«Современный Санчо Панса»
Интервью с британским художником Стивеном Уилксом
В рижской галерее Māksla XO до 23 июля можно увидеть много ослов – причём в самых разных видах и форматах. Их сюда привёз британский художник Стивен Уилкс (1964), живший и работавший в Париже, Амстердаме, а в последнее время обосновавшийся в Берлине. Вот и этот проект реализован в сотрудничестве с берлинской Kai Hilgemann Galerie (а также Galeria Szydlowski из Варшавы). Выставка называется «Путешествующие ослы. Посвящение» и представляет собой срез важнейших проектов этого остроумного, наблюдательного и поэтичного художника.
Одна из работ графической серии, представленной на выставке «Путешествующие ослы. Посвящение»
«Несмотря на то, что Стивена Уилкса интересуют поиски высокой правды в искусстве, каждая его работа имеет прямое отношение к современной действительности – от повседневных вещей до городских построек, глубин земли и океанов, изменений климата, переживаний маленького индивида или большой политики. Он черпает вдохновение и идеи во время долгих прогулок по городу или за городом. По мнению художника, возведение повседневных явлений в нечто неожиданное и поэтическое – это большая миссия искусства», – повествует текст, представляющий выставку на сайте галереи.
Интересно, что первое образование Стивена – литературное, и этот бэкграунд задаёт ещё одну ось координат, связку значений в его работах. «Я изучал литературу в Кентербери. И я думаю, что она – та нить, которая пронизывает многие мои работы. Которые часто отталкиваются от какой-то цитаты или фразы», – рассказывает он мне, пока мы переходим от рисунков с ослами к настоящей вращающейся карусели с осликами, напоминающей аллегории danse macabre на тему вечного круговорота ухода и возвращения.
Фото: Renārs Derrings
Ослы – конечно, благодатная тема. Они, безусловно, сыграли важную роль в хозяйстве и культуре человечества. Стоит вспомнить, что и в Священном Писании Христос, как Царь мира, на молодом ослике въехал в Иерусалим. Исследовательница Любовь Перкас, занимавшася темой «Образ осла в мировой художественной литературе», пишет: «В Европе серое длинноухое создание никогда не пользовалось особым уважением, персонифицируя такие отвратительные человеческие пороки, как глупость, лень, тупое упрямство и похоть, зато на Ближнем Востоке, в Средней Азии и Латинской Америке маленький скромный ослик – символ трудолюбия, простоты, нeпpихотливости, терпения и покорности. В литературе самое демократическое существо является верным спутником вeсёлых и находчивых гepoeв из простонародья: оруженосца Рыцаря Печального Образа Санчо Пансы; защитника угнетённых и обездоленных Ходжи Насреддина; жизнеpaдocтнoгo обжоры брата Горанфло и др. Все они трогательно заботятся о своём ceром четвероногом друге, разговаривают с ним, расчёсывают ему хвост. Ходжа Haсреддин даже пообещал шаху за 20 лет нaучить осла читать Коран…»
Фото: stephenwilks.net
Своего первого осла Стивен Уилкс сшил в 1999 году: большую тряпичную куклу в натуральную величину из серой ткани, с хвостом, гривой, большими глазами-пуговицами и животом на молнии, который одновременно служил своего рода сумкой. Тряпичный осёл по кличке Бальтазар стал постоянным спутником Стивена Уилкса в его прогулках по городу. Со временем к Бальтазару присоединились ещё шесть осликов, которые начали свою, уже гораздо более независимую от художника жизнь, путешествуя по миру и сменяя одного временного владельца за другим. Во время этих перемещений животы ослов постепенно наполнялись заметками, фотографиями, зарисовками и посланиями. «Встречи, воспоминания, индивидуальные реальности переносятся всё дальше в ходе этого непрерывного путешествия. Ослы превращаются в своего рода посредников и в творцов социальной интерсубъективности», – сообщает текст на сайте галереи.
