Меланхолия и изображения меланхолии
30/06/2017
В «Альбертине» прошла выставка-ретроспектива Eduard'а Angeli. Художнику исполнилось 75 лет, были представлены работы от 1960-х до нынешнего времени.
В буклете «Альбертины» сказано, что более пятидесяти лет Анжели последовательно развивал единственную тему, «пространства тишины». А также: «Меланхолия – базовое настроение, которое характеризует и его яркие, пропитанные светом пастели 1970-х и 1980-х, и тёмные, мрачные картины, которые он делает с конца 1990-х» (по последнему поводу уточнено – «работая прежде всего в Венеции»). Последняя фраза: «Анжели – весь о мире неподвижности; одиночество и пустота произведений австрийца почти угрожают своей иллюзорностью сейчас – во времени, полном деструкции и шума».
Часть экспозиции в «Альбертине»
У Анжели есть сайт (https://eduardangeli.com/jart/prj3/angeli/main.jart?j-j-url=/exhibitions); картинка в заголовке моей заметки – фрагмент скриншота раздела «Выставки», ну, а если уж она открывает раздел, то, значит, для него существенна.
Ещё тут тема «Альбертины» (художественный музей, расположенный во дворце эрцгерцога Альбрехта в центре Вены – прим. ред.), о выставках которой я обычно не пишу – они не занимаются «актуалкой», а предъявляют надёжные ценности. Конечно, там своя динамика, граница между сделанным искусством и ещё производимым постоянно смещается. То, что было непредусмотренным, движется в сторону открыток (ничего ужасного, шедевры на них выглядят мило). Надёжное красивое искусство. Музейного, само собой, уровня. У них там есть, например, заяц Дюрера и импрессионисты. В данном же случае промежуточный вариант: всё вроде уже надёжно, но ещё не окончательно упаковано. Вариант Анжели ещё не зафиксирован однозначно, ну, а коль скоро ретроспектива к 75-летию, то выставка этим и занята.
Bar. 2006
Leuchtturm, grün. 2012
Вторая (после «Альбертины») субъективная тема: в прошлый раз у меня были город, толпы людей и отдельное пространство автора, Lesley Oldaker. Сейчас примерно так же, города, частное пространство, но – совершенно безлюдное. К выставке был сделан клип, где автор рассказывает о том, что после возвращения в Вену перестал рисовать людей. О клипе будет и дальше, а из этой его части можно нарезать комикс:
Без людей может быть по-разному. Природа, предметы, города, здания и т.п.
Die Erde. 1977
Die römische Anatomie. 1986
В предисловиях Анжели называют Meister der Melancholie и определяют как человека, производящего Welt der Leere & Stille, мир одиночества и тишины. А это уже надёжные тэги для автора. Вообще, любопытно, что люди исчезают у него после возвращения в Вену (вот уж их там мало). Тишина и одиночество несколько странны для Вены вроде бы. На самом-то деле нет, она и такая тоже. «Человек без свойств» Музиля, например. «Страх вратаря перед одиннадцатиметровым» Хандке. Ингеборг Бахман, Георг Тракль, Витгенштейн, наконец. Австрия и Вена предполагают и такой вариант. Но тут уже интересно: во время Музиля одиночество, тишина и меланхолия были ли теми же, что сейчас, во всяком случае – в работах Анжели?
Zeitungsstand 3. 2016
Или другими? Ну, во времена Музиля одиночество определялось, что ли, по отношению к мейнстриму, который, очевидно, существовал – и в художественном варианте, и вообще. К тому же у них там были постимперские рефлексии. Теперь нет однозначности, а у одиночества другие параметры (учтем хотя бы прогресс коммуникаций). Одиночество (ну, и тишина, понятно) раньше было другим. А меланхолия? Тут дело уже не внешнее, а внутреннее, здесь возможно и постоянство. Причём у Анжели меланхолия не только венская, вторым его местом была Венеция (тоже, хм, одиночество и тишина).
Kanal. 2007
Ещё есть Петербург.
Der Palastplatz. 2014
Там слово «Санкт» наизнанку и Дворцовая площадь. То ли меланхолия всюду и всегда одинакова, то ли Анжели находит места, соответствующие его представлениям о ней. Петербургских меланхолий у него много, Крюков канал, например. Разумеется, в тумане. СПб положено быть туманным. Ну а меланхолия не чужда ни туману, ни СПб.
Der Kriukowkanal im Nebel 1. 2013
Или просто отдельные группы предметов.
