Движение в поисках пространства
09/09/2014
Эрик Булатов. Живу – Вижу
Москва, Центральный Манеж
9 сентября – 8 октября, 2014
Во вторник в центральном выставочном зале Манеж открылась большая выставка «Живу – Вижу» Эрика Булатова, художника, чьи работы гостят в самых главных музеях планеты. На одной из Венецианских биеннале картина Булатова была выставлена в ряду опусов лучших мастеров мира, обращающихся к технике живописи.
Надо сказать, что биография Эрика Владимировича была и уникальной, и типичной для художников неофициального искусства Страны Советов. Родился он в 1933 году в Свердловске. Ребёнком с семьёй переехал в Москву. Учился в Суриковке согласно кондовым методам соцреалистической школы. Главными учителями своими считает не школьных педагогов Суриковки, а тех, с кем встречался неофициально: Владимира Фаворского и Роберта Фалька. После института вместе с другом, художником Олегом Васильевым, планирует жизнь строго по законам двуединства: половину времени они оформляют детские книги (которые теперь воспринимаются шедеврами книжного искусства), половину времени пишут для себя картины, где анализируют конструкцию изобразительного языка. С июня 1991 года Булатов живет в Париже. И официальное возвращение его на родину (как и Васильева) случается в начале миллениума.
Эрик Булатов. ЖИВУ – ВИЖУ II. 1999
Нынешняя выставка – третья в Москве по счёту за одиннадцать лет. Первую хорошо помню. Она была в Третьяковской галерее в 2003 году, представляла только графические листы художника, которые сам Булатов собственноручно привёз из Парижа, где живёт до сих пор. Тогда мне посчастливилось общаться с Эриком Владимировичем и открыть для себя его потрясающе тонкие, филигранные даже идеи о слоистом пространстве картины, о позиции зрителя и его активном труде в постижении живописи, проникновении в Картину. Уже на этой первой маленькой выставке впечатляла самоотверженность и самоотрешённость в обращении к схожим сюжетам с цветовыми тоннелями и буквами, ввинчивающимися в них. У художника не было желания развлечь разнообразием, наоборот, присутствовало другое – заинтересовать трудным поиском точно найденного равновесия перспективных композиционных планов картинной формы. Каждую созданную благодаря стихам друга Булатова поэта Всеволода Некрасова буквенную запись («Вот», «То-то и оно», «Вода текла») Булатов помещает в разные проекционные ячейки-модули: разный свет, разный ритм, разный цвет. Художник прислушивается: как ему там, слову, в заданном пространстве, объёмно, воздушно или тесно и душно. Другой случай: самому слову «медведь на ухо наступил», и в пространстве оно не звучит, выталкивается назад. Во всех случаях мы соучаствуем и переживаем этот «квартирный вопрос» как своеобразную дыхательную гимнастику. Вдох – выдох. Выдох – вдох. На новой выставке присутствует одна из самых любимых моих картин «Хотелось засветло, ну не успелось». Впервые познакомился с ней в 2003 году в варианте графического эскиза на выставке в ГТГ. «Хотелось засветло» – клином от зрителя летит в нарисованное окно. «Ну» – бьётся о закрытую раму. «Не успелось» – больно рикошетит в сторону смотрящего. Вдох – выдох: два священных булатовских пространства картины. Одно от поверхности в глубину, другое – от поверхности на зрителя. И самый тонкий и ювелирный план коммуникации с картиной – сама поверхность, которая создает условия доверия живописи как искусству, имеющему именно что условную, конвенциональную природу.
Эрик Булатов. Горизонт. 1971–1972
Вторая выставка в Третьяковке была в сентябре 2006 года. Она занимала большой зал на Крымском валу и готовилась фондом «Екатерина». Тогда мы впервые увидели грандиозную живопись мастера, собранную у разных коллекционеров частным фондом, ведь государство картины эмигрировавшего из Страны Советов художника не закупало. Экспозиция 2006 года подтвердила главное: по ведомству всяких «измов» Эрик Владимирович не проходит. Булатов все придуманные для газетных очерков клише (концептуалист, соц-артист, реалист) пробивает своей художественной волей так, как слово «Вход» на его картине пробивает стену-клетку советских запретительных окриков. Когда из сотни картин выстроился во всех подробностях творческий путь длиной в полвека, стало очевидно, что разговор Булатовым ведётся не по поводу какого-то там политического мелкотемья, а по поводу метафизики Свободы. Это путь поисков Пространства в мире, где его блокируют всеми мыслимыми и немыслимыми (социум, идеология, медиальность, насилие, смерть) способами. Движение в поисках Пространства стало для Булатова сознательным нравственным выбором.
