Диалоги сквозь время

Евгений Антуфьев. Когда искусство становится частью ландшафта. Часть II
Мемориальный музей «Творческая мастерская С.Т. Конёнкова», Москва
9 ноября 2018 – 3 февраля 2019

Евгений Антуфьев – Дмитрий Краснопевцев. Диалог. Когда искусство становится частью ландшафта. Часть III
Мультимедиа Арт Музей, Москва
5 декабря 2018 – 24 февраля 2019

19/12/2018
Ольга Абрамова

Большим сложносочинённым проектом «Когда искусство становится частью ландшафта» Евгений Антуфьев отмечает первый круглый юбилей своей стремительной творческой карьеры. Десять лет назад свежий выпускник Московского института проблем современного искусства, родившийся и первое образование получивший в столице республики Тыва Кызыле, дебютировал в Москве сольной выставкой на площадке «Старт» Центра современного искусства Винзавод. Овеянная легендами экзотическая родина, особость человеческой фактуры и загадочные рукодельные вещицы, куклы и амулеты, в которых объединялись травы, насекомые, кожа, кости, зубы, человеческие волосы, ногти, сразу выделили автора на пёстром фоне московской художественной жизни. Он убедительно предъявил сообществу свою пронизанную ритуалами «модель существования».

Евгений Антуфьев. Без названия. 2018. Бронза. Фото: Artwin Gallery

Личная глубоко прочувствованная мифология дебютанта с самого начала была замешана на детских комплексах, отроческом поиске себя, родном тувинском шаманизме и сдобрена апокалипсической причудливостью романов таинственного Ильи Масодова, в начале XXI века явленного миру издателем «Митиного журнала» Дмитрием Волчеком. Не случайно же молодой художник цитирует роман Масодова о пионерке и её мертвой подружке в благодарственном слове по поводу вручённой ему в 2009 году Премии Кандинского, и не оттуда ли его интерес к девиантам вроде Джеффри Дамера или Чикатило, которых он так любит обсуждать в своих многочисленных интервью.

Желание «épater les bourgeois», которое частенько испытывает наш герой, придаёт дополнительные оттенки его многомерному образу. Он работает с непривычными, удивительными и редкими материалами – это может быть и дорогой янтарь, и прозрачная карамель, и олений рог, и метеоритное железо, он наполняет свою мифологизированную вселенную объектами-фетишами, заговорёнными на бессмертие, и вместе с тем выступает внимательным, зорким, много знающим, ироничным современным куратором чужих и своих выставок. Их за прошедшее десятилетие было много, большей частью персональных. Антуфьев специально настаивал на том, что не хочет взаимодействия с чужими работами, а жаждет пребывать в своём собственном мире, «в который не вторгаются работы других участников».

Евгений Антуфьев. Без названия. 2017. Фото: Ольга Абрамова

Перебирая рассыпающиеся в прах кости, он думал о вечности, но это парадоксальным образом не мешало ему беспокоиться о своём земном поприще и выбирать своей ролевой моделью Зураба Церетели или мечтать о собственном музее вроде музея Бурганова. Сегодня, приближаясь к возрасту Христа, художник наконец почувствовал в себе силу, ощутил себя готовым подняться на следующую ступеньку своей жизненной лестницы. Пришла пора начать диалог, соотнести собственную работу с искусством разных эпох и разных мастеров. Для цикла выставок «Когда искусство становится частью ландшафта» уверенный в себе автор выбирает достойнейших. Помните, как у Маяковского: «…ревнуя к Копернику, его, а не мужа Марьи Иванны, считая своим соперником».

Первая часть проекта «Когда искусство становится частью ландшафта» прошла летом и осенью в Палермо в параллельной программе Manifesta 12. В Археологическом музее Антонино Салинаса собеседниками деревянных идолов, масок и керамики Антуфьева выступили антики и греческие боги. Интервенция современного мастера в классический музей продемонстрировала, как естественно его произведения сосуществуют с древними подлинниками и как легко преодолевают границы временного и исторического контекстов.

Фрагмент экспозиции «Евгений Антуфьев. Когда искусство становится частью ландшафта. Часть II» в мемориальном музее «Творческая мастерская С.Т. Конёнкова». . Фото: Artwin Gallery

Вторая и третья части развернулись почти одновременно на двух московских площадках. Они радикально отличаются друг от друга, доказывая тонкое чутьё Антуфьева – куратора и художника.

Диалог вовсе не предполагает единомыслия и непременного согласия, важнее, чтобы у собеседников нашлись общие интересы. Приглашая к диалогу «русского Родена», советского классика Сергея Конёнкова, и «русского Моранди» Дмитрия Краснопевцева, Антуфьев берёт на себя ответственность за ведение беседы. Он будто бы играет в шахматы сам с собой, и предельно честен в этой игре, хотя в его власти развернуть ситуацию в свою пользу. На обеих площадках он выступает в высшей степени деликатным и заинтересованным участником, а его визави демонстрируют с его помощью свои неожиданные и неординарные качества.

