Хорошо недоделанный Kunst
10/12/2015
В венском Бельведере (нижнем) сейчас выставка «More than ZERO», Hans Bischoffshausen, до 14 февраля (вот описание на сайте музея).
Выглядит это не совсем профильным для Бельведера. Потому что Бельведер – Климт и др. Ну, еще XIX век, романтики. Что-то надежное и опознаваемое уже по названию в любом случае. А Bischoffshausen другое. Второй момент: тут у меня блоги о взаимодействии арта и города, какие уж тут отдельные выставки. Но ощущается, что по крайней мере эта имеет к теме отношение.
Каталог сообщает, что «Bischoffshausen developed his reduced and material-based approach, by which he fathomed the limits of painting, at an early stage, in the context of his journeys to Italy and France». Об Италии и Франции – чуть дальше, а метод задаётся словами «reduced and material-based approach» плюс – исследование границ живописи. Вполне характерный для того времени, от 50-х. Констатировано, что своей жестикуляционной, абстрактной манерой живописи он сделал новый арт-язык – используя песок, цемент, перфорации и следы огня, исследуя связи между объектом и изображением.
Что до Италии и Франции, то в первой он задружился с Лучо Фонтана (тот, который любил делать картины, надрезая холсты) и «расширил свои представления о том, чем work of art может быть». В 1959-ом он перебрался в Париж, где получил определенное признание. Во всяком случае, был там принят. А Фонтана да, повлиял на него. Вот тут Bischoffshausen делает ему картинку, только он не режет холст, а наоборот.
Далее возникает тема группы ZERO, с которой в 1962–1965 годах Bischoffshausen участвовал в выставках. Тут же сбоку и её нидерландская версия, NUL (Jan Schoonhoven). Ну, а в Бельведере Bischoffshausen потому, вероятно, что он – австриец. И не только он: его представила «The Ernst Hildebrand Gallery» (точнее – Heide and Ernst Hildebrand), с которыми он работал. Даже так: в 1961-м Хайде и Эрнст открыли галерею в Клагенфурте и она стала одной из первых австрийских арт-точек, которая занималась только радикальным модернизмом и авангардом. А первая выставка была «10 лет Bischoffshausen'у». Выставка в Бельведере сделана на основе их коллекции.
Понятно, что её название, «More than ZERO» – это такая публицистическая игра слов: художник сам по себе больше, чем только лишь элемент группы ZERO. Хотя его и опознают в основном именно по данному факту. Заодно стало понятно, почему всё это в Бельведере – в каталоге есть фраза о том, что архивы «Hildebrand Gallery» – «integral part of the Belvedere’s research on post-war art». Так что Бельведер занимается не только классикой, а и послевоенным искусством. Да, тут надо признаться, что фотографии в тексте – мои, а «признаться» потому, что снимать там не давали даже на мобильник. В общем, делал исподтишка и, понятно, меньше, чем хотелось бы. Не пойму, кому и зачем надо было запрещать, кому мешает. Короче, считаем, что я осуществил художественный акт протеста против абсурдного требования. Взаимодействуя, безусловно, с представленным искусством.
Но причём тут город? Конец 50-х и далее – начало всяких новых арт-шатаний, произведших много совсем уже неформатного. А неформатные действия предполагают взаимодействия со средой. В Вене, например, венские акционисты. Например, Вали Экспорт, которая выгуливала на поводке, как собаку, Питера Вайбеля. Вполне городское действие. Да, собственно, взять себе псевдоним с пачки сигарет – тоже городское поведение. В Линце, ещё до Вены, её звали Вальтрауд Холлингер, кто теперь помнит.
