Анатомия по Пахомову
08/12/2017
Фото: © Новый музей
Многое на выставке живописи Андрея Пахомова «Против гравитации» остаётся неопределённым. Полотна датированы 2012–2014 годами, оказавшимися последними годами для художника, неожиданно рано умершего в августе 2015-го. Проект, показываемый в петербургском Новом музее, так и не получил авторского названия. Раньше эти работы были знакомы только его ученикам и узкому кругу друзей, теперь зрителю остаётся догадываться, как предполагал демонстрировать их художник и как сам мыслил эти вещи, столь отличные от всего остального его творчества.
Андрей Пахомов был известен как мастер книги, руководитель мастерской и завкафедрой на графическом факультете Академии художеств, виртуозный иллюстратор, развивавший собственный издательский проект «Редкая книга из Петербурга», и, наконец, продолжатель богатой художественной традиции. Его отец, классик отечественного искусства Алексей Пахомов, в конце 1920-х входивший в «Круг художников», тоже делил себя между живописью и графикой – но не стоит забывать, что, как и для многих других художников тех лет, его выбор в пользу графического искусства был сделан не совсем по своей воле, хотя и обеспечил в дальнейшем успешную карьеру.
Стоит ли рассматривать холсты Андрея Пахомова как «живопись графика», то есть с неизбежной долей снисходительности? Являются ли они картинами в законченном смысле и насколько принципиальна их этюдность? И главное – считать ли их современным искусством? Вот только часть вопросов, которые порождает выставка, формально принадлежащая к мемориальному жанру, но оказавшаяся одним из самых живых и будящих мысль художественных событий завершающегося года. А неопределённость, которой пронизана живопись Андрея Пахомова, становится в чрезмерно детерминированном мире очень ценным качеством.
Постепенно сделавшиеся известными после его смерти работы сильно изменили зрительское восприятие художника, чей творческий облик был привычным и понятным. От утончённой декоративности иллюстраций Пахомова к текстам античной лирики они отстоят максимально далеко. Здесь автор преодолевает все родовые графические ограничения: условный фон записан тонко, но при этом размашисто, несколькими штрихами создана монументализированная форма, решённая настолько деликатными цветовыми отношениями, что поверхность картины кажется светоносной и перламутровой. В одних работах художник передаёт в живописи мрамор или гипс статуи, в других он фиксирует живую натуру, но в любом случае это скорее «торсы», нежели «тела», и дело даже не в ощутимом монументализме, идущем от штудирования классической пластики «Бельведерского торса».
Возникающая на полотнах Пахомова мужская фигура совсем лишена грубости и прямой маскулинности. Изображения без конечностей и головы, наделяющих тело выразительными возможностями, протяжённо располагаются в картинном пространстве от края до края холста. Но обезличенные и тотчас переходящие в состояние полного покоя из предельного движения, они сохраняют барочную экспрессию. Не исключено, что знающий и любящий историю искусства Пахомов опирался в своих работах на голландскую гравюру XVII века. «Дракон, пожирающий спутников Кадма» Хендрика Гольциуса всегда завораживал ужасом: тела изображены анатомически совершенно, но с учётом сюжета цель этого совершенства кажется сомнительной, ведь происходит стремительная трансформация атлетически сложенной фигуры в нечто не имеющее названия, что получилось выразить только в живописи XX века у Фрэнсиса Бэкона. В безголовых торсах Пахомова есть та же трансформация.
Те тела, которые написаны художником с натуры, поставлены в «неканоничные» позы. Хотя вытянутые подростковые фигуры кажутся наследием застывшего в вечной прелюдии русского искусства 1970-х годов, у Пахомова они настолько мятущиеся и неуверенные, что изображение без головы хочется сравнить с закрытым от смущения лицом. В работы с живой моделью Пахомов впускает яркость определенного цвета – может сделать оранжевыми или зелёными тени, но это не отбрасываемый на фигуру рефлекс, а скорее намёк на пространственный контекст. У Пахомова-отца 1930-х годов встречаются похожие приёмы обобщения формы, но искусство эпохи строительства нового человека всегда чётко фиксирует обнажённое тело – и социально, и художественно.
И всё-таки, относится ли живописная серия Пахомова к contemporary art? В новейшей истории русского искусства вспоминается только ещё один пример подобной впечатляющей трансгрессии классического художника – это Павел Никонов, в 2005 году показавший в Третьяковке работы из цикла, писавшегося в течение 30 лет в деревне Алексино. Удивившие современников произведения создавались вдали от всякой публичности, и в стратегии двух мастеров есть общее.
С одной стороны, картины Андрея Пахомова, представленные на выставке «Против гравитации», не несут признаков современности, а их автор – равнодушный к «актуальной повестке» художник, который ставил перед собой исключительно формальные задачи. Однако в том, как эти задачи решены пластически и содержательно, несомненна принадлежность работ Пахомова к современному искусству. Концептуально-последовательная серия, изображающая дезориентированные в пространстве тела без признаков личности, – что ещё лучше способно сказать сейчас о современности?
