Практически человек из воздуха
14/04/2017
Art in America опубликовал материал о двух выставках канадской художницы Iris Häussler. Выставки были синхронные, в Art Gallery of York University (AGYU) и в Scrap Metal Gallery (обе галереи в Торонто и даже неподалёку друг от друга). Хаусслер по жизни любит размножать, что ли, свою идентичность, производя фиктивных арт-персонажей, но в этот раз она никого в заблуждение не вводила. Да, персонаж снова сделанный, но об этом сразу и заявлено – проект состоит именно в создании автора, The Sophie La Rosière Project.
Сайт AGYU – тут. «Металлолом», Scrap Metal, – здесь. В обеих галереях представлена Софи ла Розьер, Sophie La Rosière, виртуальная авангардистка, родившаяся в 1867-м в парижском пригороде Ножан-сюр-Марн (Nogent-sur-Marne). Экспозиции стилистически разные: в AGYU граница между вымыслом и реалиями, как бы окружавшими созданного персонажа, не проводилось. В «Металлоломе» факты отделили от вымысла цветом: реальность в сером, прочее – в чёрном. Примерно так, что в первой галерее больше о художнике, во втором – о проекте.
Легенда. По словам Häussler, ла Розьер умерла в 1948-м в доме для старых художников (реальном), который содержали реальные люди, француженки, сёстры Джин и Маделин Смит – вторая была академическим живописцем. Легендирование выстраивается наглядно, и неважно, соответствует ли оно реальности конца XIX века или же так её представляет Häussler. Хватает и того, что она исходит из своих представлений о том времени, в какой-то мере они же соотносятся с некой схемой того, что было. Собственно, уже и сами эти представления – часть проекта. Вот в воздухе что-то такое реально существует, с чем нынешний человек может соотнестись и, мало того, сгруппировать отдельные части этого воздуха в персонаж. Но персонаж состоит ещё и из своего окружения, вполне материального – не только из как бы его работ. Иначе-то просто, нарисуй что угодно, поставь любую фамилию, вот и автор готов.
Далее, La Rosière привезла в дом арт-стариков часть своих работ, а те сделаны на старых дверях, кусках мебельной фурнитуры. Чёрная энкаустика, пахнет воском. Эти картины были центральной частью выставки в AGYU. В галерее выгородили две комнаты, студию La Rosière. Имелись также и невощёные работы. Всякие женские руки-ноги, туловища и гениталии. Засохшая краса, запёкшаяся кровь, цветочные лепестки.
Во второй галерее – восемь витрин, заполненных альбомами для набросков, запачканные кровью ткани и эротические открытки, которые (по легенде) нашлись в доме художницы, ещё в Nogent. То есть в «Металлоломе» то же самое, но дальше от конечного результата. Из подбора материалов в обеих галереях более чем понятно, что дело не в самих работах La Rosière и даже не в реконструкции времени, но – в конструировании какого-то клубка, сгустка ощущений, тем и т.п., который – в частности – может произвести и автора-персонажа.
Всё это подкреплялось фикшн-нарративом. Häussler сообщает, что в отрочестве La Rosière была дружна с Маделин Смит (будущей совладелицей дома для престарелых), так близка, что родители отправили её на пять лет в женский монастырь. Позже у La Rosière возникли отношения с Флоранс (вымышленной), которые и укрепили её выбор темы. Сообщается, что Флоранс была моделью Софи в Académie de la Grande Chaumière (реальная художественная школа в Монпарнасе, основана женщиной, последний набор там был в 1905-м). Таких историй можно насочинять сколько угодно, к тому же тут ещё и тематика... Но у Häussler не так всё и банально.
В «Металлоломе» представили документальноподобные видео и рентгеновские снимки энкаустики La Rosiere. В видео (совместном с Кэтрин Сикот, директором и куратором Elegoa Cultural Productions, Торонто) автор поясняет, как радиография просвечивает энкаустику и всякое такое. В другом видео пара парижских психоаналитиков размышляет о том, что отказ Флоранс заставил Софи скрывать свои эротические работы, рассчитывая, что они будут когда-нибудь обнаружены. Один из них заявил даже, что «половое удовлетворение более доступно через сублимацию, чем через сам половой акт», «sexual satisfaction is more obtainable through sublimation than through the sexual act itself».
И так далее. Тема понятна, а также нарратив, сами работы, обсуждения и проч. радиография. Даже Торонто кстати: статья сообщает, что Häussler (родившаяся в Германии и живущая в Торонто) «отчасти напоминает мультимедийную пионерку Веру Френкель, также иностранку, жившую в Торонто. Та в конце 1970-х изобрела канадского писателя Корнелию Ламсден – для проекта видеозаписи, который также включал в себя фактическую информацию. Подыгрывая склонности мира искусства к открытию художников, о которых забывают, Häussler преуспевает в том, чтобы запутать зрителя в запутанности её фиктивного мира».
