Праздник со слезами на глазах
Георгий Костаки. «Выезд из СССР разрешить…» К 100-летию коллекционера
12 ноября, 2014 – 8 февраля, 2015
Государственная Третьяковская галерея (ГТГ)
20/11/2014
Всё должно было быть по-другому. Не два пусть и больших зала с антресолью в корпусе ГТГ на Крымском Валу, а Музей русского авангарда, о котором мечтал Георгий Дионисович Костаки и для которого собрал больше двух тысяч экспонатов (примерно столько же было в коллекции Павла Третьякова, когда он подарил её Москве). Ещё в начале 1970-х Костаки предлагал министру культуры СССР Екатерине Фурцевой обустроить музей на собственные деньги и передать государству свою коллекцию, но в столице не нашлось тогда подходящего здания для опального искусства. Государственные коллекции укомплектовывались произведениями совсем иного характера.
Удивительно, но и в перестроечном 90-м Костаки не удалось договориться с чиновниками. Перед смертью, уже из Греции, он через Савелия Ямщикова передал письмо преемнику Фурцевой Николаю Губенко, где предлагал деньги, материалы и даже рабочих для создания музея русского авангарда в Москве. В вежливом ответе министра-артиста создание музея предполагалось, но «в обозримом будущем», которое, увы, так до сих пор и не наступило.
Георгий Костаки на фоне картин из своей коллекции
В середине 70-х началась долгая и трудная история эмиграции, давшая название нынешней экспозиции. За резолюцией «Выезд из СССР разрешить…» стоят годы подготовки, переговоров, отчаяния и дипломатических усилий, закончившиеся разделом уникального собрания – лучшая часть отошла в дар государству. Больше сорока авторов, 142 живописных полотна и 692 графических листа теперь в Третьяковской галерее, коллекция русских икон – в Музее Рублёва, народная игрушка, которую собрал актёр Николай Церетели, а Костаки спас от распыления, целиком выкупив у наследников, в музее Царицыно. За это Георгию Дионисовичу с семьей разрешили уехать и легально и беспошлинно вывезти больше тысячи работ (в основном графику). Документы об этом сложном процессе рассекречены только в 2011-м и теперь впервые показаны в ГТГ.
В СССР имя Костаки с момента отъезда и до 1986 года официально не упоминалось. Работы из его коллекции появлялись и на выставках, и даже в музейных залах, но без указания провенанса. Эмигрировавший во Францию художник Валентин Воробьёв вспоминает, как огорчён был Костаки, когда на выставке 1979 года «Париж–Москва» в Центре Помпиду не обнаружил своего имени ни в каталоге, ни в экспликациях к подаренным экземплярам, в изобилии представленным в экспозиции. В московской версии «Париж–Москва» история повторилась. Только в 1986-м на выставке ГТГ, посвящённой дарителям, 15 работ из собрания Костаки наконец-то сопровождались рассказом о нём. Объединить обе части коллекции удалось пока лишь в 1995 году в Афинах, где Георгий Дионисович жил последние годы и умер в 1990-м, а первая большая выставка подаренных Москве работ состоялась в 1997-м, через 20 лет после отъезда.
Любовь Попова. Живописная архитектоника. Чёрное, красное, серое. 1916. Фото: ГТГ
Часть собрания, которую Костаки вывез из СССР, путешествовала по музеям мира во славу русского искусства, пока греческое правительство не выкупило её у наследников целиком (согласно завещанию) и не организовало под неё государственный музей в Салониках, хотя бы частично реализовав мечту коллекционера о музее русского и советского авангарда.
Её активная жизнь продолжается – как раз сейчас в Турине на выставке «Русский авангард. Коллекция Костаки» показывают почти 300 работ.
Чиновничьи игры не оставляют имя Костаки и сегодня. В прошлом году Георгию Дионисовичу исполнилось бы сто лет. Круглую дату собирались отметить выставкой, впервые показывающей в России обе части его собрания. Не получилось. Потому что юбилей решили немножко подвинуть и подверстать к перекрёстному году культуры «Россия–Греция 2014». Пришлось ограничиться мемориальной комнатой с фотографиями и документами в надежде, что выставка ярче прозвучит в ряду официальных мероприятий. И опять не получилось – перекрёстный год переместился на 2016-й. Конечно, где человек, а где государственные интересы, но отмечать юбилей спустя три года – довольно нелепое занятие. Откладывать больше не стали, но лишились отобранных из коллекции музея в Салониках работ – почти 30 живописных и 50 графических. Они присутствуют только в монументальном каталоге и видеофильмах, которые крутят на выставке. Пришлось поменять и концепцию – теперь это не объединение коллекции, а знакомство с личностью собирателя и его собранием.
