Блуждая в соснах в четырёх

Сергей Хачатуров
21/01/2013

В Третьяковской галерее на Крымском валу до 3 марта 2013 года проходит выставка «Украшение красивого». Она сделана на основе коллекции современного искусства ГТГ, собрания галереи «Вересов» и Музея традиционного искусства народов мира. Кураторы – лидеры нового поколения сотрудников ГТГ, инициаторы новых стратегий жизни галереи Кирилл Алексеев и Кирилл Светляков.

Многое обещало интересное общение с материалом, который вроде бы создан для турниров интеллектуальных остроумцев. Материала, который сам по себе является постановкой вопроса совсем по Гейне: где кончается ирония и начинается небо? Где кончается симуляция искусства и начинается оно само? Посетителей встречают коврики с вышитыми на них васнецовскими «Богатырями», деревянные рельефы Алексея Пичугина, имитирующие композиции картин Сурикова и Перова, большой холст Дубосарского и Виноградова с вольной копией «мишек» Шишкина. На пейзаж с мишками проецируется девичье лицо. Далее разворачиваются ковровые композиции безвестных мастеров из Музея традиционного искусства народов мира и почему-то картина «Лев» Наталии Гончаровой 1911 года. Дальше всё продолжается в том же духе лихой свистопляски и свального греха: тимур-новиковский неоакадемизм соседствует с вышитым оружием Дмитрия Цветкова. Живописная афиша 2010 года Андрея Хлобыстина, посвящённая воображаемому балету Георгия Гурьянова на тему жизни и творчества Виктора Цоя («Цой это мир»), сменяется семплами с видеосалютами Сергея Шутова в психоделической стилистике журнала «Птюч» первой половины 90-х.

Дмитрий Цветков. «Родной, убей авангардиста!» 2005. Дерево, металл, стекло, пластик, гуашь; смешанная техника. Объект. Государственная Третьяковская галерея

Пропитанные жирным слоем красочного теста портреты советских актёров из давшей название выставке серии 1989 года Валерия Кошлякова «Украшение красивого» передают эстафету лицу-маске-зеркалу автопортрета Мамышева-Монро. Кустодиевская «Венера» разлеглась на холсте рядом с визуальной головоломкой Ростана Тавасиева «На дне. 3D» (старинный телеспектакль «На дне» Горького можно смотреть сквозь синие и красные плёнки, которые висят на уровне глаз; если смотреть сквозь красную плёнку, будут видны водоросли и дно водоёма, если сквозь синюю – артисты, играющие спектакль, – остроумный вариант деконструкции так модного сегодня стереокино). Завершают променад какие-то скульптуры художника Пузенкова на тему Моны Лизы и разноцветные ткани и кровать Елены Берг.

Тимур Новиков. Посвящение Оскару Уайльду (фрагмент). 1992. Парча, фотобумага, аппликация. Государственная Третьяковская галерея

Вся эта катавасия ещё силится быть структурированной некими разделами: «Классический китч», «Родной, убей авангардиста», «Тоска по классике и выбор народа», «Постфольклор», «Ориентализм», «Артисты искусства», «Любимый образ», «Назад к природе». Удивительно, что принять с энтузиазмом кураторскую идею освоения территории искусства путём её остроумного, иронического остранения, путём процеживания подлинного сквозь симулятивное и поддельное удаётся с трудом. Печаль в том, что экспозиция получилась совсем несуразной. Причина: не сформулированы правила игры. Авторы выставки решили расчертить игровое поле от четырёх углов: китч, примитив, пошлость масс-культа, кэмп. Однако совершенно не удосужились подумать о связующих линиях между этими понятиями. Потому всё комкается в какую-то абракадабру. А зритель блуждает в четырёх соснах.

Действительно, Михаил Ларионов в 1913 году выдал девиз «Признавать всё!» Это призвание предполагало не торжество пошлости, а интеграцию разных жанров (низких в том числе) в новый культурный текст, в новый синтез, который, несмотря на присутствие в нём «плохих» и тиражных составляющих, создаёт грамматику и синтаксис инновативные, именно что авангардные. И при чём тут (в случае со «Львом» жены Ларионовой Натальи Гончаровой, например) «украшение красивого» – совсем непонятно.

