Прибивать или не прибивать?
Разговор в Риге с Вячеславом Мизиным, участником сибирской арт-группы «Синие носы»
04/12/2013
Вячеслав, или Слава Мизин вместе с сибирским сокуратором Сергеем Самойленко прилетел в Ригу по приглашению Иевы Калнини, все вместе они работают над проектом выставки «На волне. Актуальное искусство Латвии и Сибири», которая откроется здесь летом 2014-го. Вячеслав Мизин известен прежде всего как участник арт-группы «Синие носы», чья работа «Эра милосердия» с двум целующимися среди берёзок и снега милиционерами, ещё в 2007 году запрещённая к экспорту тогдашним российским министром культуры, совсем недавно выставлялась в Риге. Дело было на экспозиции «…чтобы происшествие стало событием…», где была представлена коллекция, которая собирается для будущего музея современного искусства под патронажем банка AB.LV. За десять лет до этого работы «Синих носов» побывали в Риге в 2002-м – на проходившей в Железнодорожном музее выставке «Социальный эксгибиционизм». Её куратором тоже была Иева Калниня, которая по праву гордится тем, что это произошло до того, как «Синих носов» настигла мировая слава. И вот мы все вчетвером сидим в попавшемся по пути рижском ресторане KID, где Слава спрашивает у официантки по рюмке самой дешёвой водки для себя и Сергея Самойленко. Водку приносят. «И бутербродик какой-нибудь!» Бутербродика не оказывается, и тогда гости заказывают суп. Пока его готовят, мы начинаем разговор со Славой.
Мы, кстати, повстречались примерно тогда же и совсем не в Риге, а в сибирском городе Кемерово на тамошнем фестивале…
Не на фестивале, а на симпозиуме современной культуры. Местные – они же провинциалы, им чем понтовее, тем лучше. Симпозиум современной культуры в Кемерово!
Но он был крут по-своему…
Да, в связи с тем, что было много водки, было даже смешно.
Я помню, что ты выступал как виджей вместе с группой Nuclear Losj – крутил фотки красоток в разных позах на виниловом проигрывателе, снимал это и проецировал на экран…
Я тогда сделал подобие калейдоскопа – трёхгранную зеркальную призму, внутри которой стояла видеокамера, направленная на диджейскую вертушку. И на неё ставились старые пластинки, на которые были наклеены всякие картинки, порно, всё что угодно – из газет, журналов, и всё это крутились и преломлялось. Выглядело забавно. Такой провинциальный виджеинг, «массивский».
Группа «Синие носы». Из серии «Naked truth». 2006
Кажется, тут есть вполне характерный для тебя подход…
Ну, конечно. Мы говорим, что у нас искусство не «хай-тек», а «тяп-ляп». И вот этот «тяп-ляп» и был представлен на том виджеинге.
Почему же такого рода, как ты говоришь, «тяп-ляп-арт» оказался вполне востребован?
Потому что его может сделать любой человек. Это искусство, созданное буквально здесь, «на коленке». Его может делать пионер, пенсионер, кто угодно.
Группа «Синие носы». Кухонный супрематизм. 2005
Но всё равно вы в этой сфере держите лидерство, последователей не так уж много…
Это в России, может быть, а в мире таких людей столько же, сколько и тех, кто занимается «хай-теком». 50 на 50.
А как это соотносится с тем, что называют «наивным искусством»?
Никак. Люди, которые его делают, они действительно наивны.
Они не понимают, что они делают?
Нет, они понимают настолько, насколько им необходимо это понимать. Не понимают с точки зрения аналитика, критика, куратора. Они занимаются этим и получают удовольствие. И этого им достаточно. Но это не умаляет того, что они делают, и не превращает их в дураков. Просто счастье для них – оно в такой вот деятельности.
А почему «Синие носы» оказались популярны на Западе и среди тамошних кураторов?
Потому что у нас очень интернациональное искусство, очень простое. Это глобальные идеи, которые близки каждому. Сделать искусство из спичек, сделать искусство на пальцах, на коленке, понятное всем. Этого хотят не только западные кураторы, это нужно всем их коллегам – российским, африканским, австралийским и так далее.
