Коллективный reset системы
06/12/2017
В Москве, в галерее «На Солянке», идёт выставка «Боюсь». Работает до 10 декабря, так что успеть ещё можно (право же, это следует сделать). Выставка групповая. Автор – Александр Образумов, первый раз в проекте «Боюсь» у него была выставка «Под прикрытием» (2016), на этот раз 16 авторов, кураторы Анна Бралкова и Луиз Морин, а в анонсе «Афиши» сообщено, что выставка «с акцентом на общественно-политическую тему». Вот этого сразу как-то и не видно: страхи – да, но чтобы этот акцент? Впрочем, есть контекст, в пресс-релизе галереи он задаётся первым делом: «Проект „Боюсь” придуман в 2015 году как ответ творчеству группы „4 Позиции Бруно” и проекту „Верю!” Олега Кулика 2007 года».
«Верю» – это то, с чего начинался «Винзавод». «Винзавода» с галереями ещё не было, но там есть нижний ярус со множеством разноформатных помещений, которые «Верю» и заняла. Что до оптимизма названия, то «Верю» как-то сопрягалось с тогдашним временем. Сами-то работы (по крайней мере, часть) вполне бы подошли теперь и для «Боюсь», но атмосфера тогда была лёгкой, весёлой даже. Я тогда писал отчет (https://www.polit.ru/article/2007/01/31/artattrak/), и по тону можно, наверное, это ощутить. Ну, а теперь Кулик тоже присутствует, с ним интервью почти сразу на входе, он отвечает на вопросы о том, должен ли художник испытывать страх и что такое русские страхи. Всё это тихо, ответов особенно не слышно, но и жестикуляция весьма убедительна.
Вторая точка контекста (а если их всего две, то обе важные) – «4 Позиции Бруно». О группе пишут так: «…Работают с подспудной и нежелательной культурной памятью. Их музыка перемалывает и переплавляет в новые формы всё то, что кроется где-то в сознании у почти каждого гражданина. Военные марши, услышанные на 9 мая. Саундтрек к поездке в такси. Загадочные сказки на ночь, доносящиеся из радиоприемника…» Считается, что они даже сделали свой стиль, «токсичный даб». На Ютубе они есть, разумеется.
И вот эти нюансы заявлены сразу и, значит, сообщают контекст. Который, следовательно, необходим и даже, получается, входит в экспозицию. Определяя, например, слой, которому свойственен такой арт и вещество, с которым этот арт работает. Связность работ друг с другом чрезвычайная, так что блог будет как экскурсия (увы, не по всем работам, много их). Выставка в подвале, первая работа уже на лестнице (Александр Образумов)
Под лестницей, в пару к неону, вполне удобное укрытие от сказанного.
Вход, сразу же Кулик справа.
Коридор дальше.
Всё происходит вполне в нигде, этакий полумрак сознания; сделано пространство, где, например, нельзя отличить экспонат от служебной принадлежности галереи. Вот куча планов по эвакуации (они на всех стенах коридора), и это арт, конечно (Мария Колина-Перес), но один план, наверное, реальный.
Или это рукодельное ограждение – само по себе почти и не работа, но нормально, на месте (Ольга Божко).
Или вот эта типа простодушная подборка (Янина Болдырева).
Ну, или просто вот так – это не экспонат, а само пространство.
Один зал отделён тёмным чёрным тяжёлым занавесом, за ним целый комплект (Сергей Потеряев, «Старая Утка»), там и фотографии, и видео со звуком, и объект – полный пакет для всех органов чувств (запах тоже включён – бетонные стены, подвал).
Чувства разные, но первое, на что обращаешь внимание, когда входишь, – вот это.
Вообще же, тут не так, что группа лиц делает порознь художества и складывает результаты, это общий организм совместно переживает и реагирует. Размеры организма куда больше, чем предъявленные на выставке, – на «Верю» художников было больше, а это одна среда. Но и не так, что данная группа совместно сделала вот это искусство. Они – разные, но, что ли, именно сама среда является арт-продуктом, сделавшим теперь вот эту выставку как единый текст. Теперь при чём тут анонсированная «общественно-политическая тема», когда темы здесь разные и понятные без этих слов? Например, Промвыза – у них ролик о том, как три девочки («Три сестры») долго пытаются спрыгнуть вниз. В конце концов спрыгивают все, да.
Сергей Братков и совершенно не вербализуемые, отчего почти осязаемые предъявления если не страхов, то какого-то семантического дискомфорта.