Хранители музея-мастерской Конёнкова, принимающей вторую часть проекта, с удовольствием вспоминают, как увлекательно было работать с «Женей», как его внимательный интерес воодушевлял их и как много нового открылось в процессе подготовки. Пространство мастерской не совсем музей, оно обладает подвижной экспозицией, и то, что получилось, уже не интервенция в чистом виде. Антуфьев своей волей извлекает из запасников нужные ему работы, строит стеллажи и зиккураты, наполняет найденными раритетами витрины. Он воссоздаёт рабочую атмосферу мастерской – храма, где рождается искусство, включая в игру и гигантский башмак-череп Бурганова, и Шемякина, и Вучетича, и Эрнста Неизвестного, и своих псевдоархаических чудищ. Весь сумбур русско-советской пластической традиции всплывает в его прихотливых ассоциациях.

Фрагмент экспозиции «Евгений Антуфьев. Когда искусство становится частью ландшафта. Часть II» в мемориальном музее «Творческая мастерская С.Т. Конёнкова». Фото: Ольга Абрамова

Главный собеседник, конечно, сам скульптор, проживший почти сто феерических лет. В начале прошлого века он прославился серией примитивистских деревянных изваяний языческих богов, потом преподавал во ВХУТЕМАСе, двадцать лет был салонным портретистом в Соединенных Штатах, вернувшись в СССР после войны, получил все возможные награды и звания, а последние годы посвятил многофигурной композиции «Космос» – фантасмагорическому сплетению деревянных фигур, голов, птиц, знаков зодиака и звучащей проволоки. Её-то Антуфьев и делает гвоздём экспозиции. Вдобавок он освещает пространство цветными неоновыми фигурами-символами, окончательно превращая его в таинственную пещеру Али-Бабы, и даже заматывает подиумы рыжим строительным скотчем, чтобы изгнать малейший дух белого куба. Он иронично обозначает своё место возле признанного корифея, устраивая натюрморты из собственных вещей рядом с вещами хозяина – вот это мои туфли, а это мои инструменты. Он кокетливо предлагает зрителю: «Дружок, попробуй-ка определить автора». Впрочем, при известной сноровке увидеть различие не так уж и трудно.

Из экспозиции «Евгений Антуфьев – Дмитрий Краснопевцев. Диалог. Когда искусство становится частью ландшафта. Часть III»

Третья часть проекта не предполагает никаких интервенций. Один из этажей музея в соответствии с замыслом Антуфеьва целиком занят изысканным рокайльным лабиринтом. Его заливает сияющий белый свет, в котором почти растворяются стены и подиумы, работы будто плавают в пространстве, и только атласные шнуры ограждений отмечают направление движения. Гуру советского нонконформизма, маэстро метафизического натюрморта Дмитрий Краснопевцев на этот раз участвует в диалоге не только своей живописью, графикой и редкостями из личного собрания. Он обретает голос. Его молодой собеседник щедро цитирует на стенах его дневники и отмечает удивительное совпадение интересов. Архетипичность архаического искусства, единство и изменчивость всего сущего, бренность материи и неизбежность смерти – темы, внятные обоим. Но общий экзистенциальный фундамент вовсе не делает художников похожими. Как-то в разговоре с Арсением Жиляевым Антуфьев заметил, что «искусство как вода – её можно бесконечно переливать в разные формы, сама субстанция останется прежней. Открывать новые способы этих трансформаций – одно из самых главных удовольствий в моей жизни». И теперь мы видим, с каким наслаждением он наблюдает, как рождается и совершенствуется искусство заслуженного мастера – от ранних рисунков к «тихой жизни и равновесию» очищенных от всего лишнего модернистских натюрмортов.

Фрагмент экспозиции «Евгений Антуфьев – Дмитрий Краснопевцев. Диалог. Когда искусство становится частью ландшафта. Часть III»

Свои собственные работы и раритеты из своей коллекции, среди которых скульптуры из бронзы и дерева, будто только что извлеченные их археологического раскопа, керамика, фотографии, раковины, черепа и неолитические ножи, художник-куратор деликатно вплетает в общий маршрут. Лишь изредка он позволяет себе снижающую пафос усмешку, наряжая в колпаки идолов или передразнивая натюрморт маэстро-метафизика в наивном рельефе.

Забавным аттракционом выглядит в этом сияющем пространстве бутафорский египетский храм и неожиданно бутафорские фигуры Осириса и Анубиса, стоящие в почетном карауле у стены, с цитатой из дневника Краснопевцева. Уж не иронизирует ли младший собеседник над патетикой слов старшего, уподобляющего музей могильнику? От современного художника можно ждать всякого.

И напоследок вспомним помощников Антуфьева в этой многосложной эпопее. Среди них жена и соавтор керамических работ Любовь Налогина, куратор Светлана Марич, превратившая вернисаж у Конёнкова в яркое светское мероприятие, Московский музей современного искусства, Artwin Gallery, Ольга Свиблова и большая группа специалистов Мультимедиа Арт Музея. Но главный бенефициант – сам Евгений Антуфьев. Без его творческой воли ничего подобного мы не увидели бы.

Фрагмент экспозиции «Евгений Антуфьев. Когда искусство становится частью ландшафта. Часть II». Фото: Artwin Gallery

Воздадим же ему должное, но заметим, что вся стройность, многомерность и многозначность новых проектов не спасает от щемящей грусти воспоминаний о маленьких, странных клочках ткани, покрытых корявыми стежками, – тех, что мы увидели впервые десять лет назад. Их магия непобедима.