Тихий апокалипсис в естественнонаучном музее
Илья Федотов-Фёдоров. Коллекция Розовой книги № 2
18 сентября – 2 декабря, 2018
Государственный биологический музей им. К.А. Тимирязева, Москва
27/09/2018
Нужно быть очень внимательным, сосредоточенным и заинтересованным, чтобы увидеть всё, что придумал Илья Федотов-Фёдоров для своей выставки в московском Биологическом музее. Это не привычная сегодня художественная интервенция – в его исполнении она превращается в сложный сайт-специфический проект, требующий напряжённого блуждания среди витрин, наполненных засохшими растениями, чучелами, заспиртованными уродцами, геологическими редкостями, реконструкциями голов первобытных людей, схемами, графиками – и так до бесконечности. Только маленькие скромные этикетки с бледной надписью «Коллекция Розовой книги № 2» говорят, что вот оно, искусство, совсем близко, и стоит внимательнее вглядеться в компанию корешков, высушенную лужайку или листок, небрежно прикрепленный к стене. Это занятие затягивает, заставляет двигаться дальше и с радостью обнаруживать среди музейного изобилия магическое присутствие художника.
Впрочем, если сразу пробраться на второй этаж и начать квест в единственном целиком принадлежащем выставке маленьком зале с афишей и кураторским текстом на планшете (куратор выставки – кандидат культурологии, специалист в области art&science Ольга Ремнёва), путешествие получится более осмысленным. Стены зала занимают три больших музейных витрины. В них – полотнища с первобытно-ритуальными изображениями доисторических животных. Эти полотнища с церемонной симметрией окружены странными масками, камешками, выложенными как зашифрованные послания, фантастическими существами, законсервированными в широких стеклянных банках с притёртыми пробками. Федотов-Фёдоров будто представляет нам свой собственный вариант музея, где одинаково ценны и достойны сохранения и крошечный камень, и странная фигурка, и цветок, и материализованная фантазия художника. Размещая в витринах бумажные листки с изображениями мумий и древних артефактов, автор плетет сеть ассоциаций, заставляющих задуматься о том, как, в сущности, классический музей похож на египетскую гробницу, наполненную всем необходимым для вечной жизни, или средневековый реликварий, сохраняющий драгоценные раритеты.
Фото: Ольга Абрамова
Свои раритеты Федотов-Фёдоров черпает из Розовой книги, над созданием которой работает уже больше двух лет. Первую часть проекта он показал весной 2016 года в музее АRT4. Розовая книга – это воображаемая предшественница Красной книги, в неё может попасть что угодно, ибо всё эволюционирует, изменяется, всему когда-нибудь приходит конец и всё может быть интересным для будущего исследователя. Экспонаты отбирает одинокий ученый, alter ego художника. Принцип отбора неясен или его нет вовсе – тотальная музеефикация как memento mori, как напоминание о неизбежной гибели. В стерильном минималистском пространстве музея Игоря Маркина Федотов-Фёдоров показал кабинет и лабораторию биолога, собирающего свою Розовую книгу. Схемы, чертежи, формулы, экспроприированные из арсенала ученого, и собственно воображаемые образцы были выполнены из веток, камней, кусочков осиных гнёзд, коконов бабочек и других природных объектов, заменяющих художнику привычные краски и кисти. Подобная игровая спекуляция открывает дорогу серьёзным размышлениям о проблемах сосуществования человека и природы, о возможности общения с будущим, о границах взаимопонимания и об экзистенциальном одиночестве человека во вселенной.
Несмотря на молодость, Федотов-Фёдоров уже стал героем многажды проговоренной и отшлифованной истории собственного становления. Одинокое и болезненное детство, когда лучшими друзьями были воображаемые динозавры, живые муравьи или голубь в песочнице. Мечта о занятиях биологией и как её реализация – два семестра на факультете зооинженерии в РУДН, где существовало подразделение генетики. Вынужденная (направление расформировали), но осознанная (в попытке преодолеть проблемы с коммуникацией) учёба там же на факультете журналистики. Журналистская работа в газете, на радио и телевидении в студенческие годы. Потом – путешествия в Америку и Индию, где родилось и утвердилось желание стать художником, и, наконец, занятия в школе современного искусства «Свободные мастерские» при Московском музее современного искусства, в Институте проблем современного искусства и немного в Школе Родченко.
