Сбор пластика
«Пластическая масса», Русский музей, 22 августа – 21 октября, 2019
28/08/2019
Под заголовком «Пластическая масса» Русский музей собрал в залах третьего этажа Мраморного дворца различную «альтернативную» скульптуру. Среди того, что «делает наши сегодняшние дома такими привлекательными», как в 1956 году заявил в названии прославившегося коллажа Ричард Гамильтон, далеко не последнее место отводилось пластмассовым изделиям. Творческое использование новых материалов, отличавшихся от привычных камня и металла как раз необычайной пластичностью, начинается одновременно с поп-артом в 1960-е годы. Происходит часто упоминаемое теперь «размывание границ скульптуры», ставшее свойством всей исторической эпохи: выход за пределы получил выражение и в психоделической революции хиппи, и в полётах в космос. Должно быть, поэтому вся экспозиция открывается работой скульптора Юрия Нероды – 50-сантиметровая маска, изображающая Валентину Терешкову, выполнена в 1964 году из новейших в год создания работы пластмассы, оргстекла и алюминия. Впрочем, по пластике голова женщины-космонавта совершенно традиционна.
Саша Фролова. Magnetron. 2016
Советским художникам ненадолго хватило пафоса новизны и первооткрывательства: работа с пластмассой позволяла сравнительно дёшево и быстро создавать тиражируемые вещи, что оказалось главным – политическая пропаганда здесь шла рука об руку с эстетической. Рядом с работой Николая Силиса – одного из известной группы скульпторов ЛеСС, куда входил Вадим Сидур, – выполненной в 1970 году фигуркой «Девочка на шаре» в экспозиции можно легко представить отсутствующие здесь детские игрушки и куклы Льва Сморгона и подобную столь же типичную для своего времени продукцию, ведь массовость легла в основу идеологии поп-арта. В советское время даже элементы поп-артовской эстетики были смелым вызовом, но в условиях художественной свободы 1990-х формальные пластические опыты, годами воспроизводимые авторами старшего поколения, быстро утратили актуальность.
Денис Прасолов. Дрозофила. Из серии «Первый отряд». 2016
Для их младших современников современное западное искусство было статьёй в журнале или главой в учебнике, в нём без священного трепета видели уже не эталонную музейную коллекцию, а скорее распродажу на блошином рынке визуальных образов – постмодернистов отличала полная свобода в обращении с историей искусств. И пусть скульптура превращается в анекдот – в «Дрозофиле» из серии «Первый отряд» Дениса Прасолова (2016) – или становится эксплуатацией давно известного приёма живописного глитча – в многочисленных объектах Ивана Плюща (на выставке представлено сразу три – «Переходные сущности» (2016), «Автопортрет Рембрандта» и «Подсолнухи Ван Гога» (2015)). Рядом всегда найдутся такие художники, как Сергей Шеховцов (в экспозицию вошло его «Метро» 2007 года) и Александр Повзнер с бюстами из серии «Хрупкие» (2007), – во всякой из этих вещей легко различить высокий пафос античной классики вместе с пластической изобретательностью авангарда начала прошлого века.
Константин Симун. Крик. 1989
К новым материалам – помимо пластика ими стали поролон, пенопласт, резина – российские художники обращались из практических соображений экономии: многие альтернативные художественные медиумы были изобретены «от бедности». Например, целое семейство голов, сделанных Константином Симуном из канистр, не уступает по аскетичной выразительности первобытной и африканской скульптуре. Материальная скудость породила «бедную» эстетику и одновременно вызвала к жизни имитационные техники: в 1990-е в смежных смысловых рядах оказываются поддельные сумки LV и неотличимые от мраморных скульптуры из пластика. Вершиной использования композитных материалов становится гиперреалистическая линия – высокотехнологичное направление, связанное с именами Маурицио Каттелана, Рона Мюэка, Тони Мателли и вслед за ними большого количества китайских художников. В российском искусстве только некоторые авторы прибегают к копированию человеческого тела, но даже у Дмитрия Шорина, групп Recycle или AES+F скульптура не стремится к пугающей правдоподобности.
Группа Recycle. Медитация. 2017
Надувные резиновые фигуры Саши Фроловой отправлены в последний зал экспозиции, хотя таким ярким вещам свойственна активность в пространстве и почти игровое взаимодействие с публикой – в этом одна из многочисленных ошибок устроителей «Пластической массы». Если небольшой рельеф петербургского автора Антонины Фатхуллиной «Упаковка» (2014) может существовать изолировано в качестве настенной работы, то «Топ-модель» Ирины Кориной 2006 года – монументально увеличенная пластиковая форма из коробки мобильного телефона – это часть инсталляции, понятной только в окружении живописных работ. Как известно, новейшие материалы могут быть недолговечными: хорошо известно, что пенопласт и поролон разлагаются, и обработка скульптур Сергея Шеховцова особым дорогостоящим составом способна всего лишь замедлить их разрушение. Уже сейчас это серьёзная проблема для реставраторов и хранителей в крупнейших мировых собраниях.
Сергей Шеховцов. Метро. 2007
Понятия «скульптура» и «объект» в современном искусстве смешиваются до неразличимости, однако очевидно, что это два разных способа взаимодействия с пространством. Скульптура обладает смысловой, пространственной и материальной гомогенностью, объект во всех этих отношениях гетерогенен. Время, экономика, вещественная двусмысленность – вот только несколько очевидных сюжетов, которые проявляются в скульптуре последних пятидесяти лет. Но зрителю приходится формулировать их самостоятельно, без кураторской помощи – в залах выставки он оставлен один на один с работами почти полусотни различных авторов.