Это к тому, что взаимодействия с городом бывают разные. Граница искусства и неискусства городом размывается. Можно ещё вспомнить Флуксус. Да хотя бы Кошута. Использование фактур, ранее чуждых арту, и т.д. Собственно, тут есть закавыка. Использовали внешние фактуры уже давно – ещё со времён коллажей начала века (ещё того), а потом и merzbau Швиттерса и т. п. Но это было внедрением фактур в арт-продукт. Акции и перформансы тоже обычно отчуждают своё пространство от публики (сидит Марина Абрамович, преобразует ноосферу, а все на неё смотрят со стороны). Но вот венские люди – почему-то несколько другие. Им как-то удавалось без жёсткого разделения. Не только Экспорт, но, например, Гюнтер Брус. Тот в 1965-м гулял по Вене побелённый, перерезанный по вертикали пополам кривой чёрной линией. Вот, чтобы было понятно, о чём речь. Не происходит тут размещения акта искусства в рамочке.
Венцам (и австрийцам) это как-то свойственно. Не так, что размывание искусства как факта, но отчасти неопределённое – в пространстве – положение их искусства относительно того, что вокруг. В случае Bischoffshausen'а маячит примерно это же, отсутствие желания непременно впихнуться в арт-рамку. Все эти sand, cement, perforations, and traces of fire пусть и трансмутируются в новый объект, но сохраняют, не теряют себя, что ли. Сведённые в одном объекте бытовые фактуры сохраняют какой-то баланс между своим арт-использованием и тем, кто они сами по себе.
Тут есть и последствия рыночного характера. Группу ZERO придумали в 1958-м в Дюссельдорфе Heinz Mack and Otto Piene. В 1961-м к ним добавился Günther Uecker, после чего они закоммуницировали с Lucio Fontana (in Milan) и с Yves Klein (in Paris). Тут логично предположить, что Фонтана и привлек к ZERO Bischoffshausen'а, начавшего с ними выставляться.
А дальше так: большинство вышеперечисленных вполне сделали себе рыночную карьеру. Юкер (так его пишут по-русски, считая, что Ue – это диграф для U c двумя точками, что более-менее соответствует Ю, но он-то всё же Уэкер) известен работами из гвоздей. У Fontana – надрезанные холсты. Формат продуктов понятен, опознается аж от входа на выставку или в галерею. Bischoffshausen такую наглядно-стабильную фишку не сочинил. Он узнаваем, но не навязывается. Остался на какой-то грани, в области недоискусства, недоделанного искусства, что ли.
Уточняю: мне-то это и интересно. Чего-то чуть-чуть не хватает, чтобы вышел надёжный арт-продукт. А удержаться на этой линии сложно. Понятно, кто ж знает, имел он в виду именно такой вариант или просто не нашел шаблона для штамповки арт-продукции, как Фонтана (надрезы) или Юкер (гвозди). Хотя, в принципе, вот эти его щербины вполне можно было бы тиражировать.
Я не настаиваю на том, что именно так следует жить и работать. Во-первых, непонятно, как именно «так» – очевидно, что сама методика того, как удержаться на границе искусства, типовой не может быть. Во-вторых, я же не знаю, чего хотел сам Bischoffshausen – может, как раз досадовал на то, что вот как-то всё так выходит. Вряд ли, конечно. А на следующей картинке у него в левом нижнем углу написано «не могу больше читать».
Теперь ещё раз о взаимодействии формата и неформата в городских условиях. Отдельные арт-ивенты в городе – кул, да. Стрит-арт, промышленно сделанный на брандмауэре, кул тоже. А если на брандмауэре будет Борис Берзиньш, то это и совсем волшебно. Но тем не менее тут всё равно получится навязанное взаимодействие – оно не тут, не на этой стене возникло. Можно по трафарету на стенах делать Падегса или наклеивать в подворотнях бумажные принты Баушкениекса (даже странно, что этого никто не делал; впрочем, майки с Падегсом были), это уже круче, но всё равно не совсем то. Но иногда что-то, какое-то нечто возникает само собой, причём – и обнаруживается не стопроцентно, а как арт опознаётся и того реже. Как бы случайное, но получилось именно так – хотя, в принципе, могло быть и чуть иначе. Не навязывается, не хочет тут доминировать. Оно даже как бы недоделанное. Что, разумеется, вовсе не так. Просто тот, кто смотрит – доделает его ещё раз для себя уже сам.
У Bischoffshausen'а есть какое-то ноу-хау на эту тему, ручаюсь. Потому что он и недоделывает по-разному.
