Между реальностью и фикцией
10/02/2014
До 16 марта в двух больших залах вильнюсского Центра современного искусства (CAC) на персональной выставке под названием Ficconario разместились пять работ аргентинского видеохудожника Себастьяна Диаса Моралеса – Oracle (2008), Pasajes I & II (2012, 2013), Insight (2012), а также совсем недавно законченнаяSuspension (2014).
Аргентинский видеохудожник Себастьян Диас Моралес (Sebastian Diaz Morales, 1975) в последнее время живёт и работает в Амстердаме. После учёбы в Университете имени кинорежиссёра Мануэля Антина (Universidad del Cine de Antin) в Аргентине и аспирантуры в Королевской академии визуального искусства (Rijksakademie van Beeldende Kusten) в Амстердаме Себастьян Диас Моралес побывал резидентом Национальной студии современного искусства La Fresnoy in Roubain во Франции, а параллельно продолжал путешествие со своими персональными выставками по всему миру: от Мексики и США до многочисленных городов Европы. Одна за другой ему выпадали различного калибра награды и стипендии, в том числе стипендия Гуггенхайма в 2009 году.
С 2000 года работы молодого художника выставлялись в амстердамском музее Stedelijk, в нью-йоркском Art in General, барселонском Miro Foundation, лондонском Tate Modern, парижском Центре Помпиду и в других вполне культовых для современного искусства местах. Кроме того, в Tate и Помпиду работы Моралеса нашли себе постоянное пристанище; в свою очередь, в свои частные коллекции его работы включили фонды Fondazione Sandretto Re Rebaudengo в Италии, Sammlung Goetz в Германии и Isabelle et Jean-Conrad Lemaître во Франции.
Фильмы и видеоработы Моралеса нередко сюрреалистичны – социальная реальность отражается в визуально абстрактной и насыщенной фантазиями форме. По преимуществу в его работах исследуются отношения между социально-политической властью и поведением отдельного индивида, взаимодействие «человека рефлексирующего» с окружающей средой и социальными структурами.
Художник работает в двух направлениях. В работах используется и заранее заготовленный чёткий сценарий, и непредвиденность реальной действительности; объектив камеры фокусируется и в документальном поле, и в кинопространстве экспериментальной и научной фантастики. Конечно, немалую роль играет последующий и порой вполне «манипулятивный» цифровой монтаж.
С Себастьяном Диасом Моралесом мы встретились в вильнюсском Центре современного искусства (CAC). До открытия выставки оставалась только пара часов...
Что вы чувствуете сейчас, когда всё стоит на своих местах и выставка стала единым целым?
Эта выставка создавалась по строго установленному плану, оставляя для импровизации сосем немного места. Это что-то вроде фильма с тщательно разработанным сценарием. Я доволен – такой план реально работает, ведь когда слишком увлекаешься разработкой дизайна выставки, может получиться так, что она потеряет свой смысл, но здесь, кажется, удалось этого избежать.
Pasajes I (2012). Анатомикум, продовольственный магазин, музей, погреб... Наблюдая это проникновение через двери из помещения в помещение, можно потерять ощущение реальной среды и проникнуться образом архитектуры несуществующего пространства
Прежде чем мы обратимся к разбору смысла выставки, хотелось бы понять, насколько велика роль пространства и его специально созданной архитектуры...
В действительности этот зал был вызовом. Это – первый раз, когда я выставляюсь в таком большом помещении. Хотелось бы оставить его свободным, насколько это возможно, и открытым, в то же время используя добавочные архитектурные структуры.
Что касается работы Pasajes I, где парень открывает одну дверь за другой, мне показалась прекрасной идея построить стену с дверями, через которые посетитель как будто бы преодолевает и пограничную преграду в другое измерение.
Работы за каждой стеной очень отличаются, они раскрывают разнообразие приёмов, с помощью которых я создаю свои фикции.