Природная одарённость, одержимость искусством вместе с правильным образованием и опытом журналистской деятельности принесли свои плоды. Сегодня Федотов-Фёдоров – успешный художник, удачно сотрудничающий с московской Fragment Gallery, номинант премии «Инновация», экспонент множества сольных и групповых выставок в России и за рубежом, стипендиат и резидент программ в Испании, Швейцарии и Нидерландах. Его работы хранят частные коллекционеры, Третьяковская галерея и Московский музей современного искусства. На монтаж и открытие новой выставки Федотов-Фёдоров прилетел из Маастрихта, где ещё не закончилась его очередная резиденция в Jan van Eyck Academie. Он готов снова заглянуть в свою Розовую книгу. Только теперь события разворачиваются не в воображаемом кабинете или лаборатории, а в самом настоящем музее.
Фото: Ольга Абрамова
Это тотальное концептуальное вмешательство стало возможным благодаря энергии и доброй воле его участников. Инициатор проекта Ольга Ремнёва предложила его музею и художнику, Fragment Gallery поддержала своего автора, а команда музея во главе с директором Марией Рахчеевой, проявив изрядную отвагу, позволила молодому художнику работать с насыщенной и специфической экспозицией, открыла для него музейные архивы и деятельно откликалась на его инициативы. Автор, в свою очередь был хоть и настойчив в высказывании, но предельно деликатен.
Федотов-Фёдоров любит повторять, что его рабочее место похоже на зоологический музей. Теперь он чувствует себя как дома и совсем по-хозяйски расставляет акценты. Он подсвечивает доисторический скелет, фиксирует изображениями углы подиума, добавляет банку, где в ярком растворе плавает фантастическое существо, и музейная витрина оборачивается погребальной камерой, где хранится для вечности очередной персонаж Розовой книги. Подобный сюжет с вариациями повторяется не единожды. Созданные Федотовым-Фёдоровым существа легко уживаются и с препарированными трупами земноводных, и с внутренними органами человека, изуродованными болезнью, и с исчезающими видами растений и животных из Красной книги. В музейных витринах возникают инсталляции, своей ритуальной симметрией снова и снова напоминающие о том, что музей – это царство мёртвых. Но художнику не страшно, он среди своих, он привязан к своим героям, уважает их преданное служение науке и снимает про них (впервые в своей практике) сладострастное видео – так сосредоточенно разглядывает и так нежно трогает юноша на экране уродливое чучело. Ведь все мы умрём, в конце концов, и это так грустно.
Фото: Ольга Абрамова
Взаимодействие Федотова-Фёдорова с музейным собранием строится на тонких нюансах и прихотливых ассоциациях. Исколотую булавками бабочку он сопровождает крошечными изображениями св. Себастьяна, а извлеченную из музейного архива фотографию юных таксидермистов располагает в витрине с чучелами птиц.
Даже неожиданная в творчестве Федотова-Фёдорова попытка политического высказывания, когда пропагандистские архивные портреты доярок-рекордсменок он объединяет с не менее идеологически заряженными изображениями их выдающихся подопечных, демонстрируя эксплуататорскую сущность советского строя, оборачивается очередным мистическим ритуалом. Поблёкшие лица героинь устало наблюдают из-под потолка за мельтешением фигур внизу, автор же, верный своему принципу отмечать ненормативное случайное, ущербное, в центре помещает снимок, где человека нет вообще, он исчез, остались только цифры его бессмысленного рекорда.
Фото: Сергей Христолюбов
Хрупкие и деликатные артефакты, созданные Федотовым-Фёдоровым, могут обмануть зрителя, представляя автора излишне чувствительным или сентиментальным. На самом деле он азартен в работе, небрезглив и даже жесток. В погоне за желанной муравьиной маткой бестрепетной рукой он вскрывает шары муравьиных гнезд в тайском мангровом лесу, хладнокровно всаживает булавки в бабочек или бродит по кладбищам в поисках нужного материала.
Свои эсхатологические прогнозы он формулирует хоть и негромко, но убедительно.
Воспользуемся же уникальным шансом, который нам предоставлен, и погрузимся в тихий розовый апокалипсис, куда когда-нибудь возьмут всё и всех.
