Минималистский экспрессионизм и городская песенка
13/01/2017
Андрей Левкин
В Гуггенхайме только что прошла ретроспектива Агнес Мартин (Agnes Martin), включившая в себя её работы за сорок лет. Мартин – канадка и американка, но не Гуггенхайм в её случае был инициатором. Выставка собрана в Лондоне, в Тейте, а потом предназначалась для Лос-Анджелеса (County Museum of Art) и Дюссельдорфа (Kunstsammlung Nordrhein-Westfalen).
Впрочем, устроители подчёркивали некоторые бонусы именно нью-йоркской версии, говоря, что у них «сетки и полосы Мартин получают новую жизнь». Например, потому, что Мартин и жила в нижнем Манхеттене, и само здание Гуггенхайма (цилиндрическое, известное – Frank Lloyd Wright) хорошо подходят её работам.
Мероприятие – резонансное, обзоры и отзывы всюду, вот подборка публикаций по её поводу в Твиттере. Или, например, в «The New Yokr Times». Там штатный критик издания Holland Cotter поговорил с кураторами (Tracey Bashkoff, Tiffany Bell) и уточняет, что 20 работ Мартин добавлены именно для Нью-Йорка. Точнее, в Лондоне они были, но в Дюссельдорф и Лос-Анджелес не отправились. В частности – золотая «Дружба» из коллекции MoMA как «уникальный и красивый пример работ после 1963-го, когда Мартин стала использовать сетку ещё более тщательно продуманным способом». Вот, собственно, «Дружба».
При этом никакого особого повода не видно, Мартин родилась в 1912-м, умерла в 2004-м. То есть, понятно, какие-то причины к её нынешней актуализации у организаторов имелись. А без знания их мотивов можно даже вывести мораль: когда новое искусство требует от зрителя понимания весьма плотного контекста идейного свойства и не очень-то не проецируется непосредственно в картинки (а это всё же утомляет массового любителя искусств), то что обнаруживается? Имея при этом на уме, что кураторы хотят и такого любителя охватить, и не слишком-то опопсеть? Обнаруживается, что многое из того, что вроде было отработано и осталось позади, вовсе не так уж безжизненно, а сохраняет свою активность. Даже не только музейную, но и технологическую. Ну, это так, ремарка в скобках.
По работам понятно, что это – традиционный для 60-х минимализм, однако ж «Often referred to as a minimalist, Martin considered herself an abstract expressionist». То есть она предпочитала относить себя к доминирующему тогда типу абстракции, чуть ли не главному тогда тренду в США. Но явно не из-за этой, скажем, символической выгоды. Иначе говоря, технологически Мартин использовала ходы минимализма – сетки, ритмику и т.п., – но полагала, что у её работ есть и конкретное эмоциональное содержание. Она – по её заявлениям – хотела передавать универсальные состояния, причём – позитивные.
Вроде бы тут не сходится: абстрактные экспрессионисты – это же типа шум и ярость, буря и натиск, Поллок, де Кунинг. Но с другой то стороны, там же и Ротко. Кроме того, разве и спокойные эмоции – не экспрессия? Хотя, собственно, и минимализм вовсе не холоден, так что зря она отказывалась. Скажем, разве не эмоционально Minimal techno в варианте Basic Channel или Rhytm & Sound (Mango Drive, например, https://youtu.be/5ytax95DanA)?
Но тут не столько о нюансах определения жанра. «Шум и ярость» – это в общем некоторые (весьма экспрессивные) действия в конкретной разовой ситуации. У неё же в основном ряды, длящееся развитие темы – через ритм в том числе. Но при этом экспрессивность присутствует, просто она другая: ты находишься в некотором долгом состоянии, оно неплохое, и ты хочешь его зафиксировать и передать (минималисты такие состояния не фиксируют, а строят). Что для этого следует делать? Например, можно выстраивать ряды из примерно повторяющихся объектов. Логика в том, что состояние как-то перейдёт уже и в ритмику и – коль скоро эта эмоция является смыслом работы – передастся зрителю. Снимается образная сторона дела, вторые и прочие планы не мельтешат, ассоциации не навязываются (разве что кто-нибудь вспомнит, как его учили в школе писать прописи или рисовать ряды кружков или ёлочек). Чистая передача эмоции посредством ритма – как бы это сказал К.Вагинов (книга стихотворений «Опыт соединения слов посредством ритма»).
В словах это будет примерно так: листья, берег канала, на аллее жёлуди. Чёрные лестницы, сараи на заднем дворе, дровяные подвалы. Темнота, запах сырого дерева; запах старого дерева на лестницах. Дворы, песок, булыжник, торфяные брикеты, запах торфяного дыма, тишина. Порт, тёмные забегаловки, магазины на окраинах – минимальные, сухие помещения. Тусклые кафе, где пьют водку, светлые кафе, где пьют кофе. Дворы, туман, жёсткий свет витрин, автомобильных фар; влажность, запах дыма, сырость, сдвинутый свет, ветер, пустота, твёрдые большие кварталы, дворы внутри их стен, песок; туман, тишина, коты, георгины, бархатцы. Брандмауэры, цветные окна, красные кирпичные церкви, брусчатка; дворы, деревянные дома, запах дыма, земли и травы.
Ну, а морали тут никакой. Разве что, пример со словами как-то сам собой вывернул на городские истории. А в самом же деле, города – это повторяющаяся и знакомая ритмика, обычно – позитивная. Как-то так сознание и настраивается, мы же в городе примерно понимаем, кто мы тут (именно мы, которые тут) такие. Или, совсем конкретно, это как песенка Gustavo «Plus Minus» (https://youtu.be/mOCCP08QvnI): «столб-столб-столб-столб, дерево-дерево-забор-забор, дом-дом-окно-окно, ой – что со мною?»
Как минимум – ничего ужасного, а даже и неплохо.