Ну, это социальная часть трактовки, публичная – то есть не технологическая. А по технологии можно сообразить, что тема выбрана вполне спекулятивно – мало того, что публике любопытно, так она ещё и помогает ограничить круг работ изобретённого автора. Сложно же за них придумывать разнообразие манер и тем. Но другая сторона проекта любопытнее.
В прошлый раз на Arterritory у меня было о поэзии и арте за пределами объектности. О неких структурах, части которых могут быть выделены, организованы и материализованы как угодно – словами, знаками, картинками. В реализации всё уже перепутается (нематериальный исходник, авторские методы, реальность), результат может быть даже олицетворён. Условным автором может стать даже любой термин, то есть – некая схема оказывается точкой зрения (теорией, методом, чем угодно таким), а от неё уже можно ждать и определённой субъектности. Ну, а человека сделать – совсем просто, что Häussler и демонстрирует. Фиктивный автор вообще мало чем отличается от прочих, а есть и бонус – уместные материальные и прочие обстоятельства ему можно сделать осознанно.
Но это моя точка зрения, а вот её описание проекта на её сайте (иллюстрации к блогу взяты оттуда): «Структура моего проекта, Sophie La Rosière, представляется гибкой и открытой. Это обеспечивает моим сотрудникам возможность мозговой атаки для определения и пересмотра того, чем искусство может быть в современном мире. Рассматривая то, что могло бы быть в прошлом, мы дойдем до признания того, что любая память – синтетическое рассказывание историй. Как надёжно отличить действительность от вымысла и что это „надёжно” означает вообще? Проект захватывает многие слои, понимая податливость материала как длящуюся точку входа в исследование и созидание».
Слои и их взаимопроникновение – не лучшее пояснение. «Сплав» (нематериального исходника, авторских методов, реальности) – тоже не слишком хорошо, термин заимствован, а не надо тут метафор. Но нет пока для метода такого термина, который бы не вызывал побочных ассоциаций. Разумеется, этот гибрид (тоже плохо) и производится. Наверное, «сгусток» – лучше всего. Сгусток из воздуха, автора и того, где этот воздух теперь окружает автора. У Häussler же не живопись фикшн-автора, не его обстоятельства (социально-эротическая подоплёка в том числе), а, да, тот комок, который всё это делает. В пространстве выбирается место, точка, производящая – вполне могущая производить – арт, который там возможен. Как бы есть что-то такое в воздухе... можно выбрать часть и реализовать в сложносочинённом, сложносоставном виде. Получается человек практически из воздуха – не так, что из него возник, но из него сделан в своей основе. И заодно возникает место, которое он фиксирует своим присутствием
И здесь побочная, условно побочная тема. Вот, у Häussler Париж, Монпарнас и т.п. Она конкретно заимствует ресурс. Ресурс богатый, ему не больно, а ей удобно. Всё очевидно: в воздухе над Парижем вся эта семантическая сетка висит почти наглядно. Вроде бы такая штука должна быть у всех городов: преемственность местной культуры, типов сознания, которые возможны в ней. Только не изобрела же Häussler художницу из Торонто. Я сам знаю города, где такой сетки в воздухе нет и долгая культура (она же соотносится с этой сеткой) отсутствует чуть ли не онтологически. Не видно, что она существует как равноправная с камнями субстанция. Построят новый дом, пусть даже в каком-нибудь привычном для данной местности стиле, а он не вписывается, стоит отдельно. Да и не предполагалось, что тут что-то будет продлеваться. Но такие города – это не пустое место, там, в частности, могут быть вполне действующие арт-люди (вот Häussler). Но они вне сетки, её же нет. Это даже и круто, значит – они работают в каких-то других схемах, обустраиваются иначе. Но тут ровно об этих сетях.
Понятно, мне интересна Рига. Тут традиций много, прерванных – в том числе. Схема, прозрачная культура в воздухе присутствует (понятно, не в результате действий культурных и художественных институций). Вот изобрёл бы кто-нибудь рижанина каких-нибудь нетипичных годов... Не так чтобы непременно писателя-художника, как угодно – частное лицо с фиктивными дневниками хотя бы. Разумеется, проще всего из тридцатых годов прошлого века, но это получится романтическая калька – модное такое время. А, например, XVII век? Появляется Густав II Адольф, а кто-то на него смотрит и – что ощущает? Какие у него проблемы, какой взгляд на вещи? В какой логике он живёт, это же явно забытая логика? Ну, тут не о куклах, которые в старом городе выставляют возле кабаков – типа вот наше прошлое, романтическое такое. Нет, это реально существует, где-то тут в воздухе. В каких логиках жили Бротце, Johann Ernst Glück, Игорь Чиннов? Это же всё тут, никуда не делось, его можно материализовать... сгустком из разных слоёв. Не вариант музейных экспозиций на тему «Город и искусство-культура». То есть на эту тему, только она может решаться уже и как-то иначе, нежели в варианте предъявления мумий. Наверное, об этом в следующий раз – когда будет о выставке южнокорейца Oh Se-Yeol'а.
