Апология необъяснимого
21/06/2019
«Макс Эрнст. Парижские годы». 15 июня – 18 августа 2019. «Алхимия образа. Книги Макса Эрнста из собрания Марка Башмакова». 15 июня – 15 сентября 2019. Государственный Эрмитаж, Санкт-Петербург
Искусство Макса Эрнста появляется в Эрмитаже в четвёртый раз начиная с 1995 года, но широкий зритель знает о художнике, не подозревая, чьи работы использованы на обложках детективов Бориса Акунина, оформленных коллажами из графического романа «Неделя доброты».
Технику полиграфического коллажа, во второй половине XIX века бывшую областью домашнего художества, дадаисты сделали главной: Эрнст создаёт работы, разрезая анатомические атласы, аграрные и минералогические справочники, торговые каталоги и путеводители, иллюстрированные остросюжетные романы с продолжением, руководствуясь при этом основным сюрреалистическим принципом алогизма. В его живописи этот приём существенно отличается от кубистического коллажа Пикассо или Брака с использованием реальных предметов – все работы Эрнста программно энигматичны и непознаваемы.
Макс Эрнст. Цветы-ракушки. 1928
Нынешнюю эрмитажную экспозицию тоже характеризует коллажность: посетитель вынужден собрать воедино из разрозненных деталей свой собственный образа художника. Название выставки «Парижские годы» не совсем точно: Эрнст прожил во Франции два десятилетия вплоть до 1941 года, когда ему удаётся бежать с помощью Пегги Гугенхайм в Америку, а показанные работы относятся только к 1920-м.
Андре Бретон, написавший в 1924 году «Первый манифест сюрреализма», стоял перед задачей превратить небольшую литературную группу в широкое художественное движение. Необходимый перевод словесных образов на язык живописи находится у многих авторов – от Анри Матисса до Андре Массона, и Эрнст в их числе. Для сюрреализма он становится важнейшим художником, определившим и выразившим «живопись за гранью живописи». В его искусстве – мистика, юмор, эротическое желание, игра слов, теневая сторона сознания, птицы, монстры и не только.
В тексте, предваряющем выставку, Михаил Пиотровский использует оборот «малые Эрнсты», без лишних слов понятный в Эрмитаже с его голландской коллекцией. Выставка в Двенадцатиколонном зале состоит из небольших по размеру и в общем факультативных для творчества художника работ. Ожидать сейчас в Эрмитаже главные произведения этого периода – «Убю Императора» (1922) или «Деву Марию, наказывающую младенца Иисуса в присутствии трёх свидетелей: Андре Бретона, Поля Элюара и автора» (1926) было бы бессмысленно, а «Материнство, после нас» 1927 года из художественного собрания земли Северный Рейн-Вестфалия демонстрировалось в музее на рубеже 2005–2006 годов. На всякой крупной арт-ярмарке непременной найдутся несколько «Эрнстов» небольшого размера, выглядящих среди других модернистов на галерейных стендах как маленькая драгоценность, помещённое в футляр неизвестное и яркое существо или же часть какой-то коллекции курьёзов. С годами вещи Эрнста не утрачивают своего художественного обаяния, а фигура их автора всё так же привлекательна.
Макс Эрнст. Клетка и птицы. 1924
Почти сто лет назад в 1921 году в Кёльне завязывается дружба художника с поэтом Полем Элюаром, чей сборник «Повторения» он иллюстрирует, и в том же году графические работы демонстрируются в парижском книжном Au sans pareil. Даже не дождавшись получения французского вида на жительство, гражданин Германии и ветеран прошедшей войны, Эрнст переезжает во Францию и начинает жить с Полем Элюаром и его женой Галой в тройственном союзе.
Начало работы в Париже было необычайно активным, и в 1927 году состоялась следующая персональная выставка Эрнста в Galerie Van Leer. Партнёром галереи был Арам Мурадян, ставший одним из первых парижских покровителей и покупателей художника. Галерея прекратила деятельность в 1970-е, и принадлежавшие Мурадяну работы пополнили аукционы и музейные собрания. Сейчас многие из них находятся во владении аукционного дома Christie's, и для музейной выставки получены благодаря Обществу британских друзей Эрмитажа («Фонд Эрмитаж–Великобритания»).
