Будь глазом торнадо

17.03.2022

Интервью с Мариной Абрамович

Мой разговор с Мариной Абрамович состоялся 18 февраля – в совершенно другом мире. Неделей позже на территории Европы грянула война. Я не знаю, почему, но сейчас, когда я пишу эти строки и думаю о нашей встрече в Zoom в тот пятничный вечер – с утренним солнцем за окном нью-йоркской студии Марины Абрамович и сумраком раннего вечера за окном моего дома в латвийском прибрежном посёлке Мазирбе, – я ощущаю флешбэк одного момента из собственной жизни, произошедшего восемь лет назад. Вот я стою внутри работы Марины Абрамович «Крик» (2013) в парке Ekebergparken в Осло, расположенном в том же месте, где Эдвард Мунк некогда рисовал свой собственный «Крик».

Работа Абрамович, по сути, представляет собой раму, которая обретает своё содержание/эмоцию/отпечаток в тот момент, когда зрители/посетители переживают и слышат крик – свой крик, – таким образом сталкиваясь с глубочайшими вибрациями собственной сути, потому что никто не может измениться в какую-либо сторону только благодаря чужому опыту. С нами остаётся лишь собственный опыт – развивающий, преображающий и делающий нас более подлинными и сознательными людьми.

Тогда, восемь лет назад, я хотела закричать, но мой разум сдержал моё тело. И я так и не собралась, не сконцентрировалась достаточно, чтобы бросить вызов собственным границам. Но я знаю, что сегодня я бы точно закричала. И это был бы крик катарсиса, который бы выплеснул в едином вопле весь спектр психически-эмоциональных переживаний, которые невозможно вербализировать и от которых освободить может только первобытный крик…

В конце марта в литовском Каунасе, Европейской культурной столице 2022, в местной Национальной галерее откроется большая ретроспектива Марины Абрамович. Названная «Память бытия», эта выставка подробно представит основные этапы творческого пути Абрамович, начиная с 1960-х. На ней будут представлены видеозаписи её интервью и самых известных работ, а также её самые известные видеоинсталляции. Экспозиция основывается на серии работ Марины The Cleaner, которая началась с проекта в Moderna Museet в Стокгольме в 2017-м. Сама Абрамович тоже должна присутствовать в Каунасе во время первых дней работы экспозиции, она также собирается провести лекцию/перформанс на стадионе перед аудиторией в 6000 человек. «Вы знаете, становясь старше, люди обычно уходят на пенсию, а я вот только становлюсь всё более безумно занята, но так или иначе я своей жизнью довольна. Я просто собираюсь работать, а потом посмотрим, что будет. Кто знает?», – говорит мне Марина.

Выставка Абрамович «Портрет как биография» (Portrait as Biography) проходит в Galeria Bernal Espacio в Мадриде до 19 марта; 100-минутный оперный проект «7 смертей Марии Каллас» (7 Deaths of Maria Callas), который пережил премьеру в 2020-м в Bayerische Staatsoper в Мюнхене, будет представлен в берлинской Deutsche Oper 8 и 10 апреля и в Teatro San Carlo в Неаполе 13–15 мая.

Наш разговор шёл о силе искусства, миссии художника и о хрупкости жизни – и потому необходимости проживать каждый день, данный нам в этом физическом теле, максимально полно, в постоянном процессе саморазвития, чтобы стать лучшей версией себя за отведённое нам время. О способности и великой задаче присутствия; о познании самих себя, границ нашего тела и разума и нашего места на этой планете. Обо всех нас – микроточке во Вселенной, и нашей миссии на периферии Млечного Пути и в общем пространстве сознания.

Если посмотреть на ситуацию, в которой мы сейчас находимся – нуждаемся ли мы, люди, в исцелении или трансформации? И является ли трансформация в некотором роде формой исцеления?

Вы знаете, у суфийских мудрецов есть одна очень интересная мысль, которая гласит: «наихудшее – это наилучшее», и я думаю, что мы должны извлечь из этого урок. Если мы постоянно думаем, что всё идет легко, и воспринимаем свою жизнь как должное, то когда возникают действительно сложные ситуации, мы оказываемся к ним не готовы. И мы не знаем, как реагировать и как вести себя на самом деле. Вот как в ситуации с Covid-19 два года назад – это был для нас какой-то невидимый враг, и он появился из ниоткуда.