Das Gitter. 2014
Похоже, что меланхолии свойственны постоянство и неизменность. Но тут редкий случай, когда трактовать автора незачем. В том же клипе Анжели всё пояснил весьма кратко. Процитировал H.C.Artmann'а, «чистая тишина возвращает в мир правильный баланс». Рассказал про ауру, которую излучают даже безлюдные городские места. Сказал: «Я считаю, что картины не эманируют эмоции в прямом смысле. Создают, скорее, тип атмосферы – атмосферы как в художественном смысле, так и в содержательном (in a sense of meaning). Мне интересно создавать эту двойную атмосферу, и я думаю, что живопись – или искусство в широком смысле – устанавливает порядок. Выбор из невероятного разнообразия реальностей и укоренение этого выбора означает для меня установление порядка. Я не могу сказать, почему это так, возможно – просто соответствует моему темпераменту».
Die Passion, 1986
Практически он выкапывает нору в реальности, где тихо и одиноко. В таком смысле тихое одиночество и позволяет восстановить баланс в мире, установив в нём порядок. Реальный вариант, но очевидный, и тут интереснее процитированное выше, «одиночество и пустота работ Анжели почти угрожают своей иллюзорностью» – у него самого об этом и близко нет. Что ли у критика получилось так, что угрожающей оказывается сама позиция Анжели совершенно вне его авторского намерения. Но это логично, тут всё-таки Вена, одноплановость там не интересна, тем более – умиротворяющая. Но ещё такое: оценки Анжели происходят в варианте критической речи, который оперирует метафорами и предположениями, отчуждёнными от собственно искусства. Получается этакое искусство для интерпретаций, позволяющее интерпретатору предъявлять тонкие ощущения и другие ми-ми-ми на тему, что хотел сказать автор и как это можно воспринять, совместив его высказывание с внешними делами: социальными, психологическими и т.п.
Hinterhof 1. 2005
Всё это, разумеется, человечно (как слово ни понимай), но заодно указывает границу, за которой уже можно обходиться без антропологического подхода («одиночество», «меланхолия», «иллюзорность»). Возможно, Анжели за эту границу и не надо было, хотя работа, которая стоит над заголовком этой заметки (Ufer 2, 2001, фрагмент), как бы намекает на переход примерно туда. Конечно, само это рассуждение тоже в антропологической рамке: некто, кто мог бы ещё как-то иначе, но не стал. С этим ощущением можно соотнести и название работы, ufer – это берег. Вот тут ему норм, дальше не пойдёт. Конечно, эта оценка ровно в том же варианте критических интерпретаций. Да, этот художник предполагает именно такой вариант разговора о его искусстве. Искусство конкретного автора и его чувств. В конце концов, он же сам говорит о своём темпераменте. Реализация собственного темперамента средствами своей профессии тоже дело, весьма человеческое.
Но слова Анжели о двух смыслах атмосферы и множестве реальностей предполагают наличие некоторой субстанции, с которой можно иметь дело. Можно её назвать – в качестве личной проекции – каким-нибудь понятным словом. Меланхолией, например.
Glass. 2005 (фрагмент)
Тут интересно, в чём именно он выкопал свою нору. Это же субстанция наоборот: есть какое-то вещество, можно из него что-то лепить, как из глины или пластилина. Но слепил и – наоборот, получается не массив, но пространство. Вроде бы складываешь из неё, а на самом деле её раскапываешь. Ну, а копать можно по-разному – для бытовых нужд или чтобы посмотреть, чего тут ещё не было. Тут, конечно, первый вариант. Автор сделал себе тихое и одинокое место с двойной атмосферой и наблюдает оттуда невероятное расслоение реальностей, устанавливая порядок и возвращая в свой мир баланс. Ничто из этого не выходит за пределы антропологии и просто психологии. Меланхолик понимает, что тут (ну, вот тут) что-то не сходится, и ограничивается этим, не исследует, что именно не сходится, как и почему. Нормальная человеческая позиция. По крайней мере, она напоминает о том, что – не сходится. У каждого своя стратегия. В зависимости от того же темперамента.
Но сама субстанция затронута, её наличие подтверждается постоянно. А она и сама по себе хороша, даже если её затрагивают косвенно. Даже в промежуточных вариантах. Они, в конце концов, как-то сообщают, между чем именно они промежуточные. Сопутствующая автору меланхолия оказывается указателем на наличие границы между тем и этим, таким и сяким. Знание и понимание того же разнообразия реальностей могут меняться, но меланхолия всегда будет маркировать эту перемещающуюся пунктирную, в общем, линию. Находясь по эту (ну, эту) сторону – потому что это же не сама меланхолия, а её изображения.