Если зашла речь о фикциях, мне показалась интересной высказанная в пресс-релизе идея о том, что в наши дни исчезло равновесие между реальностью и вымыслом. Именно вымысел сопутствует нам постоянно, он здесь, рядом, поэтому задача художника – теперь как раз создавать реальность. Современные художники обращаются к формам документального выражения, сценарии основываются на существующей социальной реальности. Что бы это означало? Смену парадигмы?
Реальность наших дней – это манипуляция. Она – определённого рода выдумка. Реальность создаётся такой, какую мы её хотим видеть. В действительности мы сами её режиссируем. Мы придаём вещам значение, порядок, и так их и понимаем.
Однако в основном люди придают вещам только один смысл, они не открыты разным интерпретациям. Когда я обращаюсь к реальности, я её меняю, я манипулирую ею, пытаюсь открыть новые значения одной и той же концепции. Например, в работах Pasajes I и Pasajes II, где парень за каждой следующей дверью попадает в совершенно другую, не связанную с предыдущей среду, или взбирается по бесконечному лабиринту лестниц, я применил очень простую формулу, с помощью которой создаётся вполне сюрреальная фантазия. Так что тут как раз ведётся манипуляция, чтобы сконструировать другую возможную реальность.
Так что то, чем я занимаюсь, далеко от той тенденции, которую вы упомянули, – от документирования реальности. Однако да, я тоже заинтересован преломить реальность – сделать её ясной и прозрачной, открыть ворота на другой уровень её понимания.
Вы существуете в согласии с реальностью, в которой живёте?
Я критичен. Смотрю на вещи с критической точки зрения и считаю, что многое можно было бы изменить.
Особенно актуально это в том месте, из которого я приехал. Город, которым я всегда восхищался, сейчас движется не в самом лучшем направлении. Поэтому я пытаюсь быть нужным и с помощью того, что я делаю, надеюсь сконструировать другую – лучшую – реальность. Быть творческим и фантазировать – так тоже можно менять окружающее.
Вы умеете рассматривать реальность через призму иронии. Это – не самый лёгкий способ её отображения. Надо быть очень опытным, мудрым и одарённым хорошим чувством юмора, чтобы достичь этого.
Есть фильмы, в которых я использую комизм или иронию, но это происходит естественно, особо я на этом не концентрируюсь. Знаю, что надо быть очень осторожным, чтобы не сделать иронию слишком броской.
Важно обладать способностью смотреть на вещи с улыбкой, умением посмеяться над собой, создавать метафоры и иронизировать над тем, кто мы такие и какие мы есть. Так мы можем научиться чему-то новому.
Хотели бы вы изменить способ, каким люди рассматривают реальность?
Я хочу, чтобы люди знали, что всегда существуют разные выборы, разнообразные возможности. Пока я могу заполнять пустые места – показывать, что можно рассматривать мир как-то немного иначе – моя работа приносит пользу, и я спокоен.
Насколько важно для вас то, что аудитория понимает вашу работу?
Для меня это самое важное. Об этом я очень много думаю. Иногда мои работы в одной аудитории могут быть более понятны, чем в другой.
На сайте Vimeo.com, где я в первый раз познакомилась с вашими работами, я заметила, что многие из них дополнены рассказами и текстами. Вполне философскими. Надо ли зрителю быть вооружённым этими предварительными знаниями, чтобы понять вашу работу и её послание?
Вовсе нет. Я работаю согласно классическим предварительным условиям создания фильма, и киноязык воспринимается и без дополнительной смысловой нагрузки. Хотя то, что вы говорите, действительно так, и многие работы сопровождаются фоновой информацией о концепции, однако я думаю, что если зритель находится на той же волне размышлений о реальности и фикции, он поймёт работу и без них.
Кадры из последней видеоработы художника Suspension (2014) 
И вы предоставляете место для интерпретации аудитории?
Определённо. Например, видеоработа Suspension, которую я закончил пару недель назад и которую сейчас можно посмотреть на выставке... В ней парень висит в воздухе, может быть, падает... И нет такой особой, определённой идеи, как это понять. В то же время если бы я раскрыл, что там за история, – вряд ли бы аудитория увидела там именно её. Я не стараюсь показать и доказать какую-то определённую идею, мне нравится, если зритель свободно интерпретирует.