Павел Филонов. Первая симфония Шостаковича. 1935
Жаль, конечно, но, к счастью, это ничуть не отменяет восторга от того, что в итоге получилось. Помогли и дочери Костаки, предоставив работы из своих личных собраний, и ещё не открывшийся московский музей АЗ (Анатолия Зверева), созданный на основе дара Алики Костаки. И пусть вызывает вопросы устройство экспозиции (зачем, например, гулливерские лайтбоксы с гигантскими фотографиями), неудачно выставлен свет, не очень точно структурируют пространство многочисленные стенды – всё равно количество и качество предъявленных шедевров поражает даже того, кто видел их в своё время на стенах (и потолке!) его московской квартиры. Без дара Костаки главная государственная галерея русского искусства не смогла бы достойно рассказывать о русском искусстве ХХ века.
Костаки удалось сохранить целый исторический пласт, который без его усилий мог совсем исчезнуть. Коллекционер от бога, он обладал нюхом, деловой хваткой, энтузиазмом, но главное – был искренне увлечён искусством авангарда. Его привлекали не только первые имена – в собрании ГТГ теперь хрестоматийные «Портрет Матюшина» Малевича, «Москва. Красная площадь» Кандинского, «Ландыши» Шагала, «Симфония Шостаковича» Филонова, – он заставил по-новому увидеть Клюна и Пуни, Попову (свою любимую «Любочку») и Родченко, Розанову и Экстер, Клуциса и Эль Лисицкого, Кудряшова, Редько, Никритина и многих-многих других.
Казимир Малевич. Портрет М.В. Матюшина. 1913. Фото: ГТГ
Когда Костаки влюбился в авангард, никакой табели о рангах ещё и не существовало, всё приходилось определять по наитию. Сам Георгий Дионисович уверял, что это произошло в 1946-м, а причиной послужила «Зелёная линия» Ольги Розановой. Сразившая Костаки абстракция заставила его распродать малых голландцев и антиквариат, который он начал покупать еще в 16 лет, работая шофёром в греческом посольстве и возя по торгсинам и комиссионкам «хозяев», – нужно было освободить пространство и средства для нового увлечения.
Костаки происходил из зажиточной греческой семьи, обосновавшейся в России в начале ХХ века, оставшейся в ней после революции, но сохранившей греческие паспорта. Все мужчины семьи работали при западных посольствах. Трудовая жизнь Костаки тоже прошла при дипкорпусе: шофёр, очень недолго сторож в посольстве Финляндии, когда Россия и Греция разорвали дипломатические отношения, и наконец, 35 лет, до самого отъезда из страны, заведующий хозяйством посольства Канады. Особое положение посольского служащего обеспечивало материально и давало какую-то невиданную в то время свободу действий. Дом Костаки, человека необыкновенно обаятельного, остроумного и гостеприимного, уже с конца 50-х превратился в настоящий салон – там показывали искусство, нигде больше не доступное. Сначала на Большой Бронной, потом на Ленинском и Проспекте Вернадского одинаково радушно принимали и молодых художников, и дипломатов, и знаменитостей вроде Стравинского или Эдварда Кеннеди. А хозяин продолжал разыскивать «углы и квадраты», используя свою сноровку и интуицию в общении с ещё живыми мэтрами, наследниками и случайными владельцами. К мастерам авангарда скоро добавилась молодежь – Костаки поддерживал, воспитывал и выпускал в свет «неофициальных» художников.
Жизнь коллекционера в СССР, где это занятие легко подпадало под статью уголовного кодекса, совсем не была безоблачной. Но «грек-чудак» умел с этим справляться. Множество типично коллекционерских баек о случайных находках и удачных приобретениях, о пыльных фанерках, оказавшихся шедеврами, и целиком выкупленных архивах собрано в воспоминаниях Костаки «Мой авангард». Со временем он превратился в настоящего знатока. Профессор МГУ, специалист по русскому искусству Д.В. Сарабьянов, который часто приводил студентов своего семинара посмотреть коллекцию, оценивал его знания и чутьё очень высоко. Георгий Дионисович учился всю жизнь. Он дружил с множеством профессионалов и пользовался их советами: от основателя МоМА Альфреда Барра и коллекционера Николая Харджиева до молодых Савелия Ямщикова и Василия Ракитина.
Сегодня на выставке результаты его усилий ошеломляют. И даже витающий в воздухе вопрос, каким образом в условиях тогдашнего существования, с процессом Синявского и Даниэля, судом над Иосифом Бродским, с Пражской весной etc, мог существовать такой оазис и где здесь зримое или незримое присутствие госбезопасности, оказывается несущественным. Собиратель умер, тайны остаются тайнами, а его вдохновенный труд – вот он, перед нами –редкие иконы и народная игрушка, шедевры кубофутуризма, супрематизма и конструктивизма, вступающие в неожиданную перекличку, фигуративная живопись 20–30-х, «второй авангард» как продолжатель традиций первого. Полнокровная история русского искусства ХХ века, собранная одним человеком и подаренная государству.
Фото: ГТГ