Или «Аквариум» Дмитрия Булныгина (инсталляция, видеомаппинг). Ну да, понятно, что что-то пошло и идёт не так, но что именно – не сказать, а общественная политичность-то при чём?
Ну, может, Диана Мачулина как-то соотносится. Но её работа вовсе не обязана быть прочитана идеологически, даже кровь и выбоины как бы от пуль справа не трактуются однозначно.
Страхи тут не публицистические, а свойственные вышеупомянутому общему телу. Как бы один автор, существующий почти как отдельный организм, возник за счёт участников, но их не аннулируя, беря часть у каждого. Им-то хуже не будет, страхи – восстановимый ресурс, а получился новый организм, который боится вот всего этого и вот так.
Тут искусство и начинает раскручиваться. У всех страхи разные, итоговый организм получается весьма разнообразным. При этом страхи не какие-то специально художественные, а вполне понятные и, в принципе, испытываемые всеми и каждым (в меру изощрённости его ощущений). Ощущения зависят от самого человека и его обстоятельств. Но когда эти ощущения выводятся в наглядность, то уже всегда будет общий контекст. Для индивидуальных работ это не так, какая разница, из какого контекста смотрят на Ван Гога. Но если вот такая выставка, то уже никуда не деться: такой-то год, такая-то среда. Всё работает в рамке предполагаемого, точнее – существующего по умолчанию контекста времени и места, который ощущают и авторы, и зрители.
Чтобы уже совсем просто: если допустить, что контекста нет, то получилась бы выставка чуть ли не о детско-подростковых страхах. Некоторые вещи это позволяют допустить. Уже и само оформление выставки практически реализует страшилки «в чёрной-пречёрной комнате». Может, и не специально, а так получилось, но получилось-то ровно так. Ну, и некоторые работы. Скажем, покрывало с детско-подростковыми историями (Анна Ротаенко).
Или история про ведьмину лапу (Мария Челоянц), вот рисунок лапы.
А вот пояснение, почему только рисунок, а не сама лапа (вообще, там любят ещё и истории рассказывать – и Ротаенко, а после этой будет ещё одна).
О чём этот возрастной пример? У инфантилов, подростков – инстинктивные, естественные страхи, социальные страхи взрослых в них укорениться ещё не успели. Ну, а на выставке контекст времени-места задан сразу, и понятно, что именно сгрудилось вокруг – всякие эти скрепы РФ и известное отношение к современному искусству как минимум. Это ощущается, причём «Верю» и «Боюсь» – это ж два пункта из солженицынской максимы для зэков и граждан СССР в целом – «Не верь, не бойся, не проси». Не знаю, намеренно или авторы не обратили внимания. Ну, и «4 Позиции Бруно» тоже можно послушать.
Получается не собрание индивидуальных экзистенций, но коллективный выход из-под тотальной схемы, навалившегося контекста. Все экзистенции равны сами себе, но в подобной сумме они фиксируют то, что само их пространство существует внутри любого контекста. Есть прямое указание на возможность такой трактовки, это работа Маши Сумниной, прямо отсылающая к классике «Коллективных действий» (в устройстве внизу две дырки, чтобы туда смотреть, ну, там картинки, примерно соответствующие картинке с плакатом).
Акция известная, на кумаче там написано «Я ни на что не жалуюсь и мне все нравится, несмотря на то, что я здесь никогда не был и ничего не знаю об этих местах». На самой работе рассказывается такая история:
Словом, обращение к почти инстинктивным реакциям даёт возможность сбросить всё, что навязывается со стороны; тотальную единую повестку, обеспечивающую и контекст. Тот самый «общественно-политический акцент» есть, да. Но он не в прямом активистском, противостоящем высказывании, а умнее: через игнорирование того субъекта, против которого полагалось бы выстраивать свои протестные объекты. Тут коллективное возвращение в индивидуальное через противопоставление общечеловеческих страхов системе. Весьма сильная метафизика, причём в бытовом изводе.
Клин клином вышибают, а дырочка остается. Страхи дают свободу, вот же. Почти Пьер Безухов, попавший к французам: «Поймали меня, заперли меня. В плену держат меня. Кого, меня? Меня? Меня – мою бессмертную душу». Производится сброс системы, не идеологический, а почти физиологический сброс накопившихся настроек, часто наросших даже незаметно. После этого reset'а художники могут перевести субъектности внешних обстоятельств в объектности. Ну да, так это выглядит для меня со стороны. Точнее, так я со стороны думаю, как они могли бы это воспринимать. И это ещё раз о том, что контекст тут совершенно равноправный участник выставки. Не виден, влияет.