А какова же эта история Suspension?
Мы – не в реальности, мы только мечтаем. Дрейфуем где-то во времени и пространстве.
Вы имеете обыкновение черпать вдохновение в литературе фантастического реализма, научной фантастики... Кто ваши любимые авторы?
Ссылки на многих из них можно найти на этой выставке. Джеймс Г.Баллард, Роберто Арльт, Хулио Кортасар, который, между прочим, был женат на литовке, и, мне кажется, поэтому и я без промедления согласился на эту выставку...
Посмотрев видеоработу Oracle, я была поражена вашей способностью замечать необычное, странное. Это игра случая или талант?
Я любознателен – исследую среду, высматриваю необычное. Эта работа является компиляцией зафиксированных по меньшей мере в течение десяти лет моментов. Её образуют сорок пять кадров, и каждый из них для меня – целая повесть.
Раз у одной церкви я заметил статую без головы. Я увидел, что голуби пытаются уместиться на её горле, таким образом прибавляя ей что-то вроде головы. Я много дней ходил туда, чтобы дождаться, когда голубь приземлится на пострадавшую статую и добавит ей подвижную голову. И каждый день был разным – другие цвета, другие шумы.
Теперь я вот живу в намного более скучном месте, и в камере особой необходимости нет, но в те времена я много путешествовал, и камера всегда была со мной.
Вы часто используете в работе смену дистанции до объекта, приближая детали.
Да, мне нравится делать это. Многие этим не пользуются. Мне нравится приближать – изображение становится как бы пиксельным, почти как картина.
В Oracle я таким вот образом приблизил два самолёта, которые очень долго летели рядом. Два самолёта с одной скоростью летят рядом – такое можно увидеть не так уж часто! Приблизив их, я увидел, что это – самолёты китайской и корейской авиакомпаний.
В работах, которые опираются на сценарий, вы уже не можете позволить себе вот так запросто бродить и наблюдать...
Я очень эластичен и меняю способы создания своих вещей. Мне нравится работать так, как в документальном кино, и в то же время меня привлекают фильмы со сценарием, например, Pasajes. Лабиринт лестниц и дверей образует комбинация из всех тех мест, где я бывал, – скотобойня, кладбище, университеты, боксерские клубы... Все эти места – это скрытый Буэнос-Айрес, их ещё надо найти.
Нынешний город далёк от этой рождённой мной фантазии.
Парень, который перемещается по вертикальному лабиринту лестниц, мой хороший друг Federico Zukerfeld – художник из сюрреалистов. Я его встретил на улице. Мне в фильме были важно привлечь не актёра, а человека, который мне действительно верит, который верит во вторую сторону дверей, другое измерение, другой мир... И я пригласил его. Федерико не надо было много играть, просто надо было открывать двери, веря, что за каждой из них он попадёт в другой мир.
Pasajes II (2013). Цельные лестницы, обрезанные лестницы, винтовые лестницы, служебные лестницы, аварийные лестницы; деревянные, каменные... Шаги стучат по бетонному покрытию, герой перемещается уверенно, в фиксированном темпе. Переработанное в видеомонтаже урбанистическое пространство художник преобразовал в новую фикцию городской среды, создал свою концепцию, параллельную реальности или же тому, что мы считаем реальным
Никогда не пытались работать с актёрами?
Нет. Но герой видеоработы Suspension работает в театре движения. Здесь нужно было найти кого-то, кто мог бы чувствовать себя комфортно, работая с канатами, кого-то, кто реально понимал бы, что он делает. За день до съёмки я сам его нашёл. Он мог технически всё это выполнить и в то же время полностью понимал идею – о падении, зависании в пространстве, мечте и фикции. Это – ценность: я хочу верить, что мои актёры и в жизни продолжают ту же линию, а не рекламируют на следующий день дезодорант, и у нас нет ничего общего. Частично это снова документация.
То же самое и со съёмочной командой. Очень трудно найти людей со сходным образом мысли. Поэтому в основном моя команда ничего не знает о создании фильма. Мою команду образуют мои друзья, мой брат, мама, отец, соседи... Это всегда моя ближайшая среда. Я предпочитаю, чтобы меня понимали естественно – без режиссёрских указаний. Техническая сторона в наши дни не столь уж сложна – свет, звук... – с этим можно справиться. Общее видение, цель и состояние ума – самое важное!
Каково ваше самое большое открытие в медиа видео и фильмов, наиболее успешный технически эксперимент?
Я не знаю, стоит ли говорить о технической стороне, но важнейшее, что я открыл, это способность действительно естественно владеть медиа. Быть способным работать с камерой так, как будто это – продолжение вашего ума и глаз. Это – самая трудная вещь, которую необходимо достичь, – слиться в одно целое со своим инструментом.
Как бы вы охарактеризовали нынешнее настроение в общей картине видеоискусства?
У меня есть чувство, что большая часть того, что я вижу, следует какой-то определённой, уже заданной формуле.
Хотя если честно – я делаю видео, но не имею обыкновения его смотреть.
Также я не хочу, чтобы моя работа была подогнана под категорию и теорию видеоискусства. То, что я делаю, это столпотворение разных языков, структур и изображений в аудиовизуальной форме.
Если можно спросить о коммерческой стороне этой формы искусства... Интересуются ли ею коллекционеры?
Да и нет. Существует определённый интерес к моей работе, однако, т.к. это – гибрид фильма и видео и это – про фикцию, то, возможно, она и не принадлежит на все сто сфере современного искусства. В то же время нельзя сказать, что я являюсь абсолютно последовательным в своей творческой деятельности, а мне кажется, что в современном искусстве есть тенденция следовать чему-то одному, чтобы художник придерживался выбранной линии – соблюдал выбранную форму и формат.
Но мне повезло, что мою работу оценили и я могу себя ею обеспечить.
А вы можете назвать коллекционеров, которые заинтересованы в вашей работе?
Одну из последних работ Insight приобрёл François Pinault foundation, другие работы находятся в коллекциях Tate Modern, Pompidou, а также в таких частных коллекциях, как Samlung Goetz и Isabelle et Jean-Conrad Lemaître. У последней частной коллекции довольно широкий публичный размах – они устраивают выставки, поддерживают художников. Я счастлив, что мои работы могут быть в таких коллекциях, которые я сам высоко ценю. Уважаю коллекционеров, понимающих мою работу, потому что она очень специфична, ей нужно обеспечить особую экспозицию, и ясно, что коллекционер не приобретёт её, руководствуясь рыночными соображениями.
Ваше искусство космополитично или национально?
Оно универсально. Оно экзистенциально. Гуманистично. Оно касается вопросов, на которые мы ежедневно пытаемся найти ответы.
Иногда я стараюсь быть понятным и пригодным для какой-то определённой аудитории, говорю для очень локальной публики, например, в работе Pasajes.
Уверены ли вы в себе как художник, как профессионал?
Да, но я не являюсь таким уж серьёзным профессионалом, я играюсь с тем, что делаю. Я тружусь естественно.
Если бы у вас была возможность создать музей для своих работ или какой-то другой фонд – каким бы он был?
Это могла бы быть работа, которая содержала бы в себе другие работы. Это мог бы быть, например, «штаб» на дереве – такое как бы убежище, как бункер, который органически туда пристроен. Возведённый из того же материала, возможно, взятого прямо из ствола. У домика два разных окна – из одного можно видеть действительность, какова она в моих фильмах, а из второго, обращённого вверх, можно увидеть намного более абстрактную панораму моих работ. Где-то ещё вырезан рисунок, изображающий ещё один домик. Он округлый. В нём рассказы и изображения, и образы, и разные голоса и атмосферы – и мои работы тоже есть. Есть и третий домик – где-то в городе. Это – нормальный дом, в котором я живу и делаю все те нормальные вещи, которые делают дома.
Это – метафора, разъясняющая мою работу: такой вот домик – это концентрат моей работы и моего видения.