А известный английский арт-критик и историк искусства Марк Гисборн комментирует это так: «Осёл настолько тесно связан с испанской и латиноамериканской культурами, что заманчиво думать об Уилксе как о современном Санчо Пансе, чьи работы зачастую представляют собой иронические комментарии, современное „санчиссимо” или шуточки в духе „животики надорвёшь”, основанные на проникнутых чёрным юмором юмористических наблюдениях за миром. Это современный герой Сервантеса (скорее антигерой), бросающий вызов ветряным мельницам нынешней несправедливости».
Фото: Renārs Derrings
Один из ваших ослов наконец добрался и до Риги и теперь отдыхает в углу галереи Māksla XO. Конечно, здесь есть и работы из других ваших проектов – серии рисунков, вдохновлённых «Скотным двором» Оруэлла, керамических воспроизведений использованных пластиковых бутылок из Bottle River и не только. Но ослики играют тут ведущую роль. Как вы пришли к такой теме или к таким героям?
Весь этот проект с ослами начался примерно 20 лет назад. Всё произошло в Берлине, где я жил тогда как приглашённый художник. И у меня появилось желание создать что-то, что было бы отчасти полуавтономно и создавало свою собственную сеть взаимодействий. Так и родилась эта идея, и изначально она была завязана на локальном сообществе, однако шаг за шагом она стала пересекать свои первоначальные границы. В начале всё это называлось «Троянские ослы», я встречал людей на улице и предлагал им взять одного из этих осликов с собой. Каждый из них представлял собой и как бы резервуар, сумку, куда можно было поместить свои записи, письма, истории. Тогда не так уж много людей владели мобильными телефонами. Поэтому я ещё включал в «комплект» одноразовые камеры, чтобы люди могли фотографировать свою жизнь. И если у вас оказывался такой осёл, то спустя время вы могли передать его кому-то, кому вы могли его доверить в дальнейшем. Наверно, какие-то корни этой идеи можно найти в мейл-арте, где тоже очень важна была коммуникация между людьми, которая обычно не очень возможна в контексте галереи или музея. И потом уже я стал называть их «Путешествующими ослами» и отправлять их в неизведанное, сопроводив своим адресом э-почты. В конце концов они стали путешествовать больше, чем я сам. Переходить по цепочке из рук в руки.
Скажем, одного из этих ослов я послал вместе со знакомым журналистом в Иорданию. И потом началась Первая война в заливе. Этого осла где-то выставили тогда в публичном месте, и кто-то повесил ему на шею какое-то политическое заявление, так что осла «арестовали» и конфисковали полицейские. Его следы затерялись. И вдруг через пять-шесть лет я получил электронное письмо из Египта, из Александрии, что вот они обнаружили в ослике адрес электронной почты и решили узнать – не мой ли это осёл. В то же примерно время со мной вышли на связь люди из Марокко и предложили приехать туда и переправить туда же осла из Египта. И уже оттуда осёл с надписью на боку Nothing to declare пересёк границу Марокко и Испании в Сеуте, развеселив множество марокканцев, которые ждали очередь на пункте пограничного контроля. Пограничники обыскали его, не нашли ничего предосудительного и пропустили в Испанию. Из Севильи осёл попал во Францию, затем в Голландию, и оттуда уже вернулся в Германию, где остепенился и осел в музейной коллекции. Так что у каждого из ослов своя судьба – невозможно предсказать, куда она его заведёт, но с любым из них происходят какие-то истории.
Фото: Renārs Derrings
В южных странах ослики – привычные обитатели, но в наших европейских широтах это скорее экзотика.
Возможно, но в культурном поле фигура осла – вполне привычная доминанта: в литературе, фольклоре и в каком-то смысле – в коллективном бессознательном. Причём они в нашем сознании зачастую обладают качествами, не связанными с реальностью. Например, считается, что ослы туповаты, а это неправда. Они очень умные животные.
Есть ещё традиция воспринимать его как восточное животное, постоянного героя арабского мира сказок и преданий.
Одна моя коллега в Берлине, она родом из Турции, рассказывала мне про эти легенды – истории про мудреца, который передвигался на своём осле, сидя наоборот.
Ходжа Насреддин?
Да-да!
Истории о нём были очень популярны в Советском Союзе. Он воспринимался как борец с шахами, богачами и муллами, и его пытались представить своего рода протокоммунистом.
Замечательно! Я не знал об этом.
Фото: stephenwilks.net
А что для вас самое важное в этой мифологии, сложившейся вокруг осликов?
Я сам происхожу из среды, связанной с рабочим классом. Поэтому у меня есть эти ассоциации с тяжело работающими людьми, с трудом выживающими и платящими по счетам. Увы, в последние 20–30 лет я вижу, что мир постепенно возвращается к вещам, от которых мы так стремились уйти, – к устроенному в виде пирамиды обществу, где бедные беднеют, а сверхбогачи получают сверхприбыли. То есть этот образ становится, к сожалению, актуальнее. Ещё ослы довольно меланхоличные животные. И про них говорят – упрямые или упёртые. Но я думаю, что второй смысл слова «упрямый» – это «уверенный в правильности выбранного пути», т.е. не тот, кого можно легко перенаправить в любую сторону. Мне импонирует и то, что ослы очень умные животные, несмотря на то, что каким-то образом сложилось это совершенно ложное представление об их глупости.
Donkey Roundabout. Фото: stephenwilks.net
Они просто не говорят много.
О, они бывают очень даже слишком разговорчивы по утрам!.. Ещё для меня самого очень важна ходьба и прогулки как своего рода источник вдохновения. И вот эти ослы – они не принадлежат какой-то отдельной стране, они идут, они проходят, шествуют сквозь страны.
С ними связан ещё один объект на выставке – карусель. Я хотел сделать что-то вроде orrery – так называют механическую модель планетарной системы. Но с неким мистическим подтекстом. Тема возвращения, цикла вообще для меня очень символична – я изучал каббалу какое-то время. Это вечное возвращение и в то же время трансформация. Вообще идея цикличности есть во всех ключевых духовных направлениях.
Один экземпляр карусели был продан на благотворительном аукционе в пользу художественной академии в Голландии – Rijksakademie voor Beeldende Kunsten, в которой я и сам учился – ей тогда угрожало закрытие. И он ушёл за сумасшедше высокую цену, академия получила отличные деньги. [Donkey Roundabout был продан на Sotheby's Amsterdam в 2010-м за 98,142 USD – прим. авт.]. Вторая версия карусели попала в коллекцию производителя шампанского Domaine Vranken Pommery и выставляется в Реймсе в их погребах – в пещерах под землёй.
Так что, да, это движение вперёд и назад очень важно в карусели… Вообще, на этой выставке представлены мои работы разных времён и периодов, и мне было важно это ощущение некоей общности, одного потока, несмотря на разное время создания.
Стивен Уилкс в галерее Māksla XO. Фото: Renārs Derrings
Здесь представлена и серия рисунков, вдохновлённых «Скотным двором» Оруэлла…
Вообще-то мы ещё организовывали большие процессии на улицах, участвовали в карнавалах со специальными костюмами, отсылающими к героям книги. Например, в ежегодном карнавале на западе Бельгии, в Аалсте. Там все обычно уже пьяны в 10 часов утра. Это очень давняя традиция – раз в год абсолютно to let it go. Вы надеваете маску и внезапно оказываетесь вдалеке от всего, что вам привычно. И вот мы пытались включиться в эту традицию… Вообще, мне важна эта оруэлловская идея о том, как власть может в конце концов развратить, даже если намерения были изначально добрыми. Я хотел реактуализировать эту идею. Когда я обращаюсь к литературным источникам, то пытаюсь вставить их в современную ситуацию, в современный контекст, избегая явной референтности, стараясь разобраться, что же этот текст, эта идея может сказать нам сегодня?
Фото: Renārs Derrings
А вот эту работу с капустой-глобусом я видел, кажется, в Варшаве…
Точно, десять баллов! Это было во время Warsaw Gallery Weekend, её выставляла Szydlowski Gallery. Так что либо эта вещь следует за вами, либо вы следуете за ней! (Смеются.) Это тоже нечто абсурдное и сюрреалистическое. Но тут есть и какая-то грусть, хотя в то же время ирония и юмор не дают этой меланхолии перевесить.
Грусть? Потому что капуста… не вечна?
У неё, как и у лука, очень много слоёв. Просвечивающих и образующих наложением её саму. И это возвращает нас к теме путешествий и возвращения домой. Есть ли вообще этот «дом», является ли он чем-то целостным?
Капусту ещё можно съесть.
Да, капуста была основой диеты во многих небогатых обществах. В Германии и Англии – тоже. Так что тут много разных слоёв. Да и эту работу можно представить в самых разных контекстах – например, в чьём-то бюро. Она по сути – как негромкая музыка. Которая не кричит на вас: «Вот я!» Вы приходите куда-то, и она там присутствует. Создаёт пространство вокруг себя. Люди заходят внутрь, проходят по залам и внезапно обнаруживают её.
Вот и тут она стоит за колонной и не видна со входа…
Да, именно. Отличное место для неё.
Эта «капуста» – керамическая и, насколько я понимаю, керамика – важный для вас медиум.
Это не был осознанный выбор, осознанное решение: «Теперь я буду заниматься керамикой!» Нет, керамика скорее нашла меня. И вот что я обнаружил для себя в керамике – вас посещает идея, и потом – раз! – и эта вещь уже сделана, done! С картинами, рисунками, инсталляциями иногда приходится «рыть вглубь», переделывать и переформатировать. С керамикой всё иначе. С другой стороны, всегда есть некоторая непредсказуемость результата – вы ставите её в печь, закрываете дверцу, и когда вы открываете её, вы никогда не знаете наверняка, что там ждёт вас. Хотя, наверное, великие мастера тут могут быть более уверены в результате.
Керамика очень вещественна, многодименсионна.
Да, она манифестирует саму себя. И людям нравится не только смотреть на неё, но и трогать. Она тактильна. С другой стороны, её порой можно использовать вполне утилитарно – например, пить из неё. Такие люди, как Грейсон Перри, подняли британскую керамику на совсем другой уровень [Грейсон Перри (1960) – английский художник, известный своими керамическими изделиями и переодеваниями – прим. авт.]. Конечно, у Британии есть свои традиции в этом смысле, но в последние 10–20 лет использование керамики в арт-практике пережило настоящий переворот.
Из серии: Bottle River. Фото: stephenwilks.net
Когда я рассматривал фотографии ваших керамических бутылок из серии Bottle River, воспроизводящих формы пластиковых – полускомканных, «поюзанных», – я подумал о красоте будничных непретенциозных вещей, о формах повседневности, которые мы «пропускаем мимо глаз», воспринимаем как своего рода визуальный мусор, ерунду. Но в текстах об этих работах упоминается тема беженцев. Множество опустошённых пластиковых бутылок – это как бы след миновавшего, прошедшего через какое-то место потока беженцев?
Если честно, над этой идеей «бутолочной реки» я работал уже какое-то время. И когда она была готова, разразился кризис с сирийскими беженцами. Каждый день в новостях были эти люди, множество людей, направляющихся в неизвестность. Люди стали интерпретировать работу в эту сторону, но этого не было в моих изначальных замыслах. Я видел всё это более абстрактно – тут и то, как мы относимся к нашей планете, как мы прожигаем её наследие. И какие-то ассоциации с вазами эпохи Мин. И упомянутые вами повседневные ситуации.
Фото: Zane Iltnere
Красота «не прекрасных» или даже «уродливых» вещей?
Да, почему бы и нет? Это о том, как вы трансформируете повседневную реальность, возвышаете её в каком-то смысле. Я не хочу тут делать какие-то грандиозные обобщения. Но мне кажется, что нет ничего абсолютно безобразного, если это не какие-то ужасы или что-то подобное. Всё зависит о того, как вы смотрите на вещи. Есть какой-то свет, есть жизнь в любой возможной ситуации.
А пластиковые бутылки… Вы видите их везде. И им свойственен парадокс: они несут в себе воду, источник жизни. Например, в какие-то страдающие от засухи районы Африки. Но в то же время они – источник загрязнения, одна из многих причин деградации нашей экосистемы.
В Латвии недавно открыли систему депозита, отчасти помогающую справиться с проблемой переработки пластиковых бутылок. У меня, скажем, любимые шорты для плавания сделаны из переработанных бутылок. Не помню, сколько штук точно на них ушло…
Да-да, довольно много одежды сейчас производят таким образом. Но я, когда слушал вас, представил некие шорты, реально сделанные, составленные из пластиковых бутылок, такой мини-плот на вас самом! А что – неплохая идея! (Смеются.)
Фото: stephenwilks.net
Не так уж много современного искусства, выставляющегося в нашей стране, работает с реальными вещами, элементами повседневности. Как будто искусство немножко не замечает вещественную реальность вокруг.
Возможно, мы двигаемся в сторону всё менее материального мира – все эти увлечения виртуальностью, развоплощёнными образами. Но я это вижу как одну из задач художника – проявить красоту самых обычных, рядовых вещей.
Сейчас в Риге в частном арт-музее Zuzeum проходит большая выставка работ из собраний важнейших балтийских коллекционеров. И она очень интересная, но в то же время там как будто очень немного работ про то, где и как мы живём. Кажется, что там скорее рассматривается, интерпретируется не реальность, которая, конечно, тоже состоит теперь не только из материальных вещей… но визуальность сама по себе или наши представления о ней. Я, конечно, не призываю идти на улицы и рисовать всё подряд, но…
А почему бы и нет? Рисунки-наблюдения – это может быть очень полезная вещь. В этом смысле для меня очень важна фигура Дэвида Хокни. И особенно его сравнительно недавние работы из серии «Three Trees Near Thixendale». Просто три дерева в разные времена года – весной, летом, зимой. Это действительно прекрасно. И благодаря своей простоте в том числе. Но за ней скрыто очень многое.
Фото: Renārs Derrings
К тому же наблюдение смыкается с темой прогулок и фланирования, которая тоже для вас очень важна.
Абсолютно! Фланёры… Я был как-то в мастерской одной художницы, которая нарисовала серию довольно абстрактных работ, названную «Passers By», – это люди, которые проходят мимо друг друга, почти касаясь, но всё-таки не встречаясь. И это мне напомнило цитату из Бодлера о двух людях в метро, которые могли бы быть влюблены друг в друга, могли бы быть любовниками. Но вот эта масса повседневной жизни разводит их в разные стороны, не позволяет пересечься, вступить в связь. И это для меня почти трагичная история. Но на другом уровне… если вы действительно открыты каким-то вещам, они придут к вам, они случатся. Это связано с нашей открытостью повседневности. И повседневность и есть суть всего…
Ключ!
Да-да. Важно присутствовать в реальности (just to be very-very present) – в самой нашей ситуации, в том, где мы и что мы. В потенциале это уменьшает влияние нашего эго, которое действует как своего рода непрозрачная оболочка. Чем более мы сконцентрированы на себе, тем более непрозрачна для нас реальность или чувства других людей. А ведь именно в момент нашего сочувствия, сопереживания людям или вещам вокруг всё начинает по-настоящему приоткрываться. А не только это «я-я-я», «я чувствую себя так плохо!», «я этого хочу / не хочу!» Тут не стоит перефилософствовать и не хотелось бы прозвучать как-то плоско, но всё-таки это ключевая вещь: как именно вы сосуществуете со своим окружением.
