Оскар Рабин. Метафизик из барака
Оскар Рабин. Графика 1950–1960-х гг.
Мультимедиа Арт Музей, Москва, 18 июля – 8 сентября, 2013
05/08/2013
«Советский поп-арт» – одна из самых известных работ Оскара Рабина. Там на фоне мрачного городского пейзажа парит сияющая конструкция в форме креста, на которой «распяты» селёдка и бутылка «Московской особой». Легко прочитывающаяся аллегория написана с такой экспрессивной силой и чувством, что давно уже превратилась в икону «неофициального» послевоенного искусства. На выставке в московском Мультимедиа Арт Музее, посвящённой 85-летию автора, это полотно и ещё три культовых холста 60-х – «Помойка № 8», «Рубль» и «Барак с луной» – из коллекции Фонда семьи Цукановых служат камертоном экспозиции его ранней графики из собрания Александра Кроника.
Казалось бы, после прошедшей пять лет назад в Третьяковской галерее большой монографической выставки Рабина «Три жизни» нынешняя камерная может быть лишь дежурным оммажем уважаемому юбиляру, но времена меняются так стремительно, что этот жест вежливости сегодня превращается в событие, способное ввергнуть зрителя в состояние бесконечного когнитивного диссонанса. Как же так – просторное, элегантное помещение уважаемой институции совсем рядом с Храмом Христа Спасителя и Кремлём, и вдруг такое ёрническое обращение с христианскими символами – селёдка как рыба-ихтис и водка вместо вина для причастия. Где же православные казаки и активисты, одолевавшие мероприятия Марата Гельмана, где верующие, чьи чувства оскорблены? Никого. Только немногочисленные зрители внимательно разглядывают небольшие рисунки и линогравюры и читают комментарии автора, записанные владельцем коллекции. А вместо разоблачительных статей про «очернение нашего прошлого, наших символов, отцов и святынь» автор получает орден «За служение искусству» прямо из рук Зураба Церетели.
Трудно представить, как будут развиваться события дальше (законы Госдума России принимает быстро и весьма причудливые), но такая гармония постаревшего бунтаря и официальных структур смущает – не напрасно же многие с недоумением встретили известие о том, что Рабин и ещё трое его коллег-нонконформистов торжественно влились в ряды Российской академии художеств. Мятежник потерял нюх или просто устал?
В любом случае выставка даёт возможность, пока время совсем уж не обернулось вспять, посмотреть, как рождался стиль одного из героев советского андеграунда, участника знаменитой «Лианозовской группы» и бесстрашного организатора «Бульдозерной выставки».
Сорок один лист, от 1956 до 1969 года, почти все в Москве показывают впервые. Это время, когда художник, уже два года проучившийся в Латвийской академии художеств, где его называли «наш Репин», уже принятый и отчисленный «за формализм» из Суриковского института, вернулся под крыло своего первого учителя Е.Л. Кропивницкого и поселился вместе с женой художницей В.Е. Кропивницкой в бывшем лагерном бараке подмосковного Лианозово. Работал десятником на стройке, а потом даже в подведомственном МВД отделе железнодорожного транспорта и пытался вписаться в официальную художественную жизнь. Небольшой эскиз «Самубийца» – часть цикла, который должен был продемонстрировать «пороки капитализма» и помочь автору пробиться «с социальной темой» на Московский фестиваль молодёжи и студентов 1957 года, – одно из свидетельств этих попыток. «Прогрессивный экспрессионизм» эскиза отборочную комиссию не убедил, зато натюрморт с полевыми цветами принёс почётный диплом, возможность работать в комбинате декоративно-прикладного искусства и участвовать в официальных выставках.
Рабин настойчиво ищет свою тему и свой язык. Он очень разный в это время: «Футболисты» – как будто из детского рисунка, переполненная типичными персонажами «Пивная» выстроена энергичной, грубоватой линией, а один из ранних вариантов «Помойки № 8» неожиданно напоминает о текучих формах Дали. Но главными героями остаются городская окраина, простой быт, простые вещи, через которые художник, не разделяющий официальной доктрины соцреализма, метафорически осмысливает жизнь.
Оскар Рабин. Москва. Трубная площадь. 1961. Бумага, акварель. Собрание Александра Кроника, Москва
С течением времени 18-метровая комната Рабина в бараке превращается в своеобразный салон, где собираются и устраивают выставки единомышленники, которых потом с лёгкой руки КГБ назовут «Лианозовской группой», а его художественный язык обретает всё более завершённую форму. Он, конечно, живописец прежде всего, и именно живописное мастерство, наследующее традиции «Бубнового валета» или довоенной «Парижской школы», наполняет жизнью повторяющиеся и зачастую назойливо литературные сюжеты его холстов. Его графика – это тоже графика живописца. Он использует возможности чёрного карандаша, чёрной акварели, редкого в те времена фломастера и даже шариковой ручки для создания насыщенного, экспрессивного пространства, как в листе «Рыбы в Прилуках» или в натюрморте «Кастрюли и котелки, и город». Чуть-чуть добавляя цвета, добивается сложного эффекта в композиции «Посетите». Даже чёрно-белая палитра его линогравюр на сюжеты более ранней живописи колористически очень богата.
Несмотря на оттепельные времена, в 1960 году в «Московском комсомольце» появляется заказной пасквиль «Жрецы “Помойки № 8”», где Рабина и его друзей обзывают «духовными стилягами», «пачкунами» и «шизофрениками». Попыткам ассимиляции приходит конец, но одновременно растёт интерес местных собирателей вроде Г.Д. Костаки или Е.М. Нутовича, иностранных журналистов и дипломатов. Рабин много пишет, что-то продаёт и даже перебирается с семьёй из барака в кооператив у Преображенской заставы.
В его графике теперь опробуются новые вариации «русского поп-арта» – как в фантасмагорическом «Рубле», эскизе более позднего живописного полотна. Принцип работы с поп-символами (это могут быть знаковые общеупотребимые предметы, деньги, документы, дорожные знаки и т.д.), намеченный здесь, не меняется и дальше. Это всегда экспрессионистски деформированное, но остающееся реальным пространство во взаимодействии с предметом или группой предметов, наделённых аллегорическим смыслом.
В 1965 году открывается первая зарубежная выставка Рабина в Лондоне, а в 1967-м он принимает участие в просуществовавшей два часа экспозиции на Шоссе Энтузиастов в Москве. Дальше следуют длинная череда выставок за границей и подпольных выставок дома, попытка открытого выступления на скандально знаменитой «Бульдозерной выставке», лавина обличительных статей в советских газетах и, наконец, вынужденная эмиграция.
Небольшая выставка графики не претендует на энциклопедическое представление художника, но даёт возможность почувствовать направление его мысли, а главное, обнаруживат, как нелепы были претензии к этому серьёзно размышляющему о жизни мастеру со стороны государства, которое сегодня снова старательно возрождает риторику тоталитарного общества.
Впрочем, борцы с «антисоветчиной» сыграли в артистической карьере Рабина неожиданно положительную роль. Рано начав выставляться за границей, он надёжно вписался в контекст международного арт-рынка и в отличие от многих не менее достойных соотечественников хорошо продаётся в галереях и на крупных аукционах.