Брокколи и её эйдос
25/03/2015
Никита Алексеев. «Платоническая любовь. Овощи – фрукты»
Москва. Галерея «Пересветов переулок»
17 марта – 17 апреля, 2015
Художник Никита Алексеев – личность легендарная. Он начинал в 1970-е в самой гуще московского андеграунда и в анналах московского концептуализма занимает основательное место. «Поездки за город» в составе «Коллективных действий» и галерея APTART (в собственной однокомнатной квартире), «симуляционная музыка» «Среднерусской возвышенности» и безумные перформансы «Поп-механики», семь лет французской эмиграции и почти десять – заведования отделом культуры газеты iНОСТРАНЕЦ, тексты об искусстве во множестве изданий и две собственных книги – это далеко не полный перечень его достижений. Есть же ещё и бесконечные выставки, и работы в музеях и частных коллекциях (от Третьяковской галереи и Музея современного искусства Оклахома Сити, до собрания графа и графини Ламбсдорф в Бонне).
Его новая выставка открылась в галерее «Пересветов переулок», продолжающей славные традиции выставочного зала, который родился в перестроечном 1986-м. Там проходили акции и перформансы вырвавшегося из подполья неофициального искусства, собрания клуба авангардистов «КЛАВА» и «Ордена куртуазных маньеристов», там начинали многие нынешние корифеи. Никите Алексееву выпало начать рассчитанную на несколько лет программу «Только бумага», которую придумали Лариса Гринберг и Елена Селина, кураторы «Пересветова переулка» и «XL Projects». Она посвящена бытованию рисунка, рисования в contemporary art и обещает показывать художников разных поколений, стилей и подходов в самых новых работах.
Никита Алексеев – фигура, идеально попадающая в заявленные рамки. Мало того что он профессиональный графический дизайнер (у него за плечами отделение промышленной графики и рекламы Училища памяти 1905 года и три курса Полиграфического института), именно рисование вернуло его после долгого перерыва к художественной практике в самом начале XXI века. Он любит и умеет рисовать, а это довольно редкое качество в современном художественном процессе. Он вообще умеет очень многое, но самое главное – он знает секрет, как с помощью самых простых средств рассказывать замысловатые истории.
В продолговатом светлом зале три стены заняты небольшими альбомными листами под стеклом. Они висят в одну линию ровно и ритмично. Четырнадцать групп – по семь на длинных стенах и две в торце. Рам нет, они и не нужны – художник со всем справился сам. На листах овощи и фрукты, по парам. Между каждыми двумя – настоящий живой плод-прототип. Плод привязан к нитке, а нитка, натянутая как струна, держится на гвозде, вбитом в стену. Плоды на листах тоже висят на нитке в голубом просторе. Только где тот гвоздь – тайна. Рисунки пером и акварелью точные, экономные. Нарисованные рамки сдерживают воздушное пространство внутри – воздуху много всё равно. Рамки разнообразно и ритмично раскрашены. Внизу листа текст – каждый плод назван, по-русски и на латыни. Овощи и фрукты чередуются – снова ритм, зачем-то нужный автору. Рисунки интересно разглядывать, в них много внимательного наблюдения. Блики, хвостики, поры, пятнышки, червоточины, ворсинки, завитушки, узелки. И небо.
У этих рисунков много родственников – и многочисленные ботанические атласы позднего Средневековья и Нового времени, и натюрморты испанского барочного живописца Котана (любителя подвешивать снедь на веревках), и, конечно, альбомы родоначальников московского концептуализма – Ильи Кабакова и Виктора Пивоварова. Хорошая родословная ещё никому не мешала.
Налюбовавшись, вспоминаешь, что этого недостаточно – на выставке концептуалиста, пусть и романтического, необходимо искать смыслы. Гигантская афиша у входа возглашает о платонической любви. На первый взгляд, всё элементарно. Как сегодня определяют платоническую любовь энциклопедические словари? «Возвышенная дружба, привязанность, любовь без чувственных контактов». Автор нынешней экспозиции как будто придумал этому замечательную иллюстрацию. Паре чистых, нетленных образов (ну, почти нетленных, ведь краски всё равно выцветут когда-нибудь, бумага пожелтеет или её слопает жучок) противостоит живой, настоящий плод, со всей присущей ему физикой и всеми биохимическими процессами, которые эту физику сопровождают. Через месяц, когда выставка подойдет к концу, просвещённые посетители галереи не раз и с удовольствием вспомнят «Расписание выноса помойного ведра в доме № 24» Ильи Кабакова.
Зачем же тогда вся стройность, ритм, гармонии, чередования и нитки в небесах? Похоже, это слишком простая и прямолинейная интерпретация. И Платон, помнится, говорил совсем о другом: «Что такое сама любовь, какова её природа и, затем, каковы её дела?» И тут на помощь приходит итальянский профессор Джованни Куччи, чьё эссе открывает экспозицию. В Папском Григорианском университете действительно служит падре-иезуит, прославившийся недавно книгой о Церкви и педофилии, он даже ведет блог в Фейсбуке, но характер текста почему-то наводит на мысль о мистификации. Текст напоминает об известном диалоге Платона «Пир», где Сократ и пророчица Диотима спорят о сущности любви и где зарождаются понятия двух видов любви – эрос и агапэ. С изяществом настоящего концептуалиста падре Куччи интерпретирует проект Никиты Алексеева, привязывая его к учению Платона об эйдосах – первообразах всех вещей и мыслей. Удаление вещей от эйдосов и их дробление приводят к порочному развитию мира. А стремление раздробленных частей воссоединиться в цельности эйдоса и есть платоническая любовь.
Не совсем ясно, правда, почему эйдосом у профессора оборачиваются картошка, грейпфрут, баклажан или брокколи во плоти, и не противоречит ли это определению эйдоса как «сверхчувственной реальности сущности», но спорить с иезуитом совсем не хочется, наоборот хочется погрузиться в созерцание в надежде обрести гармонию внутреннего и внешнего. А если вспомнить к тому же, сколько копий было сломано в попытках интерпретировать понятия греческой философии и сколько учёных мужей от Гуссерля до Лосева и Фуко приложили к этому руку, остаётся только восхититься отвагой художника, который взвалил на свои плечи такой непосильный груз и сумел превратить его в стройную и последовательную экспозицию.
Если же вопросы всё равно бередят душу, то можно присоединиться к встрече-дискуссии с Никитой Алексеевым в залах выставки, расспросить его о фруктово-овощных эйдосах и падре из Григорианского университета, а заодно послушать рассказ о различных спекулятивных трактовках искусства ХХ века с точки зрения гностицизма под названием «Гностические ереси и современное искусство».