Не знаешь, как быть – тыкай в нетипичное
19/12/2016
В датской Луизиане до 15 января проходит выставка Taryn Simon, An American Index of the Hidden and Unfamiliar («Американский список скрытого и непривычного»). Пресс-релиз интригует: «Тэрин Саймон (1975) отправляется в тайные точки США почти как шпион, её влечёт тяга к редкому или любопытному». Тут же и социальность, потому что она «показывает американское общество через фотографии мест, недоступных широкой публике». Вот же: Дания, Луизиана, вполне утончённый музей современного искусства предлагает, по сути, некие диковинки. Причём кураторы ещё и демонстративно объявляют выставку сомнительно художественной – почему тогда всё это не обычные репортажные фотографии?
Дальше в релизе ещё спекулятивнее: «После 11 сентября, когда американские СМИ и власти отыскивали скрытые и неизвестные угрозы вне пределов страны, Саймон решила посмотреть на саму страну, преодолев установленные для её граждан внутренние границы – как реальные, так и возникшие от разделения доступа к информации на привилегированный и общедоступный». Но там не только фотографии, а комплект: картинка и описание того, что изображено. Потому что «тексты и изображения вместе раскрывают скрытые структуры национальной культуры США, охватывающие основания, мифологию и повседневное функционирование страны».
Последнее – это ж как если бы она изобрела волшебную палочку, которой помашешь – станут видны самые Тайные связи. Почему бы и нет, такая метафора. Список областей, откуда выкапываются тайны, подтверждает метафоричность: «наука, религия, медицина, развлечения, природа, национальная безопасность и политика». Если конкретнее, то упомянуты темы присутствия радиоактивных отходов в дождевой воде; особенности журнала «Плейбой», изданного шрифтом Брайля; клетка, в которой смертников вывозят прогуляться на улицу; неудачный белый тигр.
Ага, эта совокупность и расскажет о реальности США... Доля искусства в этом проекте явно нарастает. И в пресс-релизе тоже укажут, что это именно искусство, «The exhibition is part of the series Louisiana One Work, which focuses on one striking work by a contemporary artist» (вся серия Саймон трактуется как одна работа). Но тема диковинок – это всё же для аттракционов и луна-парков? Впрочем, не так важен материал, как его предъявление.
С предъявлением, впрочем, тоже не очень: часть работ явно глядит в сторону таблоидов или же британского искусства 90-х с акулами в формалине и мятыми постелями. Или в сторону сайтов типа «Всё о непознаваемом» с вылезающим поп-апом «Поставьте нам лайк, а мы будем удивлять вас каждый день». Но тем не менее мне же захотелось зафиксировать хотя бы и скептицизм по этому поводу. Какая-то двусмысленность там присутствует, так что искусство где-то поблизости.
Но мало того, это и не новые работы, а представление книжки, An American Index of the Hidden and Unfamiliar, изданной ещё в 2008-м. И книга, и проект уже неоднократно попадали в СМИ. Теперь всё это выставлено в Дании. Но кто ж знает мотивации Луизианы? Может, LMOMA становится проще, а то и просто – мёртвый сезон, холодное море, минимум посетителей. Или дело именно в книжке: бывают же экранизации, а тут – «выставизация» первоисточника. Акция.
Словом, картинки с пояснениями. На сайте Луизианы они не приведены, но там выставлен стандартный пакет работ Саймон, так что подписи найти легко, например – тут. Там же и интервью, чрезвычайно концептуализирующее всё подряд. Собственно, концептуальность нарастает: те же подписи к картинкам сделаны так примитивно (и даже тупо), что становится понятно – это она неспроста. Вот, например, Hymenoplasty, Cosmetic Surgery, P.A. Fort Lauderdale, Florid
В пояснении к картинке (два плотных абзаца) сообщено, что пациентке 21 год, она – пакистанского происхождения, в связи с чем (культурные обычаи по части связи девственности и брака) пришла на hymenoplasty (восстановление девственной плевы). Иначе муж её отвергнет, позор на всю семью. Уточнено, что она тайком прилетела во Флориду, а операция была выполнена пластическим хирургом Бернардом Стерном, пациентка разыскала его в интернете. Указано, что это амбулаторная процедура, занимает примерно 30 минут и может быть сделана под местной анестезией.
