Осязаемый звук
19/09/2014
До 3 ноября в венецианском Фонде Прада (Палаццо Ка’Корнер) проходит выставка «Art or Sound» («Искусство или Звук»). Это одна из самых масштабных программ экспозиции направления саунд-арт (sound-art – англ., klangkunst – нем., artsonore – франц.). Перспектива общения со звуком и пластическим творением необычайно глубока, а панорама – широка: от ренессансных фресок и картин с аллегорическими изображениями музицирующих красавиц с развёрнутыми нотными записями до звуковых скульптур и объектов Жанет Кардифф, Субода Гупта, Ребекки Хорн и Анри Сала. Придумал выставку и осуществил проект признанный в мире патриарх кураторской деятельности Джермано Челант.
То, что Челант – куратор, одаренный чутьём художника, понятно уже из названия выставки. Не «искусство звука», не «искусство = звук», как было бы привычнее, а дилемма: Искусство или Звук. Куратор настаивает на такой формулировке потому, что ему важно предъявить не аттракцион, в котором нет проблемы, а есть только потребление впечатлений с заранее известным и банальным выводом. Челант имеет в виду другое: представить визуальные и акустические проекты в их сложных взаимодействиях – от отчуждения, автономности к свободным взаимным переходам, синтезу и осмосу.
Экспонаты, собранные со всего мира, из самых экстравагантных подчас музеев, на двух этажах великолепного палаццо нарочно расположены не по хронологии. Когда поднимаешься по лестнице, тебя, настроенного на благостную музейную тишину, вдруг оглушает барабанная дробь, атакующая откуда-то сверху. Задираешь голову и в первый момент – мурашки по коже: среди нарядной лепнины десюдепортов лестницы дворца сидит на консоли мальчонка и что есть мочи лупит палочками по гладкой поверхности бочонка. Это кинетическая скульптура Маурицио Каттелана 2003 года. Сыграв свое соло на барабане, встретив гостей, мальчонка замирает. Но тишину дворцовых залов вспарывают мелодии, клёкот, рокот и трели, издаваемые другими экспонатами-механизмами. Становится понятно, что никакого потребления музейных красивостей тут не случится. Главный экспонат выставки – ты сам. И от того, что ты лично поймёшь в сложных взаимоотношениях акустических и визуальных программ, насколько будешь открыт новым звуковым, зрительным, тактильным, вкусовым впечатлениям, зависят полноценность и состоятельность вынесенных тобой ощущений и смыслов.
Вспомним, что Джермано Челант без малого полвека назад ввёл термин «бедное искусство», artepovera, и стал летописцем и куратором этого направления. Без сомнения, образ новой выставки во многом инспирирован идеями, рождёнными на второй модернистской волне. Принципиальна сформулированная Челантом идея о том, что интеллектуальные и духовные практики общения с искусством вовсе не исключают материальный, тактильный контакт с ним. Когда в общении с объектом искусства задействованы все чувства на самом первичном уровне перцепции, приобретаются универсальные знания жизни во всём их многообразии.
1913–1914 (2002
Подобно мастерам artepovera стоявшие у истоков саунд-арта модернисты первого призыва (футуристы, дадаисты, сюрреалисты) желали разъять мир на молекулы и атомы первичного вещества, чтобы затем собрать его заново при участии творчески активного, вовлечённого в процесс слушателя-зрителя-соратника. Интересное на выставке наблюдается соседство: в одном зале нежные золотые птички чирикают в изящных клеточках эпохи осьмнадцативекового рококо. А по соседству – пыжатся во все стороны грубые громкоговорители реконструированной недавно установки прародителя саунд-арта, футуриста Луиджи Руссоло. Установка называется Intonarumori, иначе – шумогенераторы. Вот как специалисты описывают работу исторической установки Intonarumori: «Все инструменты, входящие в группу, позволяли извлекать различные шумы, контролируя при этом высоту и динамику. Каждый инструмент представлял собой деревянный параллелепипед с картонным или металлическим раструбом-громкоговорителем на передней панели для усиления и направления звука. Исполнитель поворачивал рычаг или нажимал на кнопку, извлекая звук, высота которого контролировалась ручкой на верхней панели коробки. Уровень мог регулироваться по шкале тонов, полутонов и промежуточных значений лишь в пределах октавы». Что же общего между выводящей хрустальные трели хрупкой рокайльной птахой и брутальными, воющими и гудящими генераторами автора манифеста «Искусство шумов» Руссоло? Пытливый посетитель поймёт: общее – в желании преодолеть узкий тембральный и тоновый диапазон «культурной музыки» ради чуткой реакции на всё многообразие проявлений жизнезвуков и жизнеформ, рождённых Природой и Цивилизацией.
Подобные же действующие по принципу контрастного душа пары мы найдём на всех этажах выставки. Эксцентрически деформированные музыкальные инструменты (вроде колючего, утыканного гвоздями фортепиано Гюнтера Юкера 1964 года) соседствуют с экзотическими духовыми эпохи барокко в виде змей и драконов. Рождённые от неожиданных браков инструменты вроде «гитары-лиры» (XVIII век) предлагают интересный визуальный альянс «Звуковым шахматам» 1977 года Такако Саито. Один из главных почётных героев модернистской эпохи, конечно же, метроном. Он присутствует в инсталляциях и Сальвадора Дали, и Ман Рэя, и Класа Ольденбурга – Косье ван Брюгген, и Мартина Крида. Со времён футуристов метроном был верным помощником в стремлении к первоосновам музыкальной речи, к синтаксическому строению фраз, образ которых ещё не обрел плоть смыслов, не стал семантикой. Идеальный инструмент для создания пространства музыки без музыки, измерения тишины ожидания рождения.
Всё же логика движения по экспозиции имеется. Она в постепенном истончении материальной, вещественной составляющей посвящённых звуку объектов. В работах последних лет они сменяются неким лабораторным почти проектированием звукового пространства. Так, например, американка Лори Андерсон (Laurie Anderson) установила «Стол с ручным звуком». Обычный и простой стол, с двух концов – выемки для локтей. Опираясь локтями в выемки и подперев руками голову, два слушателя ощущают, как сквозь руки по всему телу проходит вибрация звуковых волн (внутри стола спрятаны реагирующие на давление в выемках технические схемы). Посетители будто сами порождают музыку, и порождают её своим телом, своим участием. Подобное моделирование звучащего пространства, визуальную версию которого посетитель волен вообразить самостоятельно, определяет опусы Дуга Эйткина (Doug Aitken), Арона Мирзы (Haroon Mirza), Рут Эван (Ruth Ewan) и других.
Ориентированные на звук художественные практики сегодня востребованы и любимы. В 2010 году престижную Премию Тёрнера получила саунд-артистка из Шотландии Сьюзен Филипс. Впервые в этом году в академическом вузе, на отделении истории искусства исторического факультета МГУ, в качестве диплома была защищена работа Ивана Сазонова «Саунд-арт как искусство синтеза. Саунд-арт в России». В ней делается акцент на том, что вошедший в речевой обиход новейшего искусства в 1983 году «саунд-арт» соотносится именно с теми практиками, которые используют звук сам по себе, вне рамок музыкального модульного языка. Звуковые скульптуры и саунд-скейп становятся основными формами бытования саунд-арта. Экспозиция Челанта в Фонде Прада убеждает, что в этих формах максимально высвобождается пространственная энергия звукообразов. Одновременно от посетителя требуются максимальная вовлечённость, соучастие, дающие счастье попробовать себя и художником, и композитором, и исполнителем. Одним словом – счастье стать Артистом.