Часто эти маленькие картины образуют единое целое с обрамлением, выполненным автором: рамка составлена из стеклянных пластин или прорезана струнами. Возможно, в этом декоративно-прикладном решении отозвался случайный вояж Эрнста в Индокитай: в 1924–1925 годах он, увлечённый Галой, отправляется вслед за Элюарами в путешествие до Сайгона, и впечатления от субтропической природы будут часто возникать в его картинах. Птичьим пением на Востоке увлечены почти как спортом – Эрнст помещает своих птиц внутри багетной клети.
Он называет своим альтер эго «верховную птицу Лоплоп» – придуманная художником и изображаемая на многих картинах, с тех пор она сопутствует ему всю жизнь. С тотемным животным Эрнсту повезло: мифологическая функция посредника между мирами давно известна, но ещё птица – это выражение движения в наиболее свободной и чистой форме. Работа «Маленький памятник птицам» вся состоит из трепетания крыльев и птичьих теней на рассветном фоне. Другая, названная «Руки на птицах», обыгрывает известную пословицу про синицу в руках, но с обратным знаком – художнику важнее недостижимое.
Макс Эрнст. Руки на птицах. 1925
Графическая природа искусства Эрнста продолжает образ сюрреализма – явления, связанного в первую очередь с письмом и рождением визуальных образов на бумаге. 10 августа 1925 года Эрнст зафиксировал изобретение нового способа получения изображений – фроттажа (хотя в 1921 году он уже создал подобным способом один рисунок) – и спешит испробовать все возможности обретённой художественной техники.
34 листа из серии «Естественная история» демонстрируются на выставке в Главном штабе. Предшественником своей техники Эрнст считает Леонардо, разглядевшего в очертаниях пятна на стене горы и физиономии, но механический перевод фактуры на бумагу с помощью карандаша получил самостоятельное значение только у сюрреалистов. В наши дни фроттаж предстаёт почти «разоблачённым» вплоть до детских поделок, но это мало что значит, ведь «Молнии младше четырнадцати лет» или «Колесо света» уже были.
За несколько лет Эрнст усовершенствовал графические приёмы, добиваясь оттиска фактур с помощью краски на холсте, что получило название граттаж. Эти сюрреалистические техники – полуавтоматические: в них велика непредусмотренность, на каком-то этапе в действие вступает случайность, размеренное оборачивается стихийным, порядок производит сложно организованный хаос. Ещё не придумано слово «глитч», но результат выглядит похоже.
Во многих картинах Эрнста этого времени на поверхности живописи проступают чёрные графитные следы. Работа «Две молодые обнажённые химеры» (1927) привлекает на выставке внимание не только тем, что больше других полотен и гармонирует гризайлевым тоном с декором эрмитажного зала, – в ней собрана коллекция почти всех образов и приёмов. Химеры Эрнста переносятся из его сознания на холст, и их внешний вид целиком зависит от рисующего. Извилистые кривые – в рисунке ясно чувствуется, что рука с грифелем максимально свободна, целенаправленное пребывает как минимум в равновесии с бессознательным. Эта свобода заставляет попадающий в переплетение линий глаз следить и складывать их в ясно читаемые женские фигуры, подвижные внутренне и внешне. Очевидны чувственность и эротизм этих нарисованных созданий, почти воплотившихся под рукой художника в двух юных и решительных особ. В Париже донжуанский список голубоглазого блондина Эрнста, начавшись с увлечения Галой Элюар (в 1930 году она становится уже Галой Дали), включает и романы по меньшей мере с тремя художницами – Леонор Фини, Мерет Оппенгейм, Леонорой Каррингтон. Перед Второй мировой войной химера в изображении Эрнста потеряет всякую соблазнительность и привлекательность, обернётся жуткой. Трансформируются и птицы: «И у одних были ноги как у телят, у других как у пантер, у некоторых как у волков, и звериные когти вместо больших пальцев».
Макс Эрнст. Две молодые обнажённые химеры. 1927
Немецкий романтик, воспитанный на балладе Гёте про лесного царя, видит и понимает лес не только как чащу психоаналитического бессознательного. «Что такое лес?» – спрашивает художник в одном из текстов и отвечает сам себе. – «Чудесное насекомое». Герои сюрреализма воспитывали в себе привычку к репликам невпопад – для названия того, что делал Макс Эрнст, подходит каждая.