И это только первый абзац. Во втором начинаются пояснения общего порядка типа «как доказано, девственная плева не несёт никакой биологической функции». Сообщается, что некоторые девочки рождаются без этой штуки вообще, кроме того – плева может разорваться «во время спортивных мероприятий или в результате ран». Следуют нюансы культурных кодов, связанных с девственностью, а затем сообщается, что hymenoplasty – одна из нескольких влагалищных косметических операций, которые становятся всё популярнее во всем мире. И, наконец, «доктор Стерн взимает за эту услугу 3 500 $, также он выполняет labiaplasty and vaginal rejuvenation» – что конкретно тянет на рекламу в таблоиде.
Меж тем из фотографии не следует ничего подобного. То есть чего ж не поверить, но все эти дела насчет пакистанского происхождения, возраста и даже характера операции принадлежат ровно автору. Фактчекинг невозможен. Но окей, сумма за операцию и дана, чтобы этот пробел прикрыть. Дальше вдруг нетипичный тигр (как, собственно, он может изображать американское общество?). White Tiger (Kenny), Selective Inbreeding. Turpentine Creek Wildlife Refuge and Foundation, Eureka Springs, Arkansas.
Здесь легенда в том, что животное – результат планомерного межродственного скрещивания, цель которого – произвести генетические обстоятельства, приводящие к белому меху, голубым глазам и розовому носу. Утверждается, что тигра зовут Кенни и он родился в Бентонвиле, Арканзас, 3 февраля 1999 года. Но межродственное скрещивание – дело стрёмное, так что Кенни вышел умственно отсталым и некондиционным (глубоко посаженный нос затрудняет дыхание, зубы искривлены, а ещё он хромает, потому что не удались и кости предплечья). Но кто ж тут знает – в самом ли деле так? Ну, вот такая умственно отсталая диковина. Теперь – социализация. Death Row Outdoor Recreational Facility.
Это клетка из тюрьмы в Мэнсфилде, Огайо. Там смертникам положен один час в сутки на улице. Пояснено, что бывают клетки для одиночки, там будет только турник и ничего кроме. Но есть и общие клетки (что ли у них общие камеры смертников или из разных сводят?), где есть даже баскетбольное кольцо, а пациенты могут принести с собой радио, колоду карт и сигареты.
Ну, вполне может быть, что-то же со смертниками надо делать. Тут, по мне, в ноосфере уже начинает что-то шевелиться – подход явно нелинейный, намечается и некоторая объёмность. Затем уже нечто, напоминающее искусство в известных формах. U.S. Customs and Border Protection, Contraband Room. JFK Airport.
Текст сообщает, что здесь комната, в которую складывают контрабанду, отловленную в JFK, аэропорту им. Кеннеди, Нью-Йорк. Описывается содержимое: африканские бататы (заражены dioscorea), андский картофель (за что?), мясо диких животных, листья карри (murraya), свежие яйца, гигантская африканская улитка, манго, бамия, маракуйя, свиные морды, сырая домашняя птица (цыплёнок), южноамериканские древесные помидоры (? – но tree tomatoes), южноазиатский лайм, заражённый цитрусовой язвой, сахарный тростник (poaceae), просто сырое мясо, неопознанное субтропическое растение и др. Там, конечно, много вопросов «за что?», на них ответа нет, а просто сказано, что всё это было отфильтровано из багажа пассажиров, прибывающих в США на Терминале 4 JFK за двое суток. Всё это как-то зачем-то исследуется, после чего уничтожается. Добавлено, что «JFK обрабатывает больше международных пассажиров, чем какой-либо другой аэропорт в США».
Похоже на искусство – чисто с эстетической стороны (потому что, кроме эстетики, никаких других оснований – напр., политических – тут не видно). Нет, это уже вполне выглядит как искусство, даже конкретно похоже на Томоко Такахаси. Наконец, страшное-престрашное, хотя, опять же, кто знает, изображено ли именно это. Cryopreservation Unit, Cryonics Institute, Clinton Township, Michigan.