Валерий Кошляков. Украшение красивого № 2. 1989. Фотобумага, оргалит, масло, эмаль, черно-белая фотопечать. Государственная Третьяковская галерея

Вроде бы авторы выставки не желают солидаризироваться с классиком модернистской арт-критики Клементом Гринбергом, который в своей статье «Авангард и китч» решительно отделил первый от второго. Авангард для Гринберга – это имитация процесса искусства, китч – имитация воздействия искусства. Потому авангард – это сфера подлинного творчества, а китч – это подменный опыт, поддельные чувства, «симулякр подлинной культуры». Начав знакомство с выставкой девизом Ларионова «Признавать всё!», кураторы, быть может, дихотомию Гринберга 1939 года рискнули, наконец, разрушить. Решили показать, что китч – это не синоним пошлости, а сырьё для нормального движения того самого «процесса». Но визуальный ряд, который при этом выбран, как и ёрнический пафос названия выставки «Украшение красивого» этот тезис опровергают. Тогда получается, что в соседстве с ковриками «Три богатыря» и брусочком «Охотники на привале» нам хотят показать авангард в модальности китча. Это, наверное, очень смело, но тоже мимо, так как сколь-нибудь убедительные обоснования такому повороту дел на выставке мы не находим.

Георгий Литичевский. Лошадь Пржевальского. 1988. Холст, масло, дерево, металл, ткань, темпера, ПВА. Объект. Государственная Третьяковская галерея

Встречают нас честные такие коврики с традиционными сюжетами: с кошками, путти, богатырями. Это искреннее, сделанное тиражным промышленным способом дурновкусие и классический китч, который является памятником прежде всего социальных отношений и свидетельствует о психическом состоянии масс в тот или иной период. Но рядом с этими ковриками мы видим работы наивных художников. И они совсем уже не китч, а путь к пониманию архетипического в человеческой цивилизации. Наивное искусство наделено колоссальной художественной правдой, оппозиционной китчу (основанному во многом как раз на тиражировании штампов академической школы), и к пошлости отношения не имеет. Рядом же с образцами наивного искусства мы наблюдаем произведения, сделанные на основе имитации китча по законам кэмпа: чувствительного искусства, созданного по правилам остроумной интеллектуальной игры с дурным вкусом. В ходе этой игры всё вульгарное и эксцентричное становится чрезмерным и в этой чрезмерности миру даётся сигнал о том, что автор точно осознаёт границы пошлости и, становясь нарушителем этих границ, от пошлости же избавляется. И Тимур Новиков, и Дмитрий Цветков, и Владислав Мамышев-Монро совсем не солидаризируются с китчем, а деконструируют его, иронически препарируют. Кстати, теоретик стиля кэмп Сьюзен Сонтаг считала, что этот стиль воздействует по принципу «это прекрасно, потому что ужасно». То есть художник отдаёт себе отчёт в том, что исходный материал, сырьё – китч – ужасно, и с простодушной серьёзностью пытается взять реванш, обезвредить ужас его собственной избыточностью, которая подчиняется крылатой фразе, вывернутой наизнанку: так плохо, что хорошо. Применительно к работам Цветкова, Монро, Новикова фраза «украшение красивого» неверна, так как все эти интеллектуалы в отличие от потребителей китча знают о том, что по доброй воле делают красоту из того ещё сора.

Борис Кустодиев. Красавица. 1921. Холст, масло. Государственная Третьяковская галерея

Наконец, на выставке присутствуют работы, которые имеют отношение просто к парадоксам оптического восприятия изображения. Природа ретуши, психофизическое воздействие цвета, звука и движущихся картинок – вот темы лабораторных опытов Кошлякова, Тавасиева, Шутова. Так что тема «украшение красивого» если и присутствует (как в названии серии Кошлякова), то для красного словца. Ради него же, надо думать, и была затеяна столь путанная выставка.