Умиротворение искусством
14/10/2014
«В первые замёрзшие минуты нового года,
когда мне было семь лет,
помню, грел руки над кучей остролиста и омелы,
её только принесли из гостиной,
она шипела и потрескивала во дворе,
грел и смотрел, как человек, который однажды станет моим отчимом,
одной рукой держит корчащегося кролика,
а другой перерезает ему горло, кровь капает
на освещенный луной лемех.
Чтоб он уж точно был клёвым.
Всё, что он сказал. И его сиплый смех
клубился, как дым,
настигая звёзды».
Это мрачное, зловещее, прекрасное стихотворение, родом откуда-то из ранних рассказов Шервуда Андерсона, Хэмингуэя (и, конечно, из Фолкнера) сочинил заключенный Её Величества Тюрьмы в Брикстоне. Текст называется «Умиротворение», его автору вручили Платиновую Поэтическую Премию и наградили Стипендией Мэй Тернбулл. Эта стипендия (среди прочих наград) присуждается Фондом Артура Кёстлера заключенным британских тюрем, а также осуждённым, не находящимся в заключении, и пациентам психиатрических клиник усиленного режима – за особые заслуги в литературе и искусстве. Прежде всего именно в искусстве. Наград немало, они предполагают небольшое денежное выражение и – что самое главное – возможность для человека, проведшего какое-то время в неволе, получить совет знатока прекрасного, прослушать искусствоведческий курс и даже в редких случаях претендовать на арт-образование. Обратим внимание на важную деталь – мы не знаем имени того, кто сочинил «Умиротворение».
Точно так же нет фамилий авторов под большинством произведений, которые можно увидеть в лондонском Southbank Centre на выставке под названием Catching Dreams. В «Умиротворении» клубящийся сиплый смех будущего отчима пытается настигнуть звёзды; на выставке искусство лишенных свободы людей стремится настигнуть мечту. Или мечты. Вопрос в том, чьи мечты имеются в виду: их собственные или наши – тех, кто смотрит на артефакты и думает о мечтающих заключённых. Между двумя этими точками производства мечты разыгрывается драма под названием «Тюрьма и Искусство».
«Фонд Кёстлера. Искусство правонарушителей» был основан в 1962 году во время обеда в отеле Уолдорф-Астория в фешенебельном лондонском районе Олдвич. Артур Кёстлер ланчевал в компании представителей высшего лондонского света и бизнеса.
Артур Кёстлер
Одного из гостей, Дэвида Астора (полное имя Фрэнсис Дэвид Лэнгорн Астор), можно назвать скорее буржуа по происхождению, чем аристократом (его предки – миллионеры, предприниматели, газетчики, вженились в английский высший свет); этот превосходно образованный, скромный, ужасно пугливый человек был главным редактором еженедельника «Обзервер», некогда – близким другом Джорджа Оруэлла и, по семейной традиции, филантропом.
Дэвид Астор
Обед в Уолдорф-Астории (забавно, что отца Дэвида звали Уолдорф Астор) был устроен для создания комитета по устройству фонда помощи заключённым. Астор, несмотря на сопротивление Кёстлера, настоял на том, чтобы организация получила имя писателя, который не понаслышке знал о тюремном заключении. Собственно, в одной из них, франкистской, Кёстлер ждал смертную казнь, но в конце концов его обменяли на знаменитую узницу испанских республиканцев. Вообще отношения Кёстлера с несвободой и смертью были самые близкие; известно, что он несколько раз пытался покончить с собой. Самый знаменитой была попытка в Лиссабоне в 1940 году, где писатель оказался, бежав от нацистов; за несколько недель до того на испанской границе отравился морфином его знакомый Вальтер Беньямин. В конце концов в 1983 году, в возрасте 78 лет, Артуру Кёстлеру наконец-то удалось самоубийство, да еще и в компании собственной жены.
Кёстлер действительно хорошо знал о том, что происходит с человеком в заключении: помимо франкистской он посидел в тюрьмах и лагерях Франции и Великобритании. По легенде, в Испании в ожидании расстрела он выцарапывал на стенах камеры математические формулы, чтобы остаться в ясном уме до самого конца. Артур Кёстлер стал радикальным противником смертной казни и – несмотря на скептический взгляд на человеческие натуру и природу – считал катастрофой любое ограничение свободы. В то же время, будучи британским писателем – точнее, став таковым после многолетних приключений на разных континентах, – он понимал, что тюрьмы не исчезнут никогда. Значит, надо дать шанс тем, кто в них оказался.
Кёстлер поддерживал себя в тюрьме математикой, но послевоенным узникам он предложил искусство. Образцы этого искусства выставлены сейчас в Southbank Centre. На первый взгляд, мероприятие выглядит чистой благотворительностью, да еще и с неслабым душком снисходительности. Мол, пусть резвятся зэки, лишь бы не буянили. Собственно, об этом же говорит и крайне неудачное описание «миссии Фонда Кёстлера», которую можно обнаружить на сайте организации: «Нынешний высокий уровень криминального рецидивизма затрагивает всех нас. Чтобы сделать наше общество безопаснее, следует направить энергию правонарушителей в позитивное русло, поселить в них ощущение собственной ценности, помочь им обрести новые навыки. Искусство в этом отношении особенно эффективно; оно привлекает тех правонарушителей, которым чужды обычное образование и обычная работа. Есть множество свидетельств того, что искусство эффективно меняет жизнь правонарушителей».
Действительно, текст несколько унизительный – как для искусства, так и для самих заключенных. Первое превращается в деталь воспетого Фуко механизма надзора и наказания, вторые – в безмозглых слабаков (пусть и опасных), с которыми можно делать примерно то же самое, что и со школьниками – дать в руки карандаш и бумагу и заставить рисовать птичек, чтобы отвадить их от курения на приусадебном участке. Вообще искусство – в том виде его, какой мы знаем с середины позапрошлого века – оно про курение за кустами, а не про благожелательный надзор тюремщика в штатском. Сам Артур Кёстлер такого текста не написал бы – да и никто из его поколения тоже. В худшем случае какой-нибудь английский твердокаменный джентльмен-тори 1940–50-х изрек бы, мол, следует кормить стервецов, воспитывать физическим трудом, выпускать на прогулки, давать свидания. Ну, и Библию или чего там ещё в камеры – Бога, конечно нет, но пусть почитают, всё лучше, чем баклуши бить. Что же до искусства, то наш джентльмен видел его в музее и галерее, а то и на стенах своего клуба на Пэлл-Мэлл. В таких клубах бывший центральноевропейский парвеню Артур Кёстлер провёл последние лет тридцать своей жизни.
Сам же Кёстлер писал следующее: «Пребывание в тюрьме оставляет отпечаток на всю оставшуюся жизнь. Эта травма может превратить тебя в невротика, но в то же время может и стимулировать положительный эффект. Худший враг узника – скука, депрессия, медленная смерть мышления». Как мы видим, здесь совсем иной подход, нежели в описании миссии Фонда. Вместо довольно мещанской озабоченности ростом рецидивной преступности, которая угрожает «нам» (то есть тем, кто по эту, свободную сторону тюремной стены), забота о человеке, который попал за решётку. Причём именно не о конкретном Джоне или Васе, а о роде человеческом, принадлежность к которому должна давать любому из его представителей шанс на лучшую участь. Заметим: под лучшей участью понимается не много денег или что-то подобное, а отсутствие скуки, возможность справиться с депрессией и, самое главное, возможность мыслить.
И вот здесь мы возвращаемся к искусству. Несмотря на тысячи самых разнообразных определений этого вида человеческой деятельности, лишь одно имеет хотя бы отчасти универсальный смысл. Искусство есть способ мышления, наряду с несколькими другими. Оно – вместе с религией (а позже и с наукой) – является основанием для существования человеческого общества как такового. Без искусства человечества, как общности и как способа поведения, нет. Оттого дать возможность заключённому заняться искусством значит дать ему шанс мыслить – и стать объектом/субъектом антропологической солидарности. И наконец, главное: делая арт, заключённый в каком-то смысле поддерживает существование человечества. Это вам не страх быть во второй раз ограбленным юным рецидивистом из Тоттенхэма. Деятельность Фонда Кёстлера, выставка Catching Dreams получают реальный смысл.
Catching Dreams задумана очень тонко. Восемь разделов плюс одна комната-инсталляция, комната, где попеременно то вспыхивает белый свет, то наступает полная тьма. В первом случае на стенах появляются чёрные строчки стихов из тюрем и психбольниц, во втором – строчки белые. Так как язык чужой, хотя и знакомый, прочесть все тексты я не успевал, но это и неважно. Отдельные слова и строчки оставались в памяти – а что ещё сегодня нужно от поэзии? Инсталляцию сделала несидевшая профессиональная художница Джанетка Платун, которая придумала замечательный трюк: свет загорается и тухнет каждые две минуты тридцать две секунды. Каждые 2:32 в британские тюрьмы либо доставляют заключенного, либо его оттуда выпускают; эта нумерология заставляет задуматься о происхождении 4:33 тишины Джона Кейджа. Кто знает, быть может, в Америке шестидесятилетней давности тоже что-то такое происходило каждые четыре тридцать три?
Зато вот кураторы выставки – бывшие сидельцы. Сейчас они уже на свободе, уже получили награды или гранты Фонда Кёстлера, так или иначе пристроились и в жизни, и в арт-жизни. Но имен их никто до сих пор не открывает, так что кураторов Catching Dreams зовут просто Дэниэл, Фиона, Ли, Маалика, Мэнни, Мик, Шон, Саймон. Представленные арт-объекты украшены лишь именами авторов, но не фамилиями, к тому же нет уверенности, что перед нами не псевдонимы. Зато названия пенитенциарных и лечебных заведений, где заключены художники, настоящие. Тюрьма Её Величества в Блэнтайре, Тюрьма Её Величества во Фрэнкленде, Тюрьма и Институция Для Юных Правонарушителей Её Величества в Торн Кроссе, Центр Отбывающих Условное Наказание в Суррее и Сассексе, Бруклейдская Психиатрическая Лечебница Усиленного Режима и так далее. Есть несколько хороших работ из знаменитой Пентонвильской Тюрьмы Её Величества в Лондоне – там несколько лет назад сам Пит Доэрти мотал срок. 
Подобный эксперимент – первый в истории выставок Фонда Кёстлера, раньше кураторы были профессиональные; теперь же пришло время показать результаты деятельности организации. Бывшие заключённые Дэниэл, Фиона, Ли, Маалика, Мэнни, Мик, Шон и Саймон с выдумкой отнеслись к своим обязанностям. Почти каждый из них выбрал тему экспозиции и сгруппировал её вокруг ключевой с кураторской точки зрения арт-работы заключённого. Получилось исключительно интересно. К примеру, Дэниэл сосредоточился на политических аспектах, Маалика на концепции времени, а Мэнни вообще придумал персонажного коллективного автора в духе московского концептуализма – все отобранные им вещи подписаны именем «Дэвид». Получилось, что каждый из разделов – жест и стейтмент одновременно, причем имеющий отношение как к участи человека, оказавшегося в беде и в ситуации несвободы, так и к человеческому уделу вообще.
Признаюсь: есть большое искушение написать следующую фразу. «Выставленное на Catching Dreams аматёрское искусство ничем не отличается от профессионального contemporary art». Вот я и написал её – и сразу полегчало. Аматёрское искусство – точнее, сами по себе объекты – действительно ничем от профессионального contemporary art не отличается. Здесь есть и прекрасные образцы наивного искусства, есть концептуальный арт, есть забавные инсталляции, есть даже несколько неплохих традиционных рисунков. По этой выставке можно делать социокультурное исследование о том, какие именно направления contemporary art наиболее популярны у «широкой британской публики», какие стали настоящим мейнстримом. Художники-любители исходят из своего представления об искусстве, и это представление воспроизводит отношение к арту в тех или иных слоях общества, в разных социальных, гендерных и этнических группах – ведь за решетку может попасть кто угодно (хотя статистически точно исчисляют пол, цвет кожи, уровень образования и дохода тех, кто оказывается там чаще других). Иными словами, Фонд Кёстлера показал публике искусство подлинно народное – и подлинно народное отношение к искусству. Так несомненная экзистенциальная важность его деятельности обогатилась важным социальным измерением. А где социум, там и политика. Артур Кёстлер был бы доволен.
Boss
Что же до вопроса «отличается vs. не отличается», то лишь дураки и профаны рассуждают на тему «я бы сам нарисовал (сделал) не хуже вашего Матисса (Баскии, Трейси Эмин и так далее)». В contemporary art важно не лучше или хуже ты сделаешь какую-то вещь, оно вообще о другом. Оно о рамочке, которую ты наводишь на мир – плюс о том, как ты объяснишь саму рамочку и то, что в ней оказалось схваченным. Ну и насколько всё это вместе – мир, рамочка, объяснение – оказывает влияние на то, как мы видим и думаем. Именно в этом смысле Catching Dreams действительно не хуже любой выставки в Gagosian или White Cube Gallery.
Поможет ли это безопасному перемещению по или проживанию в Хакни, Льюишеме, Ливерпуле или даже в чуть не ставшем независимым Глазго – вопрос сложный и не столь уж важный. Арс лонга вита бревис и всё такое.
Фото: Кирилл Кобрин & Southbank