Мы были не готовы и не ожидали этого. А потом весь мир закрылся, и люди начали умирать независимо от того, насколько они богаты, насколько они бедны, из какой они социальной группы, какой расы, с какого континента – пострадали все. Это была очень плохая ситуация. Но мы должны смотреть в перспективе, чтобы увидеть, что на самом деле когда что-то подобное происходит, это одновременно и процесс обучения, а также трансформация человека в другое состояние сознания. Ты приходишь к пониманию, насколько хрупка жизнь – она может закончиться в любое время, в любой момент; мы должны увидеть, какова наша цель на этой планете и как мы можем использовать наше время, нашу единственную жизнь, чтобы добиться наилучшего результата. Вот что я думаю.

Все мы стараемся, насколько это возможно, избегать конфронтации с болью, загоняя боль в самый потаённый угол себя. В своей работе вы делаете прямо противоположное. Проникли ли вы сквозь все свои завесы майи – в самые сокровенные уголки своей личности?

Вы знаете, люди боятся боли, они боятся смерти, они боятся страданий – это три основных страха, которые есть у людей. Боль – это то, чего все пытаются избежать, но я думаю, что когда вы избегаете того, чего боитесь, вы не решаете проблему – вы просто убегаете от неё. В своей жизни я не люблю боль, но в своей работе я фактически инсценирую болезненную ситуацию, через которую прохожу, и пропадаю в ней на глазах у публики. Я ясно вижу, как прохожу через это. И если я могу пройти через боль и освободиться от неё на другой стороне, то и любой другой сможет сделать то же самое. Я становлюсь зеркалом для публики. Я даю им мой опыт, который они могут использовать в своей жизни. Потому что по ту сторону боли находится свобода от страха перед болью.

Marina Abramović, 7 Deaths of Maria Callas, 2019. Photo: Marco Anelli, Courtesy of the Marina Abramovic Archives

Интересно, что женщина-шаман, которую вы повстречали в Бразилии, сказала, что цель вашего прихода на Землю – помочь людям преодолеть боль. Если это действительно ваша миссия, добились ли вы в ней успеха?

Знаете, когда она мне это сказала, для меня это было что-то совершенно очевидное, потому что, как ни странно, хоть я и родилась в семье, живущей в Белграде, с самого детства я никогда не чувствовала, что принадлежу к какому-то определённому месту. Я всегда думала, что моя семья – это не та семья, которую я выбрала, она была дана мне по какой-то причине. И всё, что я когда-либо хотела сделать, это уехать из страны и путешествовать по миру, и увидеть всю Землю, планету, как мою рабочую мастерскую. И когда эта женщина произнесла свои слова, внутренний голос во мне как будто ответил: «Боже мой, это ведь действительно так». Это очень логично для меня, потому что я всегда хотела поднять, возвысить человеческий дух. И в основном это и было целью моих ранних работ, моей целью с самого детства и до сих пор – возвышать человеческий дух. Человеческий дух очень легко сломить. Вы можете сделать это с помощью всего каких-то трёх слов: вы видите кого-то и можете сделать его несчастным. Но это такой большой и важный ритуал – действительно разглядеть потенциал в каждом человеке, потому что он есть во всех, и у всех нас есть плохие стороны и хорошие стороны. Если вы видите только плохое, вы просто увеличиваете то, что и так уже, по сути, печально, нечто, с чем сам этот человек должен разобраться, должен это решить. А если вы показываете человеку его достоинства и хорошие стороны, человек расцветёт, как цветок, как дерево, и вы ещё увидите, каким удивительно счастливым он может быть.

Так что это действительно важно, и всегда я стараюсь увидеть эту хорошую сторону. Я часто вспоминаю одну важную вещь – о Матиссе. Во время Второй мировой войны, когда Пикассо писал «Гернику» и все рисовали зверства, тяжкие, невыносимые вещи и военные бедствия, – Матисс всю Вторую мировую войну писал цветы, только цветы. И если вы посмотрите на это, то поймёте, да, на самом деле, мы в аду. Вот почему нам надо смотреть на цветы, чтобы возвысить наши души. Это то, что я действительно чувствую, и это то, чем я хотела бы заниматься.

В последнее время мы много говорим о связи между разумом и телом. Вы освоили её в совершенстве. Мы знаем, что наше тело обладает древней мудростью – оно может исцелить себя. Проблема всегда в наших умах. Как бы вы охарактеризовали свои отношения с собственным разумом и трюками, которые он проделывает?

Вы знаете, в первый период моей работы, в начале 1970-х, всё, чего я хотела, это раздвинуть физические границы своего тела. Позже, когда я стала лучше понимать его лимиты, меня гораздо больше заинтересовал разум. Ум очень сложно контролировать. Есть замечательная индийская метафора про белого слона. Белый слон – это животное, которым нельзя управлять, поэтому наш ум подобен белому слону. В тот момент, когда вы думаете, что непосредственно управляете им, он ускользает от вас. Вы знаете, мы думаем, что используем 30% нашего мозга, но современные учёные считают, что мы используем только 20%. Это один из самых древних и сложных компьютеров на планете. Но при этом мы забыли про мудрость самого тела, которая, как я думаю, настолько же древняя, как наш Млечный Путь или как чёрные дыры во Вселенной. Я думаю, что разум пришел позже – сначала пришло тело. Требуются годы, годы и годы практики, чтобы по-настоящему научиться слушать своё тело – то, что оно говорит вам, – а не свой разум. Потому что ум коварен. Разум может постоянно вести вас в неправильном направлении, может придумывать несуществующие вещи.

Вы действительно можете совершенно заблуждаться и жить в некой «правде», которая на самом деле абсолютно недостоверна. А физическое тело – это мудрость, которая никогда не будет вам лгать. И ещё у нас есть эта огромная сила тела: исцеление, повышение температуры тела, замедление сердцебиения, вы знаете, интуиция, телепатия и всё такое прочее. И единственное, что мы должны делать, это развивать это. Общество, в котором мы живём сейчас, западное общество, является технологическим обществом. И мы совершенно неполноценны, потому что полагаемся на эти дурацкие телефоны, компьютеры, все эти устройства – и не полагаемся на себя. Вы знаете, все технологии были изобретены для того, чтобы люди могли экономить больше времени для себя. Но мы боимся этого времени для себя, потому что не знаем, что с ним делать. Мы не можем контролировать сами себя. Одна из причин, по которой я создала систему упражнений «Метод Абрамович», заключалась в том, чтобы понять и принять то, что нам необходимо «застолбить» это время, что нам нужно провести хотя бы один день в нашей жизни без часов, без телефона, без компьютера. Просто тишина с самим собой – послушать то, что внутри нас, то, на что у нас никогда не хватает времени. Я всегда считала, что прямо сейчас, в XXI веке, если мы действительно хотим оставаться людьми, людьми с эмоциями, мы должны вернуться к простоте. Иначе мы станем бионическими существами – цивилизацией с роботизированным сознанием.

Говоря о времени и самом этом понятии, «присутствуете» ли вы каждую секунду своей жизни? Вы сумели освоить эту способность?

Знаете, можно быть очень самонадеянной и эгоистичной и сказать – да, я всё это знаю. Но это неправда. Каждый день вы осознаёте, насколько много вы ещё не знаете, потому что это целая огромная вселенная. Я действительно так думаю – что никогда не хотела бы вернуться в то время, когда мне было 20, 30, 40, 50. Теперь, когда мне за 70, мне нравится мудрость этих моих лет. Потому что вы наконец понимаете некоторые вещи, которые невозможно ускорить – вам нужно время и опыт, чтобы добраться туда. И прямо сейчас я чувствую, что это действительно лучшее время в моей жизни. Но в то же время я осознаю, насколько оно невероятно ограничено. В этом году мне исполнится 76, значит, через четыре года мне будет 80. Доживу ли я до 90, до 103, как моя бабушка? Не имею понятия. Но каждый день может стать последним, и ощущение, что вы действительно проживаете каждый день в полной мере, может вас по-настоящему вознаградить. Вот что я на самом деле должна помнить – что каждый день может стать последним днём. Это способ избавиться от всякой дряни в твоей жизни, но понадобится время, чтобы попасть в эту точку. И потом я смотрю на молодое поколение и думаю: Боже, какая растрата попусту! Но в то же время – они должны пройти через этот процесс. Мы не можем их ускорить, понимаете, это невозможно.

Marina Abramović, 7 Deaths of Maria Callas, 2019. Photo: Marco Anelli, Courtesy of the Marina Abramovic Archives

Вы экспериментировали с различными духовными практиками – что вы искали? И нашли ли вы то, что искали?

Я искала всё, что могло бы заставить меня понять своё тело, свой разум, насколько это возможно. И я пыталась заглянуть в каждую возможную культуру. Сначала я обратилась к пустыням, без какой-либо духовной практики. Я думала – Моисей ушёл в пустыню, Мухаммед ушёл в пустыню, Будда ушёл в пустыню, Иисус тоже. Никто из них не вернулся просто тем же, кем был, значит, в пустыне что-то есть. Так что я побывала во многих пустынях, потому что там нет никакой информации – это просто песчаные дюны и небо, луна и солнце, и это всё. Так что это было очень важно, такая изоляция и пребывание в одиночестве в течение длительного времени. Позже я очень заинтересовалась тибетской культурой, особенно тибетским буддизмом. Потом культурой австралийских аборигенов, а потом я поехала к шаманам в Бразилию. Потом я отправилась на Шри-Ланку узнать про тамошние ритуалы, потом в Индонезию, а потом – посмотреть, что делают японцы. Я стремилась побывать всюду. И я взяла все элементы, которые мне помогали, и создала свой собственный микс, назвав его «Метод Абрамович». На самом деле я только что выпустила набор карточек под таким названием (этот комплект был выпущен в феврале под эгидой издательства Laurence King Publishing, и он включает в себя 30 карточек – заданий на преодоление жизненных трудностей и перестройку себя/самосознания – прим. ред.), они как игра, но в то же время любое из этих упражнений реально может помочь людям, потому что они реально помогли мне. Мне нравится делиться со всеми.

Marina Abramović, 7 Deaths of Maria Callas, 2019. Photo: Marco Anelli, Courtesy of the Marina Abramovic Archives

Вы участвовали в ритуалах аяуаски и рассказываете о них в своём фильме. Какие основные уроки преподала вам аяуаска? И что вообще такое аяуаска, по вашему мнению?

Знаете, до этого я не употребляла никаких наркотиков, кроме курения марихуаны от головной боли, рекомендованного мне врачом. Я никогда не принимала грибы или ЛСД; я никогда не принимала ничего из этого, потому что мой основной метод – не есть, просто не есть в течение длительного периода времени. Но об аяуаске я прочитала так много литературы и видела, как они лечат болезни, как бразильские племена таким образом используют её. Однако когда я сама прошла через это, я подумала, что человек, который дал мне аяуаску, был очень безответственным. Абсолютно. Когда церемония началась, он дал мне небольшую дозу, как и всем остальным, потому что таков и был ритуал. Я приняла и вообще никакого эффекта не почувствовала. Всё выглядело точно так же. За исключением того, что я заметила своего фотографа, который тоже принял вместе со мной аяуаску (половина моей съёмочной группы тоже прошла через это, а половина – нет, так что документировались оба эффекта) и шёл передо мной по лесу со штативом на спине. Я спросила его: «Что ты делаешь?», – а он ответил: «О, я фотографирую». Я не увидела при нём никакой камеры и всё же восприняла это как вполне нормальный ответ. Что на самом деле происходило, так это то, что у него и не было никакой камеры, и он, и я – мы оба уже находились под воздействием аяуаски, но этого не воспринимали. Поэтому я спросила его: «Ты что-нибудь чувствуешь?» Он сказал: «Нет, ничего». Тогда мы пошли к шаману, и он спросил нас: «Вы ничего не чувствуете? Ладно!», а потом нам дали полную чашку аяуаски. Вы знаете, я никогда не испытывал ничего подобного. Я приняла её, и через десять минут в моем организме словно бомба взорвалась. В течение семнадцати часов я не могла прийти в себя – хотела уйти, кричала: «Мне нужна помощь, я хочу к врачу!» Я была совершенно не готова к такому эффекту. Это вызвало в моём организме такой сильный шок, что мне пришлось принять следующую дозу, очень мягкую, чтобы справиться с этим страхом и избавиться от него. Я знаю, что у людей разный опыт употребления аяуаски. Мой опыт состоял в том, что я не могла с этим справиться. Я думаю, что это было совершенно неправильно. Этот опыт оказался для меня травматичным из-за неправильной дозировки. Знаете, меня тошнило семнадцать часов, по-настоящему тошнило – это было ужасно. И тут я и вспомнила, что для меня отказ от еды и очень аскетические монастырские процедуры из средневековья – это и есть то самое «моё». По простой причине, что с каждым таким днём уровень вашей энергии растёт, и ваше состояние на следующее утро – это не действие какого-либо наркотика, а эффект вашего собственного тела. Для меня это самый естественный способ.

Marina Abramović, 7 Deaths of Maria Callas, 2019. Photo: Marco Anelli, Courtesy of the Marina Abramovic Archives

Были ли у вас когда-нибудь моменты, когда вы чувствовали себя единым целым со всеми вокруг вас, со вселенной?

Да. Одна вещь, которую мне действительно довелось испытать, – это единство со вселенной. А также периоды синхронности. Это самый невероятный опыт, который у меня когда-либо был. Чем сложнее перформанс, тем больше меня будоражит такая ситуация. А иногда это происходит совершенно непредсказуемо. Это могут быть очень короткие, очень ограниченные моменты. Во время долгой работы со многими ограничениями вы вдруг достигаете точки полного ощущения гармонии, света и ясности. Это невероятное счастье и безусловная любовь ко всему и всем. И вы не можете предсказать, как долго продлится это состояние, поскольку оно приходит и уходит. Моменты синхронности невероятны – когда всё просто приходит в равновесие. Я думаю, вам действительно нужно работать над собой, чтобы достигнуть этого; такое не даётся легко. Это результат большой работы и самоочищения. Вот почему мои мастер-классы называются «Уборка дома». Мы постоянно чистим свою обиталище – но я говорю об этом Доме (показывает на себя, внутрь себя), и вам нужно тщательно очистить этот Дом. И только когда он полностью чист, вы входите в эту синхронность.

Может ли искусство помочь нам в этом процессе очищения?

Знаете, во-первых, искусство – это очень много вещей. Это то, что человек, художник, на самом деле хочет сказать своим искусством. Искусство бывает чисто политическое, бывает духовное или социальное и так далее. Для меня искусство – это множество слоёв всего вместе. И чем больше слоёв, тем больше эффект, потому что каждый человек может считать тот слой, который ему нужен в данный момент. Но в искусстве определённо есть и целительный элемент, некая божественная красота – когда видишь в картине что-то, что вызывает в тебе это невероятное спокойствие и счастье. Всё возможно, и я думаю, что искусство может обладать этим качеством, но это редкость; очень многое в искусстве просто отражает реальность такой, какая она есть. Очень немногие думают о вещах, которые не относятся к реальности, думают о мире как концепции, о мировоззрении; речь идёт о нашем духовном «Я» и его проекции.

Меня очень интересуют два совершенно разных художника: Ван Гог и Ротко. И невероятно, какое эмоциональное воздействие оказывают на меня эти двое. Ван Гог действительно мог видеть частицы атомарного вещества. В его работах есть что-то такое молекулярное, вибрация цветов. Буквально ааааа – они действительно наполняют вас этим чувством. Я как-то была на большой выставке, которая объединила работы Ван Гога и Поля Гогена. И чётко осознала там: Гоген был хорошим художником, но Ван Гог был чем-то другим. Было что-то, что он видел. И, возможно, осознание того, что он видел на самом деле – молекулярную структуру наших существ – было для него чем-то слишком мощным, и он сошёл с ума. Знаете, иногда бывает слишком много истины. А у Ротко по-другому: эти его мрачные картины, в которых чёрное – не чёрное, а фиолетовое – не фиолетовое… Это пласты и пласты боли, которые в разном балансе работают на вашу нервную систему, а ваша собственная реакция – это уже другой набор эмоций. Я действительно считаю, что чтобы что-то было хорошим, оно должно быть эмоциональным. Эмоциональность для меня очень важна. Знаете, у меня есть такая шутка – если фильм не заставляет вас плакать, то фильм плохой. Мне необходимо плакать.

Считаете ли вы, что искусство может действовать как своего рода эмоциональный стабилизатор в критических ситуациях, способствуя эмоциональному исцелению?

Знаете, дело не в искусстве, дело в человеке, который этим занимается. Человек, который занимается искусством, должен обладать соответствующей реализацией, соответствующим личностным балансом, чтобы создавать работы, которые могут влиять на других. Искусство – лишь медиатор, важно, от кого оно исходит – что за человек его создаёт, его душа. Существует представление, что, изменив себя, вы можете изменить миллионы. Это напрямую относится к искусству. Всё дело в художнике, который его создаёт. Это не искусство само по себе, это вы сами... Художественные средства, медиумы могут быть любыми – от поэзии до живописи, от скульптуры до перформанса. Однако человек должен пройти через процесс осознания, чтобы реализовать предполагаемое впечатление на других, независимо от того медиума, который он выбрал.

Так много вещей не имеют рационального объяснения. В том числе и идеи – откуда они берутся? Есть гипотеза, что сознание информирует себя через собственные творения – будь то искусство, музыка, кино или книги. Вот почему некоторые фильмы, произведения искусства и книги появляются именно в то время и в том месте, где оказываемся и мы сами. Вы согласны с этим?

Знаете, если сравнивать художников, духовных лидеров и учёных – что у них у всех общего – это интуиция. Учёным нужны доказательства чего-то, что духовные люди и художники уже знают. Даже если мы всё это знаем, это все равно не имеет никакой ценности, пока у учёных нет доказательств. И это просто смешно. Потому что у нас есть эта интуиция, это чувство предвидения того, что произойдёт. В Западной Африке есть племя догонов, мифология которого включает звезду Сириус и один из её спутников. До изобретения мощных телескопов никто не знал, что у Сириуса есть спутники. И всё же у этого племени была целая мифология об этой звезде – танец, ритуалы, молитвы. Только недавно, с изобретением телескопа в прошлом веке, мы поняли, что у Сириуса есть спутники. Такого рода знание – это интуитивное знание, которое есть не у всех, но оно присутствует у великих художников и великих духовных учителей. Именно к ним сейчас прислушиваются учёные; это совершенно новая ситуация. И тогда учёные знают, в каком направлении им искать доказательства – ведь наше общество настолько технологично, что мы поверим во что-то, только если у учёных есть доказательства. Но невидимый мир существует. И не только невидимое, но и всё то, что мы называем иррациональным. Человек не может придумать в своём мозгу то, чего ещё не существует. Даже самое рациональное может быть иррациональным. На самом деле всё существует – и это иррациональное знание тоже есть.

Вы когда-нибудь обращали внимание на то, каким образом вы думаете как художница? Размышляете вы словами или формами, или, может быть, вы думаете в движении?

Нет, для меня весь процесс основан на видениях. Я не работаю в мастерской, потому что не люблю сидеть на месте – я занимаюсь жизнью. Всё, что я делаю, это жизнь, и идеи исходят из жизни. А видения приходят в виде почти трёхмерных изображений. Я вижу картинку, и если это образ заставляет меня думать: «О, Боже, это так прекрасно, но я никогда не смогу этого сделать», – тогда у меня появляется желание это воплотить. А если мне это нравится, но это легко сделать, я просто отпущу и забуду. Это должно преследовать меня много-много дней и месяцев. Я вижу такие вещи почти как голограмму. И я считаю сны очень ценными ещё и потому, что есть разные типы снов. Есть сны, которые повторяются, сны, которые отражают только определённый день или просмотр фильма или прочитанную книгу. Но иногда, очень редко, можно увидеть сны, после которых всё происходит именно так, как в них было. Абсолютно! И некоторые мои идеи вышли из таких снов.

Это как осознанный сон…

Вы знаете, когда я работала с Улаем, мы провели довольно интересный эксперимент – мы нашли врача, который мог нас загипнотизировать. В течение трёх месяцев мы ходили на занятия три раза в неделю. Он один, я одна, и рядом только магнитофон. Мы попросили доктора не погружаться в наши прошлые жизни, мы должны были лишь рассказывать ему под гипнозом о наших новых идеях. И в течение этих трёх месяцев мы не прослушали ни одной записи с этих сессий. А когда они закончились, мы оба прослушали наши записи, и из идей, которые появились из этого гипнотического состояния, мы сделали пять перформансов. Один из них очень хорошо известен, «Энергия покоя» (1980), с луком и стрелой, которые мы держим между собой. Это была отличная идея, и мы почерпнули её из гипнотического состояния, а не придумали, сидя в студии.

Вы уже упомянули старую суфийскую поговорку: «наихудшее – это наилучшее». Находимся ли мы, как цивилизация, в худшем моменте в этом цикле эволюции? Или мы на пути к возрождению – из гусеницы в бабочку?