Сообщено, что это «единица криоконсервации» из института Cryonics, в Клинтон-Тауншип, Мичиган. То есть это замораживание умирающих, которые (или их родственники) рассчитывали, что их удастся разморозить, когда их болезни уже не будут фатальными (прогресс медицины). В пояснении расписаны детали процесса, а также сказано, что сейчас «Институт Cryonics криосохраняет 74 юридически мёртвых человеческих пациента и 44 юридически мёртвых домашних животных». В зависимости от времени обращения процедура стоит либо 28 000 $ (если заблаговременно), либо 35 000 $. При этом «стоимость не увеличилась с 1976-го, когда Cryonics был основан». Милое дополнение: «Институт лицензирован как кладбище в штате Мичиган» (The Institute in licensed as a cemetery in the state of Michigan).
Только контактного телефона не хватает или адреса сайта. Впрочем – легко прогуглить Cryonics Institute, и это – вот (https://www.cryonics.org). Отчётливый рекламный подход, просвечивает тема навязывания услуги, и это любопытно – заинтересовать неведомым через цену вопроса. Например, это говорит о состоянии общества, с которым, значит, следует работать именно так. Искусство нарастает.
А можно иначе: устроители Кунсткамеры в Петербурге тоже ж были неплохими кураторами с той же склонностью к девиациям – вроде тигра, клетки или крионики. Да и овощи в JFK наглядно подгнивающие. Ну, диковины – это такое дело, сладко-гниющее, нежно-порочное. В конце концов, редкости, диковины, экзотика и всяческие тайны – нормальные отношения с публикой. В принципе, любой автор предъявляет именно это. Кроме того, что угодно привычное можно сдвигать в арт, тут давно уже нет вопросов, но можно ведь и по старинке изыскивать в пространстве ранее не предъявлявшиеся штуки и концептуально украшать их описанием. Тут же каждая работа в отдельности не очень искусство, а в сумме – почему-то уже да. Что ли, вот так сейчас работает сознание, оно хочет серии и оценивает уже отношения между их элементами.
Ещё один вариант, прагматический. Когда всё начинает сыпаться по части оснований жизни и заведённого порядка, то делается неуютно. Люди ж не очень привыкли вести себя в отсутствие ориентиров, когда целеполагание невнятно, а ценности не определены. Тогда кстати и диковинки, они же тренируют человека хоть как-то реагировать на то, что ему непривычно. Это не конкретно об этой выставке, а искусство вообще: этакая психотерапия – когда не знаешь, что делать, посмотри на что-нибудь вовсе непонятное. Сама оторопь окажется некоторой базой, выдаст определённость – по крайней мере, её, оторопи, наличия. Да, в таком подходе присутствует некоторое отчаяние, но почему бы и нет. Искусство – это ж не только умиротворяющие музеи.
Собственно, у неё в концепции что-то подобное и доминирует. В одном из материалов по её поводу сказано, что Саймон использует фотографию для «обслуживания концептуальной основы, которая обнулит фотографию как предмет искусства». Фотография – по факту красивый документ, но его контекст не позволит зрителю эстетизировать изображение. Саймон важно, чтобы зритель «вложился» в фотографию, был бы ею обольщён и политизирован текстовой информацией, которую она добавляет.
И это определённое насилие по отношению к зрителю, которому следует включить рецепторы, как бы не рассчитанные на восприятие искусств. То есть их теперь предлагается задействовать, искусством является уже то, что требует несколько иных рецепторов. Дело, скажем, не в создании шедевров (каких угодно, не обязательно даже красивых-красивых), а в том, как именно булькает в мозге при виде того, что сделано как искусство. Нет прямого месседжа, есть оформление нетипичной задумчивости зрителя, а уж он сам разведёт её по доступным ему уровням восприятия. Диковинки-раритеты тут для привлечения внимания, нейтральный объект, получающий смысл при общении с ним.
Вообще, это любопытно и в городском варианте, даже без социальной составляющей. В Риге, например, много мест, которые 95% даже рижан не видели. Чтобы их предъявить, не нужны ни специальная эстетика, ни метафизика, это и в прямом варианте нарушит типичное представление о жизни. Что, собственно, будет чистым искусством – кто-то может сообразить, что живёт вовсе не в том месте, в каком считается. Точнее – что оно устроено не совсем так. А тогда он будет жить где? Да в том же городе, но, что ли, расширившемся.