И это как-то ловко вписывается в картинку того, чего ждут на Западе от русского искусства…
Ну да, так мы и даём то, чего ждут на Западе от русского искусства. Тут только ещё идиотия в кубе. Это же наша борьба собственно с кураторами, если они задают тему, саму её недопонимая, то мы её огрубляем. Хотите сибирских пацанов – вот они прямо с медведем, в шапках-ушанках, пьяные в стельку… Ещё и куратора за ж… хватают. Ведут себя на триста процентов от ожидаемого. Обычный приём – гротеск называется, разработан давно и не нами.
Понятно. Я читал, что ты в 80-е занимался «бумажной архитектурой».
Конечно, я же архитектор по образованию. Но в Сибири у всего это был ещё панковский такой момент. В Москве это всё было очень нежно и очень продуманно, а у нас такая панк-отмывка. Мы отмывали очень плохо и вообще всё делали спустя рукава, и поэтому всё получалась очень экспрессивно, достаточно нагловато. И нас выделили в отдельную сибирскую бумажную архитектуру. «Сибирские ценные бумаги» это теперь называется (смех). В Третьяковке уже часть работ, кстати.
Ещё мы тогда стали первыми коммерческими архитекторами – до образования кооперативов. Коллега смог открыть карточку на счёте Новосибирского обкома комсомола, и мы с заработанного конторой рубля получали 90 копеек. В результате это превратилось в очень богемное существование, в трэш настоящий, в тапках летали в Москву. Это год 87-й был примерно. В конце концов мы просадили абсолютно всё, никакими магнатами не стали, и в общем как были дураками, так и…
А что это был за бункер, в котором вы прятались в 2000-м?
Это и есть момент основания группы «Синие носы». Нас вообще очень привлекают социальные психозы, когда люди сходят с ума, скажем, из-за системы какого-нибудь Кашпировского. Революции какие-нибудь. А тогда это был миллениум и все с ума посходили – ждали техногенной катастрофы. Типа девятки в нули не превратятся. Миллениум, миллениум! И мы тогда придумали такой проект – что мы грузимся в бункер атомный, как будто уже всё навернулось, наверху уже ничего нет. И вот мы с таким-то вот количеством лапши по нормам гражданской обороны валим в этот бункер, а там телогрейки, нары. В общем, таким вот образом встречать миллениум ломанулись. И было сказано, что не берём с собой электронные приборы, алкоголь и женщин. Но Макс Зонов втихаря пронёс камеру и мы этому порадовались, потому что в первый день было нормально, все экзальтированно общались, а потом все друг друга достали. Реальная такая тюрьма, скучища полная. А тут Макс достаёт камеру – а это ведь надмирный глаз, у тебя сразу сто миллионов или там семь миллиардов потенциальных зрителей. И вот стоит маленькая камера на штативе, а перед ней восемь мужиков пляшут, дерутся, с ума сходят. Это было смешно. И получившееся видео как-то всем понравилось… Это не было что-то вроде Нам Джун Пайка, когда одна и та же петля идёт полтора часа и на фиг зрителю это надо. У нас просто гэги по 15–30 секунд. Нам нарративно или сказательно что ли… нечего было сказать, извините за тавтологию. И мы собственно и открыли этот формат сверхкороткий, который потом появился и на телевидении.
Нам надо было сделать круче, чем Кулик, Бренер или Мавромати. И мы сделали круче. Во-первых, Бренер бил приходящих на выставку, Кулик их кусал. А мы говорили, что публику надо любить, тем более что тогда её вообще не было. Никто и не знал, что такое современное искусство. И это у нас программным было: «Ты себя разх…рь, а людей – развлеки!»
Я не говорю, что мы киберпанки, супернезависимые, сопротивляющиеся системе, нет, мы как бы играем с этим. Но в нас есть критическая дистанция, мы не залипаем в действительность. Такие ироничные комментаторы, «смехуны». И это позволяет башку хоть немного держать в чистоте, извините за пафос. Гигиена ума, санитария сознания.