Экспозиция выставки. Фото: С.Хачатуров
Эту же тему лаборатории пространствометрии продолжает новая выставка в подземных залах Большого Манежа. Она создана к 80-летию мастера. Благодаря энергии куратора Сергея Попова зритель получил возможность увидеть самую представительную экспозицию работ Булатова, собранную из разных частных и музейных коллекций. Когда шаг за шагом тебе даётся возможность проследить путь художника, ты понимаешь, что Эрик Булатов – это великий исследователь, если не сказать учёный, истово и самоотверженно работающий над формулами изобразительного языка. Выставка открывается опусами 1960-х годов, в которых чувствуется влияние учителя Эрика Владимировича Роберта Фалька. Однако втягивающиеся в глубокие воронки лазури, белого, чёрного пульсирующие объёмы цвета предваряют опыты поиска границ и слоёв пространственных зон, их взаимопроникновения друг в друга.
Эрик Булатов. Советский космос. 1978–1979
Классический период 1970–1990-х показан в основном в репликах более позднего времени. Картины со словами и эмблемами СССР огромные, они вольготно расположились в зале. Когда их много, смотреть в прямом смысле больно. Заданные Булатовым намеренные искажения логики композиционных, структурных связей внутри живописи режут глаз. Конечно, они обнаруживают абсурдные сбои официальной риторики и неуместность присутствия в повседневности визуальных эмблем, нарушающих экологический баланс зрительной культуры. Удачно, что рядом с такими картинами, как «Советский космос» (Брежнев в ореоле флагов, колосьев и герба), «Слава КПСС», расположились работы из американской серии, а также работы 90-х, которые прямо-таки кровоточат. Ведь их герои тщетно пытаются нарушить законы пространственных слоев картины, стремятся выпрыгнуть из неё и срезаются той самой поверхностью, что является чудесным экраном, охраняющим собственный Мир Искусства.
Работы конца 1990-х – начала 2000-х заставляют вспомнить, что один из любимых художников Эрика Булатова – Вермеер Дельфтский. И в пейзажах, и в портрете любимой супруги Наташи свет волшебным образом проходит сквозь материю, преображает её. Идущие из глубины потоки света делают поверхность и плотной, и прозрачной одновременно. Плотной благодаря сотням мерцающих плавких цветных движков. Прозрачной благодаря свободному движению сквозь все пороги света. И Вермеер вспоминается, и мозаики старинные.
Эрик Булатов на фоне «Картины и зрителей». Фото: С.Хачатуров
Кульминация выставки – только что завершённая работа «Картина и зрители». На ней запечатлена экскурсионная группа у картины Александра Иванова «Явление Христа народу». Эрик Булатов точно понял гениальное открытие Иванова в традиционной исторической картине: разомкнуть сценическую коробку действа и впустить в него зрителя, сделать зрителя соучастником вселенского события Явления Мессии и таким образом пробудить в нём Совесть (ведь Евангелие – это Благая Весть). Исследуя пространственные связи искусства и мира, Булатов дарит возможность нам, сегодняшним, побыть в картине, в самом деле включиться в её вселенский сюжет. Картина Иванова становится прозрачным светопроницаемым экраном. Группа зрителей, руководимая супругой Наташей перед ней, создаёт максимально интенсивное, эмоционально активное переживание границ, поверхности и порога встречи пространства внутреннего и внешнего. Когда на вернисаже перед работой «Картина и зрители» выстроились телерепортёры с камерами и создали нечто похожее на живую скульптуру, стало ясно, что начатый Александром Ивановым и продолженный Эриком Булатовым пространственный эксперимент имеет дальнейшую перспективу интерпретации.
Манежная пл., д. 1
Москва, Россия