Знаете, я действительно считаю, что нет худших или лучших ситуаций – мы просто живём своей жизнью, со своими взлётами, падениями и проблемами. Я имею в виду, что когда в XV веке была чума, она длилась 15 лет, и погибли миллионы людей. Сейчас мы живём во времена коронавируса, который длится уже два года и, может быть, продлится ещё три, но для времени Вселенной это ничто. Я думаю, что наши жизни постоянно повторяются, и у нас есть только разные имена, разные названия для этого. Была Гражданская война и Вторая мировая война, а теперь может произойти ядерная война. Но мы всё ещё убиваем друг друга, всё ещё есть люди, которым нечего есть, есть нищета, и есть невероятно богатые люди, которым на всё насрать. Мы губим планету, планета, наверное, погубит нас, и потом снова обновится. Всё так. Знаете, нет ни худшего, ни лучшего – надо смотреть на себя в перспективе. Мы крошечная точка во Вселенной. Мы даже не в центре Млечного Пути. На самом деле мы находимся на периферии, на маленькой голубой планете, в которую в любую секунду может врезаться астероид. И мы все сгинем. Так что если мы посмотрим на эту ситуацию такой, какая она есть, – насколько мы уязвимы, насколько мы невероятно незначительны – мы действительно должны считать свою жизнь чудом. Каждый день – это чудо. Наше тело – абсолютная копия Вселенной, и именно поэтому я занялась изучением себя – изучая себя, я могу понять всё остальное и всех остальных.

Знаете, нет лучших или худших периодов – всё просто приходит и уходит. Космос дышит, наша планета дышит. Мы вращаемся вокруг своей оси. А потом мы движемся вокруг солнца, солнце движется вокруг галактики, галактика движется вокруг чего-то еще. Поэтому, когда я делала свой перформанс «В присутствии художника» (Artist is Present), мне не нужно было двигаться. Мы слишком много двигаемся. Я говорю, просто будь статичен какое-то время, будь зрачком торнадо.

Нам очень трудно молчать, контролировать своё тело. Как научиться молчать и тем более – как научиться смотреть, в том числе и на искусство? Потому что, если мы хотим использовать/ощутить его целительную силу, сначала мы должны найти способы полного присутствия и позволить искусству вести нас.

Я думаю, этого можно достичь, практикуя мой «Метод Абрамович». (Смеётся.) Сейчас у нас есть две группы, работающие в горах Греции, одна из 14 человек, а другая из десяти. Параллельно мы также проводим пять мастерских в моём институте, где я преподаю метод Абрамович «Для уборки дома». Это действительно эффективно, ведь участвуя в мастер-классе, приходится на целую неделю отказываться от телефона, часов и компьютера. Пять дней без еды, без разговоров с другими людьми. Время с собой. Независимо от вашей профессии это хороший опыт, который можно взять с собой на вашем пути вперёд. Неважно, учитель вы, рабочий на заводе, политик, художник – вы можете использовать всё, что вы испытали на этом тренинге, наилучшим образом в своей жизни. Вы можете сделать свою карьеру или всё другое, чем вы занимаетесь, более значимым. Хороший пример – один американский архитектор немецкого происхождения; он был самым старшим в группе, 65 лет. Он был в очень плохом настроении. Все спрашивали его, почему он в таком плохом настроении. Его жена подарила ему эту возможность поработать со мной в качестве подарка на день рождения. Поэтому он не мог этого не сделать. И он был невероятно счастлив после нашего курса. Мы узнали, что на самом деле он очень известный немецкий архитектор, который работает с натуральными материалами и много думает об окружающей среде. Теперь он говорит: «Я хочу тебе помочь, это невероятно…» Знаешь, иногда лучше всего делать то, что тебе не нравится, – это заставляет выйти из зоны комфорта. Именно это с ним и произошло, и теперь он большой сторонник моего метода.

Ваша выставка в лондонской Королевской академии была отложена из-за пандемии. Её название по-прежнему остаётся неизменным – «После жизни»?

Да, она по-прежнему называется «После жизни». Мне очень интересно, что будет потом.

*****

Через неделю после нашего разговора в Украине началась война, и в первые её дни Марина Абрамович, родившаяся в Сербии, выступила с видеообращением в знак солидарности с украинским народом.

P.S. Автор выражает благодарность венской галеристке Урсуле Крицингер, которая помогла этому разговору состояться. Сама Марина в нашем разговоре сказала о ней так: «Я знаю Урсулу с 24 лет, так что это долгие-долгие отношения; мы действительно как одна семья».