Прошло больше 10 лет. Что-то изменилось в этой позиции?
Теперь сама ситуация становится настолько абсурдной, абсурдистской, что нет смысла ещё и художникам поддерживать эту сумасшедшинку. На данном этапе проект «Синих носов» запаздывает. И поэтому он… ну, проигрышный что ли. Когда меня недавно спросили, я ответил, что сейчас самый главный эксперт по современному искусству в России – это Цезарь Петрович Короленко. Они говорят: «Это кто?» А я говорю: «Вы в интернете посмотрите». Потом мне девушка звонит – это же главный психиатр Новосибирской области. Я говорю: «Ну да, он вас и просветит по поводу любого психоза в социуме. А мы уже, извините, запаздываем».
Группа «Синие носы». Чёрный квадрат. 2010
Название «Синие носы» родилось в том же бункере?
Да, чтобы обозначить как-то эту клоунаду медийную, мы прилепили себя на носы крышки от бутылок с водой, чтобы так и выглядеть клоунами. А дальше уже другие напридумывали, что мы алкаши, «синяки», на старте этого ничего не было. А потом отказываться уже надоело. Это такая женская история: легче дать, чем объяснять, почему не дала…
Состав менялся?
Уменьшился, просто сократился. Макс погиб, Дима Булыгин ушёл из-за внутренних разногласий, пришёл Саша Шабуров, Костя Скотников время от времени в чём-то участвует.
Но вы по-прежнему в Новосибирске?
Ага. А зачем переезжать? У нас давно такой проект существует, что столица России должна быть в Сибири. Мы придумали карту, что вот есть Дальневосточный округ, а Москва с Питером – это Дальнезападный округ, до Ледовитого океана – это Дальнесеверный, ну и Дальнеюжный где-то в районе Ростова. Я какое-то время пожил в Москве, а потом вернулся – а тут же у нас сразу два центра современного искусства открыли. Да и вообще Сибирь – очень актуальное в смысле искусства место. Без особых традиций, всё происходит прямо сейчас. Самому Новосибирску – сто лет. Сейчас в нём два миллиона живут. Некий культурный слой здесь образовался на фоне послевоенных каких-то движений и существования академгородка. И да, вирус внутренней независимости был тогда занесён академгородком. Со временем какое-то сообщество сложилось, художников человек двадцать есть, ситуация небезнадёжная.
А как тебе идея автономизации и независимости Сибири?
Чушь, конечно. Людям, которые её с серьёзными лицами обсуждают, нефиг делать. Меня абсолютно удивляют все эти сообщества типа Фейсбука, где люди обсуждают, какие чулки у жены и что с этим связано. Она уйдёт от тебя или придёт к тебе вот с такими чулками. И глобальные проблемы обсуждают таким же образом, как будто это собрание экспертов по миростроению.
Кто тебе интересен из молодых российских художников?
Вот парень, Петя Павленский, который яйца себе прибил к Красной площади. Там идеологически, концептуально всё очень чисто – прибил яйца к Красной площади, и сиди на них смотри. И не двигайся, потому что невозможно. Вот такая внутренняя самоцензура.
Летом 2014-го в Риге будет совместная большая выставка латвийских и сибирских художников. Как их планируется совместить?
Очень просто – как антагонизм. Латыши – против сибиряков, стенка на стенку. Шутка. Тут, кстати, всё нереально серьёзно воспринимают. Всё время надо говорить в конце – шутка, чтобы люди не обиделись. Вот Серёга Самойленко рассказал, что в испанском вопрос выделяется вопросительным знаком не только в конце, но и в начале предложения, чтобы сразу было понятно – вопрос. Вот и я думаю, что здесь надо общаться так: «Шутка. Тра-та-та-та. Шутка». А если серьёзно – пока нет окончательного набора работ, концепции могут быть какие угодно. Пока ходим-смотрим вместе с Иевой, вот были у Кристианса Бректе, пойдём к Катрине Нейбурге.
