, пусть потенциально и с очень хорошей идеей. Ведь работа художника — это ещё и вменяемая реализация. При этом очень много проектов, которые уже «сфабрикованы» под запросы современного искусства, то есть их авторы обучены делать именно так. Мне кажется, из-за этого у них не остаётся шансов на развитие, что огорчает.
Илья Шалашов. Проект «Зёрна». Персональная выставка, пространство «Склад 17», 2019
Выпускники Академии художеств строят свою художественную идентичность в современном искусстве, намеренно отталкиваясь от школы, они «наконец-то разучились рисовать», как воскликнул однажды Тулуз-Лотрек. А выпускникам Академии имени Штиглица приходится «разучиваться»?
В «Мухе», в отличие от Академии художеств, не заявляют с порога, что «учат вечному искусству». Предлагается хорошая и крепкая база навыков – другое дело, что она так сильно въедается, что потом никакой мочалкой не оттереть. Каждый учится на своём направлении, но в наши дни уже стало возможно посмотреть, что делают соседи, и даже чуть-чуть попробовать. Мы всё время ждём каких-то пылких, ясных и мощных людей, но, к сожалению, нынешнее поколение не такое, они выросли в очень спокойной среде. Их родители повзрослели в девяностые и стараются предоставить своим детям всё лучшее, что совершенно расслабляет. Даже мне с моей активной позицией раскачать сегодняшних студентов было очень сложно. Со многими я хорошо дружу, мы общаемся и обсуждаем какие-то проекты, бывает, что они пропадают на время, это естественно. Но в общем, есть такая вялотекущесть, нет яркой проблематики. Энергичные переживания соцсетей и виртуального мира, политические волнения, наконец, пандемия, которая оказалась общим потрясением, – происходит хоть что-то, так или иначе дающее им толчок к размышлениям, к осознанию набора проблем, которыми могут заниматься художники. Последние два-три года опять стал увеличиваться разрыв в возрасте студентов: многие поступают после художественных училищ. Ещё десять лет назад таких по экономическим причинам было меньше, а сейчас новая волна приезжих молодых художников составляет половину группы, они в целом опытнее, и это хорошо.
Елена Ишо. Из серии Icebox. 2019
Что же тогда приводит их в искусство? В нынешней ситуации от начинающего художника настоятельно требуют концептуализировать жизненный опыт, к чему он может быть совсем не готов, и тогда начинается воспроизведение общих мест. Конечно, для создания искусства всегда есть собственная натура, телесный или психический материал, в котором невозможно повторяться. Всё же хочется, чтобы художник выносил на публику не только список личных обид и огорчений.
Да, у студентов есть то, что я называю «список покупок», глобалистских тем, но даже его они не успевают аналитически и пластически переварить в период учёбы, чтобы попробовать реализовать. Свежие раскрытые умы, готовые заниматься современным искусством, попадают в сильную зависимость от среды: здесь коллекционеры диктуют выбор, тут – галереи, там – старшие художники, а ещё нужно успевать учиться классической школе и заработать на производство своих художественных и учебных работ, что крайне дорого. Довольно быстро начинающие художники, уже вполне рукастые, но с несформированными головами, начинают коммерчески встраиваться в такую картину мира, клепать римейки на российских или западных художников и слать их по опен-коллам. Не скажешь, что «сильная натура всё выдержит и привнесёт свое», потому что какая может быть сильная натура, если тебе 21 год и все кругом требуют срочно что-то сделать. В 2020 году среди отсмотренных студенческих портфолио для Frants Art Foundation оказались интересными работы тех, кто не прошёл по конкурсу в петербургскую школу современного искусства – институт Про Арте. Часть этих авторов – Мария Ларионова, Анна Слобожанина, Анастасия Вяткина – получили от фонда годовую стипендию, и сейчас мы будем следить за их развитием.
Мария Ларионова. Проект «Masha». Персональная выставка, пространство «Склад 17», 2020
Мы все хотим «больше художников хороших и разных» – но, может быть, разнообразие медиумов и жанров не является отличительной чертой петербургского искусства, которое призвано бить в одну точку и разрабатывать одну тему?
В Петербурге есть хорошие школы, которые пытаются воспитывать современных художников под любым видом – так, в Высшей школе экономики они выпускаются по специальности «дизайн». Думаете, Академия Штиглица не могла бы создать отделение современного искусства? Можно найти преподавателей и даже собрать кафедру, но нет заказа извне. Государственное художественное образование работает по стандартам, и в России нет ни одного учебного стандарта, где было бы написано «художник современного искусства». Новый закон, принятый Думой, запрещает дополнительное образование без лицензирования, что сразу отрезает желание заниматься просветительской деятельностью, но пока у нас есть интернет, книги, возможность делать выставки.
Александра Оминина
У петербуржцев есть такая особенность: мы молчаливо смотрим на ситуацию, которая развивается и иногда заходит в тупик. Хорошо выбрать несколько талантливых студентов и ими заниматься, но в процессе обучения они могут сойти с дистанции и мы не получим вообще ни одного. Я очень хочу, чтобы было больше хороших художников, но ищу в них – сейчас будет ещё одна типично петербургская ремарка – качественности. Хочется, чтобы было больше площадок и возможностей для молодых художников, но при этом стоит придержать бурные овации или критику. Надо дать поработать им не только на компьютере, но и показать себя в живом пространстве. Вполне возможно, что всплеск популярности молодого искусства, которое последние годы все поддерживали, после пандемии и вызванного ею кризиса пройдёт – это нормально. Страшнее, что тогда без внимания останутся новые интересные авторы, у них не возникнет желания что-либо делать дальше – таких примеров я видела много. Теперь репрезентация – хотя бы в виде соцсетей и селфи – доступна многим и укрепляет самооценку художников, которым своя публика становится иногда важнее профессиональных критических замечаний со стороны, отсюда новая степень свободы у этого поколения. Другой вопрос, скажется ли это на качестве – мне кажется, процесс рано или поздно рождает качество, но то ли это качество, которого мы ждём?
Верхнее изображение: Анна Слобожанина. Инсталляция «Личные вещи». Выставка «Обычные вещи», пространство ДК Громов, 2020
