Ars longa, vita brevis и наступление полной ясности
27/08/2016
В СМИ мелькают публикации о проекте француза Матье Тремблина (Mathieu Tremblin). Он из Бретани, вот его сайт (https://mathieu.tremblin.free.fr), вот его Фейсбук (https://www.facebook.com/mathieutremblin/). Там и другие проекты, а нынешний состоит в том, что он делает разборчивыми граффити-тэги. Ну, так:
То есть упорядочивает буквы и символы. Теперь сразу лирическое отступление: со многими вещами связано состояние некой полуясности. Они, да, существуют. Смысл их производства вроде бы понятен. Только это весьма приблизительное понимание, оно может вовсе не соотноситься с тем, что имеется в виду на самом деле. Речь не об искажениях реальности, а вот просто что-то осталось понятым очень приблизительно, но с уверенностью, что понимать это и надо конкретно так. Как мнение о том, что математики хорошо считают и вообще это у них о вычислениях и цифрах. И ничего, такая версия мало кому мешает жить.
Или вот: «Исключение подтверждает правило». Исходно это из речи Цицерона в защиту Луция Корнелия Бальба Старшего, которого обвинили в том, что он получил римское гражданство незаконно (сохранив другое). Но Цицерон сказал эту фразу, и Бальба оправдали. Однако у Цицерона было не о том, что исключения подтверждают правило, а тоньше: существование исключений подтверждает существование правила. Как уж это было использовано во благо Бальба – неведомо, но в самом деле: правила что-то регулируют. Если бы это «что-то» не надо было регулировать, потому что всё складывается само собой, то зачем правило? Ну, а тогда, конечно, и исключения – например, если о правиле кто-то не знает. А оно – есть.
Теперь уже об искусстве. Есть классическое «Ars longa, vita brevis», воспринимаемое обычно так: жизнь коротка, зато искусство – вечно. Но в исходнике там Гиппократ, а у него оптимизма нет: «жизнь коротка, путь искусств долог, удобный случай скоропреходящ, опыт обманчив, суждение трудно». Он это о сложности медицины, для изучения которой всей жизни не хватит. К тому же в оригинале не ars, а греческое τέχνη, оно может быть и «искусством», и «ремеслом», и «умением». Словом, никогда ни в чём полной ясности не добиться, времени не хватит (но пытаться – надо). Это относится даже к искусству, которое и в принципе не было рассчитано на longa. Вот граффити. Всё равно же непонятно, для чего их распихивают по всем стенам. Это не о более-менее художественных картинках, а о спонтанных актах нанесения кривых букв на всё подряд.
Искусство прямого действия, производимое чрезвычайно спонтанно. Главное – очевидно, импульс. Исполнение – второстепенно. В принципе, для зрителя всё даже и неплохо: вот ничего тут накануне не было, а теперь вдруг есть, безо всяких к тому оснований. Причём в этот акт ушёл не только авторский импульс, но ещё и какие-то смыслы, чувства, желания и другие аксессуары его существования. Ну, а как бы им там не оказаться, когда главное — импульс, он же всосёт всё подряд.
Понятно также, что в этой массовой деятельности присутствует тема невидимого, но постоянного начальника, перед которым авторы и предстают своим творчеством. Он же и адресат. Конечно, адресатом может быть кто-то даже и вполне конкретный, но в основе всё равно желание соотнестись с Кем-то, Кто Оценивает. То есть как это всегда в искусстве. А это и духовно, и возвышенно, причем автор ещё и выходит куда-то за собственные пределы – хоть в социальность, хоть куда-то вообще. Но, безусловно, это в каждом отдельном случае всё так славно, а когда стены сплошь в спонтанных актах, то на очередной никто уже и внимания не обратит. Да, скорее тут «куда-то вообще» – большинство начертанных слов даже прочитать не всегда удается, куда уж понять смысл.
Тут и появляется искусство второго уровня в лице Матье Тремблина. Конечно, здесь присутствует бесчеловечное. Исходно граффити были как бы рукописью, отражавшей авторский импульс во всех его эмоциях, а после Тремблина всё уже обезличено, особенно тем, что шрифт унифицирован, но цвет – сохранён. Но, конечно, смысловая составляющая усилилась: буквы стали понятными, а они же определённо что-то обозначают. То есть имели смысл для автора. И тут возникает, даже что ли повисает некоторая тревожность, совершенно немотивированная... Несомненно, работы-акции Тремблина куда более искусство, чем исходники. И уже совершенно отчётливый стрит-арт.
Откуда тревожность? Ну, раз граффити-тэги – дело спонтанное, то объяснять надо первым, что придёт в голову. А почему-то всплыло заявление Аркадия Стругацкого: «Смерть, дорогие товарищи, это самое интересное приключение, которое мы испытаем в жизни». Почему именно оно – неведомо. Фантастика мне не интересна, Стругацких я читал минимально, ну, а проблема смерти всегда хороша, но в данный момент базовой не являлась. Но вот же – вспомнилось это. Сама фраза – не фейк, приведена в 11 томе «Собрания сочинений Стругацких» (изд-во «Сталкер», https://www.rusf.ru/abs/ludeni/kur002.htm#ogl). В этом томе «Избранная публицистика», слова из текста «Жизнь не уважать нельзя». Фаны у Стругацких серьёзные, так что имеются «Комментарии к Собранию сочинений Стругацких», где по поводу данных слов сообщается (https://www.rusf.ru/abs/ludeni/publ152.htm): «С. 399. Смерть это самое интересное приключение, которое мы испытаем в жизни. – ср. слова Питера Пэна в сочинениях Дж.Барри: „To die will be an awfully big adventure” („Peter Pan and Wendy”, 8; то же ранее – в пьесе „Peter Pan”)».
Главное слово – «приключение», конечно. Версий этого приключения существует множество, и даже странно, что продолжатели Стругацких за эту тему не уцепились. Впрочем, могу и не знать, да и вся фантастика примерно о том, как всё может быть устроено где-то не здесь? Так что и на том свете – тоже. А по этой части есть и такая, вполне расхожая версия: как помрём, так и поймём, о чём всё это было, вся эта жизнь. Все её события станут быть видны как бы на отдалении, безо всякого тумана чувств, а ясно и конкретно. А Тремблин именно это с граффити и делает: уточнение исходных каракулей post mortem. Импульс, их породивший, уже иссяк, умер, так что ничего тут ужасного. Ars в данном случае оказался намного короче vit'ы.
Но вот же потусторонняя ясность: отлично, все прояснилось – эти буквы и даже их последовательность. Но, чёрт побери, даже обретя полную ясность относительно всех эпизодов – что это было? А тогда что за понимание наступит после смерти, когда получишь сведения о себе в таком аккуратненьком виде? Ах, в совершенно бесчеловечном и холодном – что особенно заметно на фоне окружения, сохранившего хаос.
Ну, может сам автор исходной штуки и вспомнит, что он там тогда, почему и зачем. Но тоже не обязательно. Да, а самый любопытный случай полуясности – фраза «клин клином вышибают». Там на самом-то деле дальше: «клин клином вышибают, а дырочка – остается». Что, собственно, Тремблин и осуществляет. Хороший проект, красивый.