Вообще мы договорились, что я возвращаюсь в Сибирь, собираю своих художников, Иева – своих. И все вместе мотаем в Киев, там и подружимся, сплотимся на баррикадах.
Шутка?
А что, там же – братья Кличко стоят за оппозицию. А они же и украинский павильон на Венецианской биеннале поддерживали. Так что связи есть. Всё схвачено.
Вот про связи и авторитеты. Часто говорят, что арт-сообщество напоминает мафию. Ты как на это смотришь?
Пошутить на эту тему вполне можно. У нас есть работа такая «Супремафия». Мы с Шабуровым нарисовали себе татуировки супрематические и друг другу говорим «запальцованно»: «Какие биеннале топтал? Кого из кураторов знаешь? За кого из художников подписку кинешь?»
Т.е. аналогию можно выдумать. Конечно, чисто формальную. Потому что любое сообщество представлено некоей иерархией. Но сравнивать Гидеона Рихтера с Мишей Япончиком – это перебор. Искусство – это сложно, криминал или там телевидение – это просто. Этим и отличается. Художник должен быть сложен, тогда он и интересен. Когда он упрощён – это полная фигня. Вот сейчас я точно не шучу.
Куратор Иева Калниня и Вячеслав Миизин, который комментирует снимок так: «Работница Латвия связалась с сильнопьющим Сибиряком. Это закончилось как обычно. Выставкой!» Фото: Эдгарс Юрьянс
Тогда последний вопрос. Как тебе кажется, молодые художники в России, новички, они пытаются что-то изменить или встраиваются в ситуацию?
А там этот процесс они не разделяют, их не поймёшь. Они всё равно будут встраиваться в ситуацию искусства, а она, как я уже сказал, по сути – иерархична. Их в этом обвинять глупо, потому что, да, у них есть авторитеты и они на них либо равняются, либо их опровергают. В большей степени опровергают. Это потом уже, в переходный период, по-другому смотрят. Вот Олег Кулик говорил, что у художника есть два периода в жизни: героический и аксакальский. Поэтому люди, которые в героическом периоде находятся, они, конечно, очень интересны, энергичны, пассионарны.
А окружающий мир они хотят изменить?
Ну а ты, когда начинал, собирался окружающий мир менять?
Хм. Знаешь, тогда вокруг всё само собой менялось, мало не покажется. Раз – и Советского Союза нет, два – и ты живёшь в отдельной независимой стране. Сейчас ситуация кажется более громоздкой.
Сейчас у нас всё-таки есть сообщества, тогда их не было. Я показывал какие-то видеоролики парням со своего массива, а они ржали: «Классное видео». Вот и всё. Вокруг все занимались только проживанием – оборотом дензнаков. Когда меня спрашивают про 90-е и про теперешнее время, я говорю: тогда было веселее, а сейчас – интереснее. Раньше можно было выиграть весёлым перформансом, поступком, грубо говоря, штаны снял и все уже аплодируют. А попробуй сейчас? Башкой надо думать, надо впрягаться в нынешние условия. Тот же Петя – вот это зашивание рта, с которого он начинал – это же полная фигня. Но он же сдвинулся куда-то.
Хотя средний такой молодой художник, скорее, говорит: «Я круче, у меня айпад, я лучше там буду заниматься наукоёмким искусством, флешмобами какими-нибудь, но буду жить интереснее, чем этот чувак, которому надо было страдать, сидя голой жопой на Красной площади. Зачем?» Вот так мыслит современный художник, молодой. «Раскрытие баз данных – это круто, интернет, Сноуден, онлайн». Он явно ещё не определился и определится лет через 15 и тогда поймёт, что все эти гаджеты, все эти дивайсы – это полная фигня, что надо брать гвоздь, молоток и идти на Красную площадь. Ну, может, не 15 по нынешним временам, а 5. Короче говоря, приказ по армии искусства всем молодым художникам – определиться за 5 лет.
Прибивать или не прибивать?
Ага